И вот — он вырвал волосы мои».
Подумал царь: «Что предприму теперь я?
К речам обоих нет во мне доверья.
Не торопясь, мы к истине придем:
Непрочен ум, охваченный огнем».
Искал он средство, чтоб развеять муки,
Сперва обнюхал Сиявушу руки,
Обнюхал стан, и голову, и грудь,—
Ни в чем не мог он сына упрекнуть.
А Судаба благоухала пряным
Вином, душистым мускусом, шафраном.
Был сын от этих запахов далек,
И плоть его не охватил порок.
Кавус на Судабу взглянул с презреньем,
Душа его наполнилась мученьем.
Подумал он: «Поднять бы острый меч,
На мелкие куски ее рассечь!»
Увидел царь, что Сиявуш безгрешен.
И мудростью его он был утешен.
Судаба и чародейка прибегают к хитрости
Царица поняла, познав позор,Что муж ее не любит с этих пор,
Но гнусного не оставляла дела,Чтоб древо злобы вновь зазеленело.
В ее покоях женщина жила,Полна обмана, колдовства и зла.
Она была беременна в то время,Уже с трудом свое носила бремя.
Царица, с ней в союз вступив сперва,Открылась ей, просила колдовства,
Дала ей за согласье много злата,Сказала: «Тайну сохраняй ты свято.
Свари ты зелье, выкини скорей,Но только тайны не открой моей.
Скажу царю: «Беременна была я,От Ахримана — эта участь злая».
И, Сиявуша в том грехе виня,Скажу царю: «Он соблазнил меня».
Ответила колдунья: «Я готоваИсполнить каждый твой приказ и слово».
Сварив, вкусила зелья в ту же ночь,И семя Ахримана вышло прочь;
Но так как семя было колдовское,То вышло не одно дитя, а двое.
Услышал государь и плач и стон,Он задрожал, его покинул сон.
Спросил,— предстали слуги пред владыкой,Поведали о горе луноликой.
От подозрений стал Кавус угрюм,И долго он молчал, исполнен дум.
Так размышлял он: «Будет ли достойно,Чтоб я отнесся к этому спокойно?»
Кавус расспрашивает о двойне
Затем решил он: «Пусть ко мне придетПрославленный в науке звездочет».
Нашел в Иране, вызвал просвещенных,Он усадил в своем дворце ученых.
Им рассказал властитель о войнеВ Хамаваране, о своей жене,
Поведал им о выкинутых детях,Просил не разглашать рассказов этих.
Пошли, прочли страницы звездных книг,И были астролябии при них.
Семь дней мобеды, втайне от царицы,Исследовали звездные таблицы.
Затем сказали: «Не ищи винаВ той чаше, что отравою полна.
Та двойня,— мы раскрыли вероломство,—Не шаха, не жены его потомство».
Они сумели точно указать,Кто близнецов злокозненная мать.
Поволокли охваченную страхом,Обманщица склонилась перед шахом.
Добром поговорил владыка с ней,Он посулил ей много светлых дней.
Но грешница ни в чем не сознавалась,Помощницей царю не оказалась.
Тогда колдунью увели на двор,Сулили ей тюрьму, кинжал, топор,
Но грешница твердила: «Я невинна,Я правды не таю от господина».
Поведали царю ее слова.То дело было тайной божества.
Велел властитель Судабе явиться.Мобедам внемлет в трепете царица:
«Колдунья выкинула двух детей,А произвел их Ахриман-злодей».
Сказала Судаба, силки сплетая:«О царь! У двойни тайна есть другая.
Известно, что Рустам непобедим,Что даже лев трепещет перед ним.
Боясь его, знаток науки звезднойТо скажет, что Рустам прикажет грозный.{28}
Не плачешь ты, о дитятках скорбя,А я осиротею без тебя»
От этих слов Кавус поник в печали.Царь и царица вместе зарыдали.
Познав печаль, царицу отпустив,Он пребывал угрюм и молчалив.
Владыке звездочет сказал: «ДоколеТерзаться будешь ты от скрытой боли?
Тебе любезен сын твой дорогой,Но дорог и души твоей покой.
Возьмем другую сторону: царицаЗаставила тебя в тоске томиться.
Мы правду одного из них найдем,Подвергнув испытанию огнем!
Услышим небосвода приказанье:Безгрешного минует наказанье».
Жену и сына вызвал царь к себе,Сказал он Сиявушу, Судабе:
«Вы оба причинили мне мученье,Узнаю лишь тогда успокоенье,
Когда огонь преступника найдетИ заклеймит его из рода в род».
Сказала Судаба: «Вот грех великий:Я выкинула двух детей владыке.
Я эту правду повторю при всех.Ужели есть на свете больший грех?
Ты сына испытай: в грехе виновен,Не хочет он признаться, что греховен».
Владыка задал юноше вопрос:«А ты какое слово мне принес?»
Сказал царевич, не потупя взгляда:«Теперь я презираю муки ада.
Гора огня? И гору я пройду.А не пройду — к позору я приду!»
Сиявуш проходит сквозь огонь
Двумя горами высились поленья.Где числа мы найдем для их счисленья?
Проехал бы с трудом один седок:Так был проход меж ними неширок.
Велел Кавус, властитель непоборный,Чтобы дрова облили нефтью черной.
Зажгли такое пламя двести слуг,Что полночь в полдень превратилась вдруг.
Царевич, возвышаясь надо всеми,К владыке в золотом подъехал шлеме.
Он прискакал на вороном коне,Пыль от его копыт взвилась к луне.
Улыбка на устах, бела одежда,И разум ясен, и светла надежда.
Всего себя осыпал камфарой,Как бы готовясь лечь в земле сырой.
Казалось, что вступает он, сверкая,Не в пламя жгучее, а в кущи рая!
Почтительно к отцу подъехал он,И спешился, и сотворил поклон.
Лицо Кавуса от стыда горело.Сказал он слово мягко и несмело.
Ответил Сиявуш: «Не сожалей,Что таково круговращенье дней.
Меня снедают стыд и подозренье.Когда безгрешен я — найду спасенье,
А если грешен я — тогда конец:Не пощадит преступника творец».
Затем, входя в огонь многоязыкий,Взмолился к вездесущему владыке:
«Дай мне пройти сквозь языки огня,От злобы шаха защити меня!»
О милости прося творца благого,Погнал, быстрее вихря, вороного.
В толпе людской тогда поднялся крик,Сказал бы ты: весь мир в тоске поник.
Мир на царя смотрел, но с думой злою:Уста полны речей, сердца — враждою.
Взметались к небу языки огня,Не видно в них ни шлема, ни коня.
Вся степь ждала, что витязя увидит,Рыдала: «Скоро ль из огня он выйдет?»
И вышел витязь, чья душа чиста.Лицо румяно, радостны уста.
Он вышел из огня еще безгрешней,—Был для него огонь, что ветер вешний.
Огня прошел он гору невредим,—Все люди радовались вместе с ним.
Везде гремели радостные клики,Возликовали малый и великий.
Передавалась весть из уст в устаО том, что победила правота.
Невинный сын предстал пред очи шаха,На нем — ни пепла, ни огня, ни праха.
Сошел с коня могучий царь земли,Все воины его с коней сошли.
Приблизился царевич светлоликий,Облобызал он землю пред владыкой.
«Ты благороден, юный мой храбрец,Ты чист душой»,— сказал ему отец.
Он обнял сына и не скрыл смущенья,За свой проступок попросил прощенья,
Прошествовал властитель во дворецИ возложил на голову венец.
Певцов и кравчих он позвал для пира,Царевича ласкал властитель мира.
Три дня сидели, пили без забот,И был открыт в сокровищницы вход.
Сиявуш просит отца простить Судабу
