— С тех пор, как мы переехали в Нью-Йорк, мне ужасно не хватало хороших друзей. Да, у меня полно знакомых, но нужно время, чтобы завязать настоящие дружеские отношения, такие, как были когда-то у нас с тобой. Давай не будем снова терять друг друга… Нет, молчи, не говори ничего.
Гейл неожиданно приложила пальцы к его губам, и Филипп вдохнул удивительный аромат «Мажи нуар». Вот уже десять лет он не встречался с этим запахом, и внезапно нахлынувшие воспоминания на время лишили его дара речи.
— Я виновата, что избегала тебя все эти годы, — тихо продолжала Гейл. — Поначалу мне мешали родные, потом я сама боялась с тобой встретиться, мне было стыдно. А позже решила, что ты меня забыл. Да и жили мы слишком далеко друг от друга. Но как только судьба снова нас свела, я сразу вспомнила, как ты мне когда-то нравился. Знаешь, у меня никогда не было друга ближе, чем ты, будь то мужчина или женщина.
«Странно, — думал Филипп, — почему я так разговорчив перед камерой, фразы выстраиваются сами собой. Даже без репетиции мне легко говорить, а сейчас я превратился в косноязычного юнца». И вдруг вспомнил слова, которые намеревался сказать Гейл: «Я никогда не рассказывал Алексе о нас. Когда мы только познакомились, мне казалось бессмысленным ворошить прошлое, а когда мы с тобой снова встретились, я уже не мог рассказать — получилось бы, что все эти годы я нарочно что-то скрывал. Принимаю всю вину на себя, но так сложилось, что…»
Он вдруг увидел, что прекрасные глаза Гейл блестят от слез.
— Мне так недоставало твоей дружбы, Филипп, мне не хватает слов, чтобы передать… Поверь, я достаточно наказана.
— А как же твой муж? — прошептал Филипп внезапно охрипшим голосом.
— Муж… никогда не был мне другом, как ты. Да, я восхищалась его храбростью гонщика, но… — Она помолчала, потупив взгляд, а потом посмотрела Филиппу прямо в глаза. — Признаюсь честно, ему не хватало твоей глубины, эрудиции, ты гораздо лучше него разбираешься в вещах, которые для меня важны, в искусстве, например. Когда я вспоминаю, как мы когда-то… как интересно нам бывало вместе…
Филиппа захлестнула горячая волна. Пока Гейл продолжала распространяться о дружбе, он с тревогой осознал, что его одолевает похоть. Примитивная животная похоть, почти на уровне рефлекса. Он быстро допил воду и набил рот мороженым, так что от холода заболели зубы.
Филипп не помнил, чтобы Гейл когда-нибудь плакала, и сейчас ее слезы глубоко тронули его. «Она плачет из-за меня и только что почти призналась, что, уехав тогда к родителям, совершила ошибку».
В этот момент подошла Венди с подругой. Пока Гейл успокаивалась, промокая глаза платком, Филипп чувствовал себя на редкость неловко и ждал, пока спадет возбуждение. Наконец он решил, что может встать из-за стола.
— Венди, все было замечательно, но мне пора возвращаться домой.
— Мы тоже уходим, — быстро сказала Гейл. — Правда, я не уверена, что мы сможем быстро найти машину.
Филипп поймал такси и подбросил Гейл с дочерью до дома. Когда он остался один, спутанные мысли и невысказанные слова завертелись в его голове. Он повел себя, как трус, не решившись произнести заранее заготовленную фразу. Просто не смог. Оборвать Гейл, заговорившую о дружбе, было бы жестоко и даже грубо. В конце концов, разве не дружеское участие подтолкнуло его прийти на детский спектакль?
Неловкая сложилась ситуация. Филиппу не хотелось причинять ей боль. Наверное, впредь лучше отклонять все ее приглашения. Пусть это будет выглядеть как трусость, но в конечном итоге так лучше. Гейл просто нужно время завести новых друзей, и Филипп не сомневался, что это ей удастся.
Алекса сидела в гостиной и потягивала бренди. Она встретила Филиппа улыбкой.
— Привет, милый. Я еще не все доделала, но решила послать проект ко всем чертям. Иногда наступает момент, когда мозги отказываются работать. — Она похлопала по дивану рядом с собой. — Посиди со мной. Расскажи, как прошел день. Выпить хочешь?
— Не откажусь.
Филипп почувствовал себя виноватым: умалчивать о чем-то — почти то же, что лгать. Если бы Брайан пошел сегодня с ним… Но не пошел, да и в любом случае мальчик вряд ли стал бы откровенничать с Алексой.
Господи, что происходит?! У него же никогда не было тайн от жены!
В полумраке Алекса казалась бледнее обычного, а волосы выглядели еще светлее, чем Филипп их помнил. А может, только в сравнении с румяной темноволосой женщиной?..
— Фил, ты выпил свое бренди залпом? Неужели так отчаянно нуждался в выпивке?
Он удивленно уставился на пустой стакан.
— Да, наверное. У меня был тяжелый день. — На этот раз Филипп говорил правду. — Тодд слег с простудой, и мне пришлось самому иметь дело с режиссером программы.
— А как Брайан?
— Нормально. Мы поужинали гамбургерами… Потом он захотел посмотреть фильм по телевизору…
— Может быть, когда вся эта суматоха с проектом закончится, я сама слетаю в Лондон и выясню, не нужно ли что-то сделать для Пейдж.
Филипп почувствовал стеснение в груди. Прекрасно, она полетит в Лондон, еще куда-нибудь, может, на Луну — вот только выкроит время. А как же насчет ребенка? Но он слишком устал, чтобы поднимать эту тему сейчас.
— Пожалуй, мне пора спать.
— Звучит заманчиво, — сказала Алекса, беря с собой в спальню рюмку бренди.
В этот вечер они для разнообразия легли одновременно, и Филипп попытался заняться с Алексой любовью, благо бренди пошло ему на пользу. Он мечтал отдаться страсти и забыть обо всем, Алекса тоже была на взводе и достигла оргазма, как только Филипп к ней прикоснулся. Однако его снова ждало разочарование…
Алекса неуверенно спросила:
— Филипп, ты уверен, что причина не… физическая? Может, тебе стоит показаться врачу? Нужно выяснить, что нам делать…
— Я просто устал, — ответил Филипп более раздраженно, чем ему бы хотелось, быстро поцеловал жену и повернулся к ней спиной.
Он чувствовал, что потерпел поражение, но твердо знал, что его проблема не связана со здоровьем.
Диафрагма Алексы стала чем-то вроде барьера для его страсти, так же как ее карьера встала на пути беременности. В этот вечер, общаясь с Гейл и слушая, как она восторженно говорит о своей дочери, Филипп впервые со страхом подумал: а вдруг Алекса обделена инстинктом материнства и может упустить время, отпущенное природой?
Филипп не знал, что делать. Всякий раз, когда он пытался поговорить о ребенке, казалось, будто они с Алексой объясняются на разных языках. И все-таки он чувствовал, что так дальше продолжаться не может.
Алекса давно спала, а он все ворочался в кровати, тщетно пытаясь выкинуть из головы образ Гейл, ее развевающиеся черные волосы и прекрасные фиалковые глаза, сверкающие от непролитых слез.
