– Я вижу, тут нет даже ни одного имени или названия местности.
Пока господин Сантараксита говорил, я продолжала читать. Я могла слушать и читать одновременно – несмотря даже на то, что была женщиной.
– Здесь нет ни расстояний, ни дат. Однако все это может быть вычислено из контекста. Но вот что меня уже удивляет, Дораби, – почему мы всю свою жизнь смертельно боялись этих людей? Эта книга не дает оснований для подобного отношения. Эта книга – об отряде простых людей, которые маршировали туда, куда не хотели, по причинам, которых не понимали, и были абсолютно убеждены в том, что их непонятная миссия продлится всего лишь несколько недель или, самое большее, месяцев. А потом они получат возможность вернуться домой. Но месяцы складывались в годы, годы – в десятилетия. А они по-прежнему ничего толком не понимали.
Книга также наводила на мысль, что нам нужно пересмотреть свое старое представление о том, что в те же самые времена по миру огнем и мечом прошлись Свободные Отряды. Упоминался только один небольшой отряд, вернувшийся за несколько лет до того, как в поход отправился Черный Отряд. И фактически некоторые старшие офицеры Черного Отряда в прошлом по доброй воле служили в этом более раннем отряде, название которого не упоминалось.
– Да, так и есть, – проворчала я. – Мы можем перевести все эти книги и узнать из них множество самых разных вещей, но ни на дюйм не приблизиться к пониманию сути происходившего.
– Это гораздо более захватывающее занятие, чем собрание брадхалока, Дораби, – сказал Сантараксита, Тут впервые подал голос Баладитай.
– Нас тут что, голодом хотят уморить, Дораби?
– Вам не принесли никакой еды?
– Нет.
– Сейчас займусь этим. Не пугайтесь, если услышите, что я ругаюсь. Надеюсь, вы ничего не имеете против рыбы и риса.
Проследив, чтобы их покормили, я на некоторое время уединилась в своем углу. По правде говоря, результаты работы господина Сантаракситы меня немного огорчили. Чем большего ждешь, тем, соответственно, больше и разочарование, когда оказывается, что овчинка не стоила выделки.
39
Меня разбудил Тобо.
– Как ты можешь спать, Дрема?
– Наверно, потому, что я устала. Чего тебе надо?
– Протектор, в конце концов, подняла шум из-за Радиши. Па хочет, чтобы ты сама следила за развитием событий, а не узнавала все из вторых рук.
В этот момент я в полной мере соответствовала своему имени. Мне хотелось одного – растянуться на своем соломенном тюфяке и погрузиться в сны, где не будет места реальной жизни.
Лет этак с четырнадцати я поступала именно так, когда случались какие-нибудь неприятности. Другого способа справиться с ними я не знала. Сейчас мне снилось, что господин Сантараксита, действуя по принципу «кто старое помянет, тому глаз вон», взял меня обратно в библиотеку. Сразу же после того, как мы похоронили Душелова в пятидесятифутовой яме с расплавленным свинцом.
Я подтащила стул и уселась между Сари и Одноглазым, опираясь локтями на стол, наклонившись вперед и пристально глядя на сгусток тумана, где должен был появиться Мурген. Одноглазый ругал Мургена, хотя тот не мог его в данный момент слышать. Я сказала:
– Можно подумать, ты беспокоишься о Гоблине.
– Конечно, я беспокоюсь о Гоблине, Малышка. Коротышка позаимстовавал у меня трансцендентальный локатор, прежде чем отбыть нынче утром. Не говоря уж о том, что он остался мне должен несколько тысяч пэйс за… Короче, он должен мне кучу денег.
Что-то я такого не могла припомнить. Одноглазый всегда был должен всем – это да. Даже когда дела у него шли хорошо. И несколько тысяч пэйс – не бог весть какая сумма. Ведь пэй – это крошечное зернышко строго определенного веса, что позволяет использовать его для оценки самоцветов и драгоценных металлов. Одна северная унция соответствует почти двум тысячам пэйс. Поскольку Одноглазый не пояснил, что он имел в виду, золото или серебро, проще всего предположить, что он подразумевал медные монеты. Другими словами, всего ничего.
И, опять-таки другими словами, он беспокоился о своем лучшем друге, но не мог вот так прямо взять и сказать об этом, потому что на людях ругался с ним на протяжении вот уже долгих ста лет.
Если и существовал такой колдовской инструмент, как трансцендентальный локатор, Одноглазый наверняка изобрел его за час до того, как дать взаймы Гоблину.
– Этот мерзкий маленький гаденыш допрыгается – я просто придушу его, – пробурчал Одноглазый. – Он что, хочет, чтобы я один тащил весь этот воз…– Он замолчал, осознав, что думает вслух.
