— Знакомые места? — спросил я.
— Не приходилось бывать. Не успел еще возглавить боевой поход.
Мы шныряли туда-сюда, пока Квинт не крикнул:
— Вижу!
Он показал на приземистое сооружение, с многочисленными молочного цвета колоннами и весь затрепетал от радостного возбуждения. Однако скоро его пыл охладился и он выразил сомнение.
— А мой ли дворец? Похоже, но… Той голубой пристройки не было и этого неказистого строения тоже. И сад не тот.
— Прилетели поздновато, — ответил я. — Тебя уже убили. Мы можем ошибиться лет на тридцать в ту или другую сторону, тем более что не знаем точно года твоей смерти. Но в наших силах исправить это. Заглянем-ка на пару минут в пятый временной пояс.
На сей раз мы вышли рановато: дворец еще не строился, Квинт не родился. Пришлось подождать и только на третий раз мы вышли удачно.
Близ дворца шло строительство канала. Сотни голых изможденных рабов, подхлестываемых надсмотрщиками, как автоматы, ритмично взмахивали кирками.
Желтая пыль садилась на их потные тела. Поодаль большая группа рабов волоком тащила по песку огромную каменную плиту. Спотыкавшиеся и падающие получали безжалостные удары плоскими бичами.
Я исподлобья посмотрел на Квинта. Он отвернулся, вздохнул, потом засопел и, наконец, выдавил:
— Я же перевоспитался. Как Ужжаз. Когда это было.
— Для тебя строят.
— Для меня. Взбрело в голову тогда. Давай лучше ближе к дворцу. Скоро должны меня, деспота, убить.
У главных колонн в окружении нескольких пожилых египтян, видимо, советников и жрецов, гордо стоял фараон Квинтопертпраптех, мой Квинт. Я сразу узнал его. Полупрозрачная золотая кисея охватывала его талию. Он сказал что-то одному из стариков. Последний воздел руки к небу и в сопровождении двух воинов удалился.
— Казначей мой, — сказал Квинт. — Старый плут и мошенник, не доверял я ему.
Мы «опустились» рядом с фараоном.
— Видишь, какой я был. Владыкой себя считал. Злодей форменный. Изменился ли я?
— Внешне нет. Но ты изменился внутренне. Это главное.
— А это Кобхт и Хирам. Телохранители. Ни на шаг не отставали от меня, — он показал на двух молодых египтян одного с ним возраста. Они были на голову выше его.
— Сейчас я должен прогнать этих прихвостней жрецов и пойти смотреть танцовщиц.
Главный зал дворца с приходом фараона ожил. Откуда-то выпорхнули танцовщицы. Квинтопертпраптех мрачно смотрел их плавный танец. Потом вдруг неопределенно махнул рукой. Танцовщицы исчезли.
— Последние минуты живу, — прошептал Квинт.
Он от волнения побелел.
Фараон вышел в сад. Кобхт и Хирам, как тени, сопровождали его.
Среди цветущих клумб в каком-то оцепенении сидела молоденькая девушка, почти девочка. На ней была одна черная с блестками накидка. При виде фараона она вздрогнула, но тут же заставила себя улыбнуться и пошла навстречу. Фараон тоже обнажил в улыбке все тридцать два зуба и дал знак телохранителям удалиться. Они остановились в тени густого неизвестной мне породы дерева.
Девушка продолжала улыбаться, но улыбка была, как мне показалось, вынужденной, фальшивой.
— Это Винтоса, — прерывающимся голосом пояснил Квинт. — Прелестная пленница.
— Хорошенькая, — согласился я.
Пленница о чем-то страстно заговорила, обратив взор к небу. Слушая ее, фараон тоже запрокинул голову вверх, и в это мгновение в руках пленницы сверкнул тонкий кинжал, и она молниеносно снизу вверх вонзила его в горло фараона.
— Молодчина, Винтоса! — вскрикнул Квинт. — Так его, деспота!
Винтоса бросилась бежать. Предсмертный хрип фараона услышали телохранители. Прелестная пленница была схвачена.
У Квинта наступила реакция. Он обмяк.
— Заговор. Определенно. Не могу видеть обряд собственного мумифицирования. Подальше, подальше отсюда, Фил. Сейчас плакальщиц созовут.
Я хмыкнул и выключил хроноскоп.
— Подальше, говоришь! Зачем? Если у той звезды есть планета, мы на ней остановимся. А пока закончим аппарат профессора.
Вопреки ожиданию мы собрали его быстро и я даже усомнился, правильно ли? Проверил — все в норме. Вставив в блок питания брусок фотонита с резонатором, я повернул тумблер «вкл.». Послышалось гудение. Квинт со знающим видом приставил к корпусу ухо. Раздался оглушительный треск. Я отдернул руку. Квинт сожмурился, но уха не отнял. Стерпел. Кабину наполнил желтоватый туман, в точности такой, какой был в лаборатории Бейгера в момент его исчезновения. К плечу моему кто-то прикоснулся. Я повернул голову. Рядом со мной стоял живой профессор Бейгер в своей меховой шапчонке. Рука его лежала на тумблере «вкл.». Он нахмурился, недовольно скривил одну щеку и сердито посмотрел на меня:
— Я же сказал, Фил, прошу без посторонних.
Он думал, что все еще находится среди своих аппаратов и вторично выпроваживал меня из лаборатории. Скажу честно, я растерянно хлопал глазами. Не ожидал.
— В аппарате посторонних шумов нет, — откликнулся Квинт.
— Возмутительно! — увидев Квинта, гаркнул профессор. — Кто вы такой?! Что вам здесь надо?! Вон!!
— О, здравствуйте, дорогой профессор, — искренне обрадовался Квинт. — Вы уже здесь! Вот видите, и спасли вас.
— Да вы… Да что это такое? — профессор обвел испуганным взглядом кабину.
— Как что? — дернул плечом Квинт. — А разве плохо? Да вы, похоже, не рады трехмерному миру. Неужели в том лучше? Скажите правду. Я очень любознателен.
— Профессор, — спросил я, — когда вы в лаборатории включили такой же аппарат, вы ничего не почувствовали?
— Меня будто током дернуло. А вам что до этого?
— Вас так дернуло, — вмешался Квинт, — что вы распухли во вселенной. Пришлось вас сжимать.
— Поймите, профессор, — сказал я. — Вы допустили ошибку, и сами того не замечая, попали в четвертое измерение. Мы отдали много сил и труда, чтобы вызволить вас оттуда.
— Что за ересь вы несете? А впрочем это и не удивительно. Но что значит вся эта обстановка?
— Мы в космосе. С ближайшей планеты отправляемся на Землю. Убедитесь.
Я отдернул занавеску. Профессор обвел взглядом немигающие точки звезд и косо посмотрел на меня:
— Что вы мне голову морочите? Возмутительно! Иллюзион устроили. И когда успели? Позовите Марлиса.
— Марлис на Земле. Я не шучу, профессор. Мы уже побывали на девятой планете Ригеля, на ПНЗ. Мы нашли там коня, шахматную фигуру. Вы прекрасно знаете о ней.
— Откуда вам это известно? Подслушиваете мои мысли? Шпионите? Довольно! Так кто вы такой? — обратился он к Квинту. — Ма-а-р-ш отсюда!
— Я не привык, чтобы на меня кричали, — возмутился Квинт. — Одному Филу это дозволено. Отблагодарили! Сядьте и… это, не лезьте в бутылку.
— Сверх всякой меры, — возмущенно процедил профессор. — Какой наглец! — и, ударив кулаком по поворотному устройству так, что слетела крышка пульта управления, он нервно вцепился в него пальцами.
— Успокойтесь, — сказал я. — Выслушайте меня.
Бейгер не стал слушать. Что-то надумав, он, размахивая руками, направился через центр кабины к противоположной стенке.
— Стойте! — крикнул Квинт. — Идите вдоль стенки. В центре время равно нулю. Там его нет.
В центре профессор застыл с поднятой ногой. Он может стоять так целую вечность, пока его оттуда не вытащишь.
— Ладно, — сказал я. — Пусть там стоит, негодует и думает, что идет к стенке. Его сейчас не убедишь. Упрямый. Подождем возвращения на Землю.
Я подошел к поворотному устройству, чтобы закрыть крышкой пульт управления, Ох! Что профессор наделал! Он повернул иразер на двадцать шесть градусов. Куда нас занесло? Я отдернул шторку.
Мы находились в межгалактическом пространстве.
Знаменитая туманность Андромеды, эта гигантская звездная система, почти точная копия нашей галактики, лишь в полтора раза превышающая ее по размерам, висела перед нами. С противоположной стороны светилась наша родная, милая сердцу галактика. Где-то там, на ее окраинах, в одной из спиральных ветвей светит Солнце, неприметная рядовая звездочка, там плывет Земля, бурлит жизнь. Сколько прошло лет? Каких вершин знаний достиг человек? Как там наш дорогой Ужжаз?
Рядом с галактикой застыли Магеллановы облака.
Глаз видит меньше звезд на небе Земли, чем галактик из межгалактического пространства. Их бесчисленное множество.
И тут на нас напала тоска мучительная, ноющая, безудержная тоска по Земле. Она тянула к себе и звала. Было выше человеческих сил не откликнуться на ее зов. Только отсюда и чувствуешь глубину и бесконечность пространства.
Познав глубину мироздания, мозг бунтует и твердит одно: на Землю, домой. Вот она — космическая психология! А я ей уделял меньше всего внимания.
Нам так или иначе нужно было лететь в туманность Андромеды.
Межгалактический перелет — занятие скучное и однообразное. Стоит ли говорить, что мы перешли в первый временной пояс и только этим спаслись от психического расстройства. Тоска по Земле была так велика, что заглушила интерес к чужой галактике. У самой крайней звезды была обнаружена единственная планета, покрытая километровым слоем льда. Мы не раздумывая опустились на нее и сразу же, облачившись в скафандры, не обращая внимания на какие-то блуждающие тени, очертя голову бросились устанавливать иразер. Скорей, скорей! На этой планете мы не бездействовали ни одной секунды и, даже не отдохнув, стартовали обратно. А профессор так и стоял с поднятой ногой в центре кабины. Он все еще шагал к стенке.
