На бегу, забыв удивиться, что Бродячий мостик сегодня почему-то такой длинный, Лиза пожалела лишь, что тетрадка с Пушкиным осталась во дворце. Записать бы стишок, а то вдруг забудется?
Но стишок стучал в голове как заведенный, и в такт ему нетерпеливо прыгал в кармане клубок, и теперь Лиза была уверена, что не растеряет ни строчки. «Ай да я!» — гордо подумала она и даже засмеялась, но в тот же миг закашлялась, потому что вместо теплого тумана в горло хлынул студеный воздух, в лицо ударил ветер с колючим снегом, и у Лизы перехватило дыхание.
Впереди сквозь завесу падающего снега проступал Петербург. Вот уже замаячили знакомые дома и огни светофоров. Лиза выскочила с Мостика на набережную Карповки и с ужасом обнаружила, что на той стороне к переходу, прихрамывая и пригибаясь от сильного ветра, приближается Лева.
Точно, он же с самого утра ушел в Питер по хранительским делам.
Вот незадача!
Лиза заметалась, но было уже поздно. Она еле успела запихнуть клубок поглубже в карман и для надежности застегнуть карман на молнию, как Лева увидел ее и помахал рукой. Тут как раз зажегся зеленый. Деваться было некуда.
— Куда это ты? — строго спросил Лева, окинув пристальным взглядом Лизину теплую экипировку и футляр с волшебной скрипкой.
Сейчас начнется, с тоской подумала Лиза, пряча скрипку за спину. Сейчас Лева будет докапываться до правды. Сейчас заметит, что с собой у Лизы не обычная скрипка, а волшебная — у скрипок разные футляры, а Лева наблюдательный. Как же увильнуть от вопросов? А вот как! Он ведь наверняка не знает, что Бабушку выписали и Лиза должна ее встречать.
— У меня… у меня внеочередной урок… — твердо сказала Лиза. — Леонид Маркович назначил, потому что в среду он не сможет.
— В такую погоду на урок? — усомнился Лева, смахивая снег с очков и шапки.
Лиза отплюнулась от пригоршни снега, которую ветер бросил ей в лицо. Да, и правда, настоящая метель.
— Ты бегаешь по своим делам, а я — по своим! — веско заявила она, приплясывая на месте и ежась от холодного ветра. — Не у тебя одного важные дела!
— Давай-ка я тебя провожу, — Лева зашел Лизе за спину и попытался забрать скрипичный футляр. — Не надо одной в пургу разгуливать.
— Нет, спасибо! — крутанувшись волчком, отказалась Лиза.
— Уверена? — подозрительно спросил Лева, явно почуяв неладное — ведь в мирных условиях он частенько провожал Лизу на уроки или встречал с них.
Лиза пришла в ужас: если Лева все-таки напросится ее провожать, все пропало! При нем клубочек не запустишь, и вообще, делиться с ним блестящими идеями неохота. Она вдруг вспомнила про открытие Инго и торопливо добавила: — Иди-иди, у Инго там такие новости про Черный замок — обалдеешь! Без тебя не разберутся! Ты, наверно, и так уже устал, иди лучше во дворец, а то замерзнешь, простудишься…
В сущности, я ведь не вру, подумала Лиза. Новости есть? Есть. Леве нужно быть в курсе? Нужно.
— Спасибо, конечно, за заботу о моем здоровье, я уже гораздо лучше, — Лева слегка растерялся.
Загорелся зеленый свет.
— Я скоро, — сказала Лиза, в глубине души совсем не уверенная в своих словах. — Так и передай.
Перебежав улицу, она посмотрела на другую сторону. Над Карповкой таял туман, и Лева уже пропал из виду. Вот и хорошо.
Она выудила из кармана клубок.
Отлично, вот пусть Лева скажет всем во дворце, что она ушла на урок. Авось поверят… Главное — выиграть время.
Лизу вдруг окатило волной паники: а вдруг стишок забылся? Но нет, коротенькие строчки послушно выпрыгнули на язык и, как только она пробормотала первые, клубок резво сиганул вперед, точно такса, почуявшая лису.
Катись-катись, клубочек,Веди меня, дружочекТы к цели прямиком,Петляй не слишком много,Прямой спеши дорогойИ не беги бегом.
Ты отыщи скорее —Что мне всего нужнее,Что мне всего важнее,Спасибо я скажу.И нафталина горыОт моли — от обжорыВ награду предложу.
Прошу: не зная броду,со мной не суйся в воду,А также к тигру в пасть.Смотри, чтоб по дорогеНе поломать мне ноги,Не сгинуть, не пропасть.
Мне трудности не новы,Я за тобой готоваПройти весь белый свет.Стишок мой неуклюжий,Но ты мне очень нужен.И я же не поэт!
Лиза заторопилась за клубком. Она надеялась, что согреется на бегу, но не тут-то было. Бежать приходилось против ветра, а ветер был такой пронизывающий, что Лизе казалось, будто она выскочила на улицу без пуховика. Мороз еще с утра распугал по чердакам нахохлившихся птиц и загнал в подвалы обезумевших от холода крыс. А теперь сжимал в своих ледяных ладонях деревья, будто пробовал, треснут или нет. Он водил пальцами по оконным стеклам — вот, мол, ничего вы не увидите, жители города, только мои причудливые узоры, сизое серебро, холодные завитушки. Он заглушал моторы машин, не давая им завестись, и поэтому на улицах было непривычно пустынно. А на редких прохожих он накидывался, жалил тысячами иголочек, гнал с улиц прочь, жег щеки, сыпал за шиворот и швырял в лицо снег, и люди торопливо хлопали дверями парадных, прятались по домам.
И только рыжая девочка не сдавалась и бежала, бежала вперед вопреки морозу и пурге. Она уткнула конопатый нос в шарф, но все равно от каждого вдоха ей обдирало горло, а от ледяного ветра у нее смерзались ресницы и слезы выступали на глазах, и все-таки она бежала и бежала, прижимая к себе скрипичный футляр и что-то безостановочно бормоча…
Лиза не сводила с клубка глаз, чтобы не потерять его из виду, но все-таки вскоре заметила, что он водит ее кругами и что они уже трижды обежали один и тот же квартал в районе улицы Бармалеева…
Почему они застряли на Петроградской стороне? На Петроградской, которую Лиза знала вдоль и поперек!
Неужели даже со стишком чары все равно действуют криво?!
Лиза надвинула капюшон на нос, чтобы метель не хлестала в лицо, и забормотала с удвоенным жаром. Клубок еще покрутился и попетлял возле какого-то скверика, а потом неожиданно ринулся вперед. В снежной пелене мимо размытыми кометами, огненными лентами и ниточками летели светофоры и рекламы и смазанные надписи на вывесках. Редких прохожих было даже не различить. Небо над домами стремительно темнело. Один раз над головой у Лизы возникли из снежной мглы обычные уличные часы, и стрелки на них неслись вперед с бешеной скоростью, а через секунду и часы, и дом, на котором они висели, остались далеко позади. Лиза выпростала из-под рукава свои часики — и на них стрелки тоже мчались вперед.
Наконец Лиза догадалась, что происходит: клубок просто прокручивает время, затраченное на поиски, будто на ускоренной перемотке. Мне-то кажется, будто прошел от силы час, а на самом деле уже наступил вечер!
Лизины ноги сами несли ее вперед. Кажется, раз или два она вслед за неутомимым клубочком промчалась сквозь стену, но даже не оцарапалась, только крепче вцепилась в скрипичный футляр, испугавшись за инструмент.
И когда Лизе показалось, что бежать быстрее уже невозможно, клубочек вдруг стремглав затормозил и даже откатился назад. Потом юркнул и спрятался за Лизиным ботинком.
— Ты чего? — едва дыша от усталости, просипела она, наклонившись к клубку.
Потом подняла голову, поправила сползавшую на нос шапку, да так и замерла.
Лиза стояла на улице Льва Толстого, там, где раньше были рельсы и ходил ее любимый трамвайчик, возивший крошечную Лизу и Бабушку прямиком на Крестовский остров, в Приморский парк, кормить лебедей.
Уже совсем стемнело, ветер стих, но снег валил стеной. Прямо перед Лизой, за однообразным металлическим забором, тянулись в небо заснеженные ветки — там толпились деревья больничного сада, а за ними должны были светиться бессонными огнями и сами окна больницы.
Но ничего подобного за оградой не было.
За ней, нависая над деревьями, высился Черный замок. Его было отчетливо видно даже сквозь снегопад.
Он был такой огромный, что вершины его бесформенных, как оплывшие свечи, башен упирались в небо. Лизе даже показалось, будто она видит его не целиком, а лишь какую-то часть, выступающую из мрака, будто бок гигантского корабля-броненосца с бойницами и люками. Замок темно блестел, как пролитый мазут, и уличные огни в нем даже не отражались — он пожирал и гасил любой свет. Он, наоборот, точно источал тьму, и, казалось, от него во все стороны так и расползается скользкая мгла.
Лиза попятилась и выставила перед собой скрипичный футляр — как щит. Ужасно захотелось зажать уши. Она знала — сейчас весь воздух заполнит невыносимый низкий гул, который неизменно сопровождал появление замка, и голова начнет раскалываться, и дышать станет нечем, и думать станет невозможно.