Мы с Сари обе сделали пометку в уме разузнать потом, что это за «воз». Похоже, они что-то задумали. По секрету от нас. Интересно, интересно…
Мурген материализовался, практически, нос к носу со мной. Он пробормотал:
– У Душелова кончается терпение. Стая ворон только что принесла новости с Семхи. Протектор просто в жутком настроении. Сказала, что, если Радиша не выйдет из своей Комнаты Гнева через две минуты, она сама просто войдет туда.
– Как Гоблин? – нетерпеливо спросил Одноглазый.
– Спрятался, – ответил Мурген. – Ждет, пока солнце взойдет.
Колдунишка наш и не собирался пытаться удрать из Дворца ночью. Душелов опять отпустила на свободу свои Тени, просто чтобы наказать Таглиос за то, что он так досаждает ей. Мы расставили наобум несколько ловушек, но я не рассчитывала поймать кого-нибудь. Не может же все время везти в одном и том же?
У Гоблина был с собой амулет, отпугивающий Теней, который сохранился еще со времен войны с Хозяевами Теней, но неизвестно, будет ли от него хоть какой-то толк. Несмотря на всю нашу изворотливость и предусмотрительность, никто ни разу не опробовал эти амулеты на настоящих Тенях.
Все продумать невозможно.
Но нужно хотя бы стараться.
Один из княжеских охранников попытался остановить Протектора, когда ее терпение кончилось и она отправилась вытаскивать Радишу из ее уединения. Он рухнул, не издав ни звука, сваленный наземь случайным прикосновением. Со временем он придет в себя. В тот момент Протектор еще не пылала жаждой мести.
Она ворвалась в Комнату Гнева, просто разнеся дверь на куски. И взвыла от разочарования еще до того, как эти куски закончили свое падение.
– Где она?
Душелов была в такой ярости, что присутствующие содрогнулись от ужаса.
Камергер, сложившись в поклоне почти вдвое и продолжая неуклюже опускаться все ниже и ниже, жалобно проскулил:
– Она была там, Ваше Величество!
Кто-то упорно твердил:
– Мы не видели, чтобы она выходила оттуда. Она должна находиться внутри.
Откуда-то издалека, точно эхо, почти как из другого пространства и времени, донесся короткий, выразительный смешок.
Душелов медленно обернулась, ее пристальный, злобный взгляд готов был сразить любого, точно копье.
– Подойдите ближе. Повторите, что вы сказали. В ее голосе ощущалась непреодолимая сила, он наводил ужас, вызывал озноб. Она пристально вглядывалась в глаза стоящих перед ней, охваченных таким страхом, что он позволял проникнуть в самую глубину их душ, прочесть все самые потаенные секреты.
Никто из людей Радиши не изменил своих показаний.
– Вон отсюда! Вон из этих апартаментов! Здесь что-то произошло. Я хочу, чтобы ничто не отвлекало меня. Я хочу, чтобы никто не беспокоил меня.
Она снова повернулась, медленно, пустив в ход все свое колдовское чутье, пытаясь почувствовать, что тут произошло. Это оказалось труднее, чем она предполагала. Сказывалось слишком долгое бездельничанье и отсутствие практики. Короче говоря, она была не в форме.
Снова зазвучал отдаленный смех, на этот раз уже ближе.
– Ты! – закричала Душелов на толстую женщину, одну из домоправительниц. – Что ты только что сделала?
– Мэм? – с трудом прокаркала Нарита, чувствуя, что еще немного, и от страха она сделает лужу не сходя с места.
– Ты запихнула что-то в левый рукав. Что-то с алтаря. – Единственная белая свеча, уже почти истаявшая, все еще освещала небольшую гробницу предков. – Подойди сюда. – Душелов протянула затянутую в перчатку руку.
Нарита была не в силах сопротивляться. Она шагнула навстречу этой жуткой женщине, такой по-своему эффектной и злобно женственной в обтягивающем ее кожаном костюме. Гадкая, как ей удается поддерживать свое тело в такой форме? Нарита ненавидела ее за это.
– Давай!
Нарита неохотно вытащила из рукава Чангеша. И забормотала что-то совершенно невразумительное, не отдавая себе отчета в том, что пытаться скрывать Чангеша бесполезно, потому что Протектор уже заметила его.
Душелов внимательно вгляделась в маленькую глиняную статуэтку.
– Уборщица. Эта штука принадлежит уборщице. Где она?
Вдали снова прозвучал издевательский смешок.
– Она поденная работница, мэм. Приходит сюда из города.
– Где она живет?
– Не знаю, мэм. И не думаю, что кто-нибудь знает. Никто никогда не интересовался. Какое это имеет значение? Служанки наперебой забубнили:
