— Надписи на книгах подобны надписям надгробных памятников, — презрительно заметила Алиса. — В сущности они не имеют никакого значения.
— Я очень рад, что у этих людей нет больше предлога ходить в Уилстокен. Большим несчастьем было, что Лидия познакомилась с одним из них.
— Вы уже говорили об этом много раз, — вызывающе произнесла Алиса. — Можно подумать, что вы завидуете бедному боксеру.
Люциан покраснел до корней волос. Алиса затрепетала от своей смелости, но не опустила глаз.
— Поистине, это слишком нелепое предположение, — сказал он, скрывая смущение под беззаботным видом, совершенно чуждым его обычным манерам. — В чем я могу завидовать ему, мисс Гофф?
— Это лучше всего известно вам самим.
Люциан понял, что в Алисе произошла какая-то перемена и что в разговорах с ней он потерял под ногами почву. Его оскорбленное самолюбие в этот миг вытравило, подобно едкой кислоте, прежнее впечатление о ней, как о хорошо воспитанной и достойной уважения молодой женщине. Перед ним была избалованная красавица. И так как ему вообще нравились не те женщины, поведение которых соответствовало его мнению о благопристойности, эта перемена была далеко не к худшему для Алисы. Он не мог простить ей только последнего замечания, хотя постарался не дать ей заметить, как больно оно укололо его.
— Я боюсь, что буду представлять собой очень жалкую фигуру при встрече со своим соперником, — сказал он, улыбаясь.
— Вызовите его на дуэль и застрелите его, — весело произнесла Алиса. — Весьма вероятно, что он не умеет обращаться с пистолетом.
Он опять улыбнулся; но если бы Алиса знала, насколько серьезно он обдумывал ее предложение, пока не отбросил его, как неподходящее. Пустить пулю в Кэшеля являлось для него скорее роскошью, которую он не мог позволить себе, чем преступлением. Алиса же была вполне удовлетворена тем, что с этим Уэббером, на которого она потратила так много незаслуженного уважения, можно обращаться столь же небрежно, как с поклонниками в Уилстокене.
— Странно, — произнесла она, подражая задумчивой манере Лидии, что такой обыкновенный человек оказался привлекательным для Лидии. И это вовсе не оттого, что он изящен. Ее ни на минуту не интересует эта сторона. Я думаю, что она не посмотрела бы лишний раз даже на самого красивого человека в Лондоне, до такой степени ей важна в человеке только его духовная суть. И все-таки она находила удовольствие в разговорах с ним.
— О, это ошибка! Лидия заставляет думать, что она глубоко интересуется человеком, с которым ей случайно пришлось разговаривать; но это только манера. Под ней ровно ничего не кроется.
— Я хорошо знаю эту ее черту. Но здесь было совсем другое.
Люциан с упреком покачал головой. — Я не могу шутить в таких серьезных делах, — сказал он, решив сделать попытку восстановить свое достоинство в глазах Алисы. — Я думаю, мисс Гофф, что вы едва ли понимаете, насколько нелепо подобное предположение. В Европе мало найдется знатных людей, с которыми моя кузина не была бы лично знакома. Очень молодая девушка, которая еще мало знает свет, могла быть обманута внешностью такого человека, как Байрон. Женщина привыкшая к обществу, не может сделать такой ошибки. Нет сомнения, что вульгарность и неуклюжие любезности этого человека забавляли ее некоторое время, однако…
— Но почему же тогда она пригласила его посещать ее «пятницы»?
— Это не что иное, как простая любезность с ее стороны. Простая благодарность за то, что он помог ей выпутаться из затруднительного положения.
— В таком случае, она могла бы равным образом пригласить и полисмена навещать ее. Я не могу поверить, чтобы это была только любезность.
Люциан в эту минуту ненавидел Алису.
— Мне очень жаль, что вы считаете подобную вещь возможной, — произнес он. — Не сделать ли нам еще один тур вальса?
Алисе трудно было вынести намек на то, что она еще недостаточно понимает светскую жизнь и не видит пропасти между Лидией и Кэшелем.
— Конечно, я понимаю, что это невозможно, — возразила она. — Но я подозревала здесь совсем другую причину.
Люциан, не смея вывести из ее слов, что именно имелось в виду, думал найти выход из неприятного разговора в вальсировании. Но во время вальса она посоветовала ему взять несколько уроков танцев у одной учительницы, искусной в обучении джентльменов тому, что называют изящной манерой танцевать. Эта выходка внесла в их беседу такой холод, что Алиса, боясь, чтобы ее новая теория поведения не завела слишком далеко, изменила тон и выразила удивление той массе разнообразной работы, которую Люциан выполнял на Даунинг-стрит. Он принял комплимент с полной серьезностью, оставив ее в убеждении, что примирение состоялось. Но это не было так на самом деле. Она ничего не смыслила в политике или общественной работе, и он понимал неискренность ее хорошо разыгранного удивления; к тому же он находил вполне естественным, что она с почтением относится к его способностям из-за глубокого невежества в делах. А то, что она считала его настолько мелочным, чтобы завидовать боксеру, и находила его манеру танцевать лишенной изящества — словно заноза вонзилась в душу.
После этого танца Алиса много думала о Люциане, а также о том способе, каким в обществе устраивались браки. Прежде чем мисс Кэру взяла ее в компаньонки, она часто с горечью задумывалась о своей судьбе. Все изящные молодые люди вращались в кругах, попасть в которые гувернантка не имела никаких шансов. Войти в более близкие отношения она могла только с коренными обитателями Уилстокена, на которых она смотрела, как на жалких провинциалов, и среди которых даже Уоллес Паркер казался джентльменом и выделялся как манерами, так и ученостью. Теперь же, когда она сделалась общепризнанной красавицей в том кружке, который едва ли принял бы в свою среду Уоллеса Паркера, она сделала открытие, что все изящные молодые люди были младшими сыновьями в своих семействах, все отличались безденежностью и расточительностью, и, хотя они далеко превосходили Люциана Уэббера в умении танцевать, однако на них нельзя было смотреть, как на людей, с которыми стоит устраивать общий домашний очаг.
Алиса достаточно испытала уже тягостей и забот, связанных с бедностью; с идеальными молодыми людьми она встречалась только в романах и никогда серьезно не считала, что они возможны в действительной жизни. Она не имела еще никакого представления о том, в чем заключается ужас совместной жизни с людьми низменного образа мыслей, но очень хорошо понимала всю тяжесть недостатка денег. Нельзя сказать, чтобы она равнодушно относилась к вопросу честности: ничто не могло бы заставить ее соединить свою судьбу с самым богатым из богачей, если бы она считала его безнравственным. Она стремилась выйти замуж за человека с деньгами, с общественным положением и с хорошим характером; но в то же время ей хотелось, чтобы такой человек был молод и имел красивую наружность. Но человека, удовлетворяющего всем этим требованиям, не явилось на ее горизонте. Все красивые, галантные, хорошо воспитанные молодые люди были по уши в долгах, так как жили выше своих доходов, еще меньших, чем те, которыми прельщал ее Уоллес Паркер. Богатые и титулованные наследники настолько же стояли ниже Паркера по наружности и умению держать себя, насколько они уступали ему и в учености. Кроме того, ни один человек, сколько-нибудь удовлетворяющий всем ее требованиям, еще не выказал ни малейшего желания влюбиться в нее.
В одно прекрасное июльское утро Алиса в сопровождении грума отправилась в парк верхом на лошади. Утро дышало свежестью, и всадники, и лошади наслаждались душистой, бодрящей прохладой. В парке не было видно ни одного скучающего джентльмена, лениво болтающего, развалившись в карете, не было также раздраженных зрителей, которые, сидя на стульях, завидовали бы ему. Алиса, прекрасная наездница, — чего нельзя было ожидать от нее, поскольку верховой ездой она занялась недавно, чувствовала себя в седле превосходно. Она уже проскакала легким галопом от Корнера до Серпентина, как вдруг увидела Уоллеса Паркера, приближающегося к ней верхом на большой белой лошади.
— Как поживаете, Алиса? — воскликнул он, искусно заставляя свою лошадь гарцевать и снимая в то же время шляпу со всей галантностью, какую он предполагал в этом случае у аристократа.
— Боже мой! — воскликнула Алиса, забыв в порыве удивления о приличиях. — Как вы попали сюда? И где, ради всего святого, достали вы эту лошадь?
— Я думаю, Алиса, — произнес Паркер, довольный произведенным впечатлением, — что явился сюда за тем же, за чем и вы — чтобы наслаждаться прекрасным утром. Что касается этого Россинанта, то я нанял его. А эта рыжая лошадь — ваша? Простите за нескромность вопроса.
— Нет, — ответила Алиса, слегка покраснев. — Я никак не ожидала, что встречу вас здесь.
