— К востоку от лагеря протекает большая река. Куда она впадает?
— Не знаем. В ней плохая вода. Отравленная. Черная. Пятна маслянистые, полосы цветные.
— Ладно. Давайте ужинать и спать.
Три дня мы провели у озера. В первый же вечер по моим рисункам были вырезаны шахматные фигуры и изготовлена доска. Я научил участников экспедиции играть в шахматы. Игра им понравилась. Каждый с нетерпением ждал своей очереди. Спали совсем мало, играли. Днем работали. Составили первую топографическую карту. Нашли месторождения вольфрамита и кварца. С плота сделали промер глубин озера, выловили несколько подводных обитателей, похожих на моллюсков, но рыбы, действительно, не было.
У берегов в изобилии росли кустарники с твердыми белыми ягодами. Попробовав их, я убедился, что это готовое тесто. Чистейшая пшеница. Хлеб. Поистине благодатная планета! Я велел набрать мешок ягод, и сразу в лагерь. Шахматную фигуру взяли с собой.
Квинт меня порадовал. По его просьбе великаны сходили на реку и принесли бак отравленной воды. Она была покрыта черными маслянистыми пятнами нефти. Кроме того, он показал мне сотканный кусок ткани, правда, грубой, но для начала неплохой. Квинт не очень-то удивился коню и распорядился поставить его на видном месте.
Для защиты от ящеров я приготовил жидкость, запах которой отпугивал хищников. Смазав тело этой жидкостью, можно было смело гулять по полю: ящер ближе, чем на сорок метров не подойдет.
После этого мы решили покинуть Филоквинт, считая, что больше наша помощь не потребуется. Мы и так им дали больше, чем хотели. Пусть у них кроме сырья пока ничего нет, но зато есть какие-то знания, им дан хороший толчок и, главное, — цель. Нет, не встанут они на четвереньки! Они люди, человечество. Я мог гордиться этим. И до сих пор горжусь! И всегда буду гордиться! Это не хвастовство.
Конечно, филоквинтцы сделали попытку уговорить нас остаться. На переговоры прибыла целая делегация во главе с Фарой.
— Как? Уже? Так быстро? Чем мы провинились?
— Дорогие мои филы и квинтцы! — сказал Квинт. — Ничем вы не провинились. Вы славные парни! Но у вас свои задачи, у нас свои. Все! Я так сказал, Фил?
— Так.
Больше настаивать они не посмели. Такого грандиозного шествия планета никогда не видела. Несмотря на наши протесты, все население лагеря, предварительно смазав себя отпугивающим ядом, провожало нас. В лагере не осталось даже грудных детей — женщины несли их на руках.
Еще издали все увидели приближающегося ящера. Такого обилия пищи ему наверно и во сне не снилось. Он торопился и будь у него разум — удивился бы, почему жертвы не разбегаются. Филоквинтцы, особенно женщины и дети, пришли в замешательство. Инстинкт оказался сильнее веры в отпугивающий яд. Но чем ближе приближался ящер, тем больше замедлял он свой бег. И, наконец, остановился, подняв рев. При виде пищи, до которой неведомая сила не давала ему добраться, его охватывала ярость. Дважды он пробовал броситься на нас и дважды с открытой пастью, рыча, как добрая сотня львов, отскакивал в сторону. Видя это, филоквинтцы успокоились. Мужчины посмеивались, ребятишки высовывали языки, а он бесновался, рычал и сопровождал нас до того леса, где мы с Квинтом оставили свою кабину.
Наступила минута прощания. Вдруг из толпы вышла девушка и, нагнувшись, протянула нам поднос с горячими маленькими пирожками, испеченными из теста белых ягод.
— Примите это земное блюдо, ваше любимое кушанье.
— Аппетитное подношение, — растрогался Квинт и взял поднос. — Пахучие они и свежие.
Чтобы не обидеть великанов, мы съели по пирожку. Глаза у наших друзей подозрительно блестели. А у Фары по щекам текли слезы, и он даже не смахивал их.
Трудно расставаться! Я не стал говорить прощальных речей, я просто сказал:
— Будьте счастливы!
Квинт не мог удержаться, чтобы еще раз не напомнить:
— Нажимайте на тяжелую индустрию. Учитесь, открывайте. Ждем в гости.
Глава четырнадцатая
Хроноскоп включен. Над Бейгером. Квинтопертпраптех. Профессор гневается. В средневековье. Квинт падает на камни. Молодцы, кремняки.Планета медленно уплывала из-под кабины.
— Где следующая остановка? — спросил Квинт.
— Хватит! Путь только начат, а мы уже успели два раза остановиться. Теперь вперед и вперед.
С этими словами я нажал кнопку. Луч подхватил кабину. Несколько секунд полета, и Филоквинт превратился в спокойно сияющую белую точку.
Прежде чем уйти в третий временной пояс, мы стали наводить в кабине порядок. Давно мы в ней не были.
Убирая с крышки ящика, где лежали два баллончика, лишние предметы, я взял плоскую склянку, куда были закупорены насекомые, эти кремняки с Амяка Сириуса, и обратил внимание, что они расположились на дне не хаотично, а соблюдая какой-то порядок. Похоже на циферблат часов. Десятка два кремняков на равном расстоянии друг от друга образовали окружность, а остальные — две неравные стрелки: часовую и минутную. Я посмотрел на часы. Было семь минут четвертого, что соответствовало углу между стрелками около пятидесяти градусов. Такой же угол стрелками образовали кремняки. Что это, совпадение?
Я позвал Квинта.
— У, — сказал он. — Букашки ожили. Построились. Дай-ка я встряхну их.
— Ты бы все встряхивал. Непростые это букашки. Подождем немножко.
Медленно ползла минутная стрелка часов. Угол между стрелками все увеличивался. С такой же скоростью он увеличивался и на циферблате кремняков.
— У, — опять сказал Квинт, — они что-то понимают.
— Или просто копируют. Сейчас проверим.
Я передвинул большую стрелку на цифру шесть. Маленькая соответственно встала между четверкой и пятеркой. Кремняки молниеносно повторили этот ход.
— Вот так букашки, — пропел Квинт.
Я взял блокнот, печатными буквами вывел свое имя и показал написанное насекомым. Они перестроились…
— Фил, — прочитал вслух Квинт. — Но букашки неграмотные.
— Мне кажется, они хотят привлечь наше внимание.
— Раз хотят, значит у них есть разум.
— Не знаю. Вряд ли.
— На экспертизу их.
— Никаких экспертиз. Думаю, что кремняки состоят из чистых полупроводников. В процессе эволюции у них возник микромодуль — это сопротивления, конденсаторы, катушки индуктивности и прочие микроэлементы. Сверхтонкая изоляционная пленка — это электронная схема. Мозга у кремняков не может быть. Это просто самосовершенствующееся электронное устройство. Природе лучше знать, для чего она их создала. У нее причуд хватает. Понять кремняков мы, видимо, не сможем. Но они, возможно, «поняли», что мы тоже являемся саморегулирующейся системой.
Квинт откупорил склянку.
— Ну и букашки. Попробую поговорить.
— В наших условиях искать с ними контакт бесполезно. Займемся ими на Земле. Не будем разбрасываться.
Мы зашли в третий временной пояс. Звезды стремительно проносились мимо нас. Простым глазом они с Земли невидимы. Не осталось ни одного знакомого созвездия. Мы в один голос быстро отсчитывали десятилетия: раз, два… Через триста лет вернулись к стенке и проверили готовность приемника изображений хроноскопа.
— Ну, Квинт, будем обгонять свет. Мы уже достаточно далеко, чтобы прочертить гигантскую дугу. Пора!
— Нулями не станем?
— А нам сам нуль не позволит. Нуль-пространство.
Я включил реле времени, рассчитанное на двенадцать минут работы электронного устройства, позволяющего изменять угол наклона иразера. Нити тяготения за это время повернули его на семь градусов. Ох, и скорость же у нас была! Ее и скоростью-то не назовешь. Это было невесть что. А мы сидим, беседуем. Тишина. Покой. Звезд нет, а какая-то прыгающая серебристая паутина.
Заложив программу в хроноскоп, я включил его. Излучившиеся когда-то с Земли световые волны сконцентрировались в пространстве вокруг кабины. Я знал, что увиденная картина будет объемной, и все же она поразила меня своей реалистичностью. Я замедлил скорость. Мы словно повисли над поверхностью реальной Земли на высоте двухсот метров. Полная иллюзия настоящего. Объем, свет, цвет, солнышко родное, но оно не согревало нас своими лучами, запахи не щекотали наши ноздри, ветерок не освежал наши лица. А так все живое, действительное, будто мы находимся в корзине воздушного шара. Внизу степи, переходящие в полустепи. Мы видели землю такой, какой она была за три с лишним года до нашего отлета.
— Нет, ты только погляди, Фил, — воскликнул Квинт, показывая на табун лошадей, — идут задом наперед.
Действительно, идут задом. Причем изрытая копытами земля находилась за хвостами лошадей и, наступая на свои же следы, табун тем не менее не оставлял их впереди себя. Получалось, что сначала появились следы, а потом по ним пошли лошади.
— Почему они так? — тормошил меня Квинт. — Что за массовое отступление?
