Колеру пришлось принимать участие в ряде карательных операций, что окончательно отвратило капрала от служения советской власти, но укрепило его авторитет у чекистов настолько, что его перевели в Прагу, куда переехал Совет Народных Комиссаров из Москвы и где было торжественно объявлено о создании Чешской советской республики.
И вот теперь он стоит на посту перед дверью самого могущественного, как ему казалось раньше, человека на земле. Вот только реальность оказалась намного прозаичней, безжалостно рассеяв иллюзии.
Колеру выпало охранять того, кто уже в этом никак не нуждался. Да и сам стал ненужным – за исключением грузина с искалеченной рукою, но с цепким взглядом на изрытом оспою лице и полной, рано увядшей женщины, супруги, вождя никто не посещал.
Наркомы забыли о существовании своего председателя, уделяя все внимание курчавому истеричному «первому маршалу» – Троцкому, что купался в лучах эфемерной славы и своей безжалостностью к явным и мнимым «врагам революции» наводил жуткий страх.
– Сик транзит глория мунди…
Строчки латыни, слышанные в гимназии, непроизвольно всплыли в его голове, вызвав на губах грустную улыбку. Действительно, древние римляне правы – именно так проходит слава земная…
Петербург
– Ну надо же…
Генерал-адъютант Арчегов с шумом выдохнул, потрясенно всматриваясь в большой экран, на котором замерло черно-белое изображение кадра кинохроники. Фильм привез вчера прибывший из Германии военный представитель императора генерал-майор Петров.
Константин Иванович уже посмотрел его несколько раз, ощущая внутри смутное чувство беспокойства. Теперь все встало на свои места – в который раз интуиция не обманула.
– Ты это о чем, друг мой?
Император Михаил Александрович, расположившийся рядом в удобном мягком кресле, щелкнул зажигалкой, раскуривая папиросу, собственноручно набитую им душистым турецким табаком. Привычка – вторая натура, и монарх никак не мог отказаться от османского зелья и перейти, как говорилось в будущем времени, которого уже никогда не будет, на «товары отечественного производителя».
– Ты всмотрись в первого в шеренге офицера, того самого, которому твой «кузен» пожимает руку. Весьма примечательная личность, очень сильно походит на одного нашего общего знакомого, сгинувшего недавно, но перед тем изрядно напакостившего.
– Хм…
Последний российский самодержец, а ныне первый конституционный монарх внимательно просмотрел избитый сюжет, который он видел несколько раз. Кинохроника, как и другие подобные фильмы, снималась операторами в охваченной пламенем гражданской войны Германии и предназначалась для показа всему миру.
В центре событий, как всегда, красовался один-единственный персонаж – бывший кронпринц Фридрих-Вильгельм, радостный, счастливый, еще молодой, сорока лет от роду, ставший два месяца тому назад «де-факто» третьим кайзером возрожденного рейха, под второй частью своего сокращенного имени.
Его отец, прежний кайзер Вильгельм II, сбежавший в Голландию от вспыхнувшей в Берлине в ноябре 1918 года революции, вернуться на имперский престол не мог ни при каком из раскладов, даже самом удачном. Слишком дурная у папаши сложилась репутация в глазах не только союзных стран бывшей Антанты, но и по всему миру.
– Знакомые вроде черты, но вот кто это?
Михаил Александрович недоуменно пожал плечами, пристально всматриваясь в замерший перед ним кадр. Кайзер в сопровождении толстого, как боров, престарелого фельдмаршала Гинденбурга обходил ровную шеренгу офицеров, вручая им награды за бои с красными.
– Такие сюжеты всем давно оскомину набили – то заводы с пароходами, то казармы с окопами, то пленные большевики с лавочниками. «Отец народа» и благодетель, словно и не ходил в потертых брюках. Твой братец переживает сейчас триумф, настоящий звездный час. Пусть пока насладится минутой мировой славы, печалиться позже начнет, когда мы по счетам потребуем!
Михаил Александрович усмехнулся, выслушав ехидные слова друга, – вступивший на германский престол монарх сейчас пользовался поддержкой у большей части немцев, хлебнувших советизации полной ложкой. А потому ликованию бюргеров не было предела, словно вернулись позабытые славные времена «той старой и доброй Германии». Вот только цену этому народному обожанию русский император хорошо знал, как и его генерал-адъютант, которого тоже обуревали похожие мысли.
«Что бы ты делал, кайзер, если бы не наша тайная поддержка, без которой тебя бы Ленин с компанией давно бы съел без соли и без лука. Я на вас ставку сделал и, чего скрывать, не прогадал. Да и раскосые друзья должны не Сибирь терзать, а свой кусок у Китая добывать. И ведь урвут да сжуют молча, не поперхнутся. И тогда будет новый «союз трех императоров», что станет сильным противовесом. Англичане с американцами в проигрыше останутся, если от них еще французов отшатнуть, то вообще выйдет здорово. А ведь деваться им некуда – если Германия с Россией объединятся, им конец – вот и хвост поджали, снова в добрые друзья набиваются – чует кошка, чье мясо съела!»
Арчегов усмехнулся, припомнив рассказ военного атташе графа Игнатьева о беседе с диктатором Фошем – старого маршала прямо затрясло при упоминании большевистского нашествия.
Выводы парижские заправилы вынесли самые серьезные – теперь в любой монархии, даже самой консервативной и отсталой, имелось демократических свобод куда больше, чем в республиканской Франции, которой сейчас социалисты всех мастей сторонились, словно бесы ладана.
– Ты чего задумался, Мики? Узнал их германское благородие или еще размышляешь?!
Михаил очнулся от резкого голоса друга и вгляделся в лицо офицера – молодое, резкое, с угловатыми чертами. Под хищным носом красовались знаменитые на весь мир усы «а-ля кайзер Вильгельм II», вытянутые, с закрученными вверх кончиками. И подбородок волевой, вперед выдвинут – такие офицеры себе цену знают.
«Знакомо, и где-то я его видел?! Нет, такие усатые мне давно не попадались! Хотя если это вильгельмовское украшение с лица убрать, то… Не может быть! Боже мой!»
– Ох, как тебя перекорежило! Со старым дружком нас – наконец то памятку о себе дал, сволота!
Арчегов рассмеялся наигранно, но многообещающе – такой смех сулил очень нехорошие последствия. К агенту Абвера генерал относился как к личному врагу и все время мечтал свести с ним старые счеты. Вот только тот канул без вести, как рыба в мутной воде, и, несмотря на все старания, поиски оказались безуспешными.
Хотя свою роль в неудачном розыске сыграл и тот бардак, что творился сейчас в разоренной Европе, пережившей четырехлетнюю мировую войну и долгое революционное лихолетье. Да и политическая полиция Российской империи, что опять именовалась жандармерией, вкупе с ГРУ и другими полезными для державы силовыми структурами еще были, откровенно говоря, слишком малосильными, проходя тяжкий для любых спецслужб период становления, потихоньку обрастая нужными связями и приращивая по мере финансирования возможности.
– С ним Семен Федотович прямо жаждет встретиться, да и я не прочь за прошлое рассчитаться!
Михаил Александрович заскрипел зубами и машинально сжал кулаки, с надеждой во взгляде посмотрел на генерала:
– Ты же сможешь это дело немедленно провернуть?!
– Все это голые эмоции, Мики, идущие из души и сердца…
Голос Арчегова прозвучал глухо, надтреснуто, словно сожалея о прошлом, том самом, в котором не было преград, враг был врагом, а друг другом.
– Мы должны мыслить только одной практической пользой. Тут дело интересно поворачивается, право слово. Это ведь нам знак подает, мерзавец эдакий, могу свою голову на отсеченье дать, что в одной шеренге с ним стоят офицеры, что при Гитлере вермахтом заправляли. Хоть фильм этот черно-белый, но цвет петлиц как раз Генерального штаба.
Михаил Александрович внимательно всмотрелся в изображение – несколько офицеров походили друг на друга, как цыплята из одного выводка, – в мундирах рейхсвера.
Шестой, полный и представительный, в форме созданных месяц назад германских ВВС, явно выделялся из общей картины, как и седьмой участник этого церемониального награждения – в черном мундире с армейскими погонами, но с петлицами с эмблемами черепа. Восьмой офицер был во флотском кителе, с рядом нашивок на обшлагах.
– Если не ошибаюсь, то летчик есть сам Герман Геринг, я тебе про него рассказывал. «Наци номер два» он уже не будет, ибо нет ни партии, ни фюрера. Сгинул где-то Адольф Гитлер, мать его за ногу да об печку, не быть ему фюрером! А вот мундир ему недавно пошили, и точь-в-точь как в кинофильмах на офицерах люфтваффе. Ты посмотри, Мики, на «черного» – тоже форма панцерваффе, каких сейчас не должно быть! Потому можно не гадать, кто это, – зуб даю, что Хайнц Гудериан, «отец блицкрига»!
Михаил всмотрелся в офицера – молодой, с решительно сжатыми губами, без особой радости на лице, он ждал награждения высшей боевой наградой рейха – голубым крестом «Пур ле мерите». Арчегов продолжал говорить, размышляя вслух:
