— Я думала, что ты… уже все?
— О Боже! Ну нельзя же так… Побудь со мной еще немного.
Катя послушно легла. Ее ухо оказалось у него под мышкой. Она лежала и слушала, как неровно стучит его сердце.
— Я тебе неприятен?
Катя испугалась прямолинейности вопроса.
— Нет, что ты, конечно, нет!
Понятно, она делала все не так, как надо. Вскочила как ошпаренная. Зачем? Ей и торопиться-то некуда. Никто ее не ждет.
Катя лежала рядом с ним и на чем свет ругала себя.
— Тогда почему… Я хотел сказать — ожидал, что все будет несколько иначе. Что-то не так?
— Извини меня. Я на самом деле тебе очень благодарна, ты добрый. Ты вообще удивительный человек. Щедрый.
— Замолчи!
Шатров сел. Нашел на тумбочке сигареты. Зажигалка упала на пол. Он нашарил ее рукой. Нервно закурил. Затянулся.
— Если ты еще раз что-то запищишь о своей безмерной благодарности… то я не знаю, что с тобой сделаю! Неужели… ты ничего не чувствуешь? — Ему хотелось сказать ей о том электрическом поле, о паутине, о колпаке над столом, но он боялся показаться излишне сентиментальным.
— Ну… мне было хорошо с тобой… — промямлила Катя, пытаясь угадать, чего ждет от нее партнер.
— Да я не об этом! Черта с два тебе было хорошо со мной! Ты дрожала, как пойманный кролик! Как будто не ты, а я взял тебя в заложники. Почему?
— Я никогда раньше не бывала с мужчиной в гостинице.
— О'кей! В следующий раз едем к тебе в общагу. Или в квартире у подруги? Или когда родителей нет дома? Где бы ты чувствовала себя комфортно?
— Ты хочешь… встретиться со мной еще раз? — Катя не хотела в свой вопрос вложить какие бы то ни было эмоции, Боже упаси! Само получилось. Какой-то оттенок ужаса повис там. Хотя в предложении Марата она не видела ничего такого ужасного.
Шатров отвернулся от нее и начал одеваться. Катя отправилась в ванную.
— Прошлый раз мне показалось, что между нами что-то мелькнуло. Знаешь, что-то вроде искры, как бывает между двумя людьми. Готов поспорить, что ты это заметила. Или я ошибался?
— Извини, я была очень расстроена! — крикнула Катя из ванной. — Потом — эта авария…
— Сейчас же прекрати извиняться! — заорал он и метнулся в ванную. Если бы там было закрыто, то от его напора легко вылетела бы дверь. Но дверь оказалась открытой. Она только звучно ударилась о кафель на стене.
Катя стояла в одних трусиках и инстинктивно прикрывала грудь кружевным лифчиком. Она придавила грудь кулаками, и та торчала, устремляясь вверх, к ключицам.
Шатров скрипнул зубами. Чертовщина. Он снова хотел ее, словно этой сцены в постели и не было вовсе. Он вышел из ванной и прислонился к дверному косяку.
— Я хочу быть с тобой не потому, что дал тебе эти чертовы деньги, будь они трижды неладны. Ты нравишься мне. Нравишься. И я просто хочу с тобой встречаться, как встречаются мужчина и женщина.
— Понятно. — Она уже оделась и вышла из ванной. — Я буду с тобой встречаться в любое удобное для тебя время. У меня свободный график работы. — И она посмотрела ему в глаза. Он зажмурился.
— Катя. Слушай. Ты меня убиваешь своей… своим…
— Я опять что-то не то ляпнула?
— Я очень хочу тебя. Но чувствую себя подонком. Будто я тебя принуждаю.
— Как же быть? — Ее вопрос прозвучал виновато, а глаза смотрели на него с сочувствием. Как на ребенка. Она даже нижнюю губу оттопырила от сострадания.
Эта нижняя губа его добила. Он хотел схватить эту женщину в охапку, прижать к себе и держать так, пока она не оттает. Но он знал, что это бесполезно. Он сделает только больнее и ей и себе. Они оделись, и он отвез ее домой.
Глава 16
— Котик, потри мне спинку!
Виктора покоробил слащавый тон Ирины Львовны, и он поморщился. Неужели она не чувствует, как не идет ей это приторное сюсюканье? Все сложнее было выполнять роль ее страстного любовника. Поначалу, когда он видел в ней жесткую и властную даму, ему даже нравилось манипулировать этой властностью, подчинять ее себе, заставлять корчиться от мук сексуального удовольствия в ее двуспальной кровати, видеть, как она теряет себя в его присутствии, млеет от одного его взгляда.
Теперь же, когда его фантазии насчет Ирины Львовны были исчерпаны, он хотел одного — чтобы она потеряла его след. Но дело осложнялось тем, что он сам сплоховал — дал ей свой телефон. И она постоянно названивала, сводя их разговоры примерно к следующему:
— Виктор, опять звонила эта истеричка и угрожала мне судебным разбирательством!
Речь шла о Кате, и всякий раз он морщился, выслушивая эпитеты в адрес бывшей сожительницы.
— Ирочка, ты должна привыкнуть. Это только угрозы. Тебе нечего бояться.
— Да? А если она все же настоит на расследовании? Ты хоть представляешь, что будет?
Виктор вздыхал мимо трубки и продолжал ровным голосом:
— Если она устроит разбирательство, то нагорит в первую очередь врачам из роддома. Это они нахимичили. Ты все сделала по закону. Разве не так?
— Так-то оно так, Витенька, но мне это разбирательство ни к чему. Начнут копаться в документации, проверять каждую буковку. А в моем деле не может все быть так уж гладко, всегда найдется к чему придраться. Мне это беспокойство лишнее. Я тут одна как перст, ты не едешь, не знаю, долго ли выдержу вот так, без поддержки…
Он прекрасно понимал, к чему клонит Ирина и какая поддержка ей требуется. Одинокая баба, сексуально оголодавшая, она настойчиво требует к себе внимания. Она хочет привязать его к себе любым способом. Дай ей волю, она не слезет с него.
Но начатое дело он привык доводить до конца. Садился за руль и отправлялся утешать Ирину Львовну. Оставался у нее на день-два. Несколько раз становился свидетелем ее переговоров с Катей. Та где-то раздобыла домашний телефон заведующей и при случае названивала.
У Пашкина было странное чувство — боль, которую он причинил Кате, не принесла ожидаемого удовлетворения. На душе было муторно. Если бы она сейчас пришла к нему, попросила о помощи… Но она не шла.
— Котик, зову тебя, зову, уснул, что ли?
Ирина Львовна вплыла в спальню в коротком атласном халатике. Под халатиком колыхалась внушительная грудь. Пашкин не пошевельнулся при ее появлении, продолжая курить, развалившись на малиновых атласных простынях.
— Я задумался, мамочка.
— О чем же мой котик думает? — Ирина Львовна вытянула губы в трубочку, и Пашкин отчетливо увидел короткие волоски усиков на ее верхней губе.
— Мамуль, ты не устала?
— Разве я могу устать от своего котика? Ну, поцелуй мамочку, маленький!
«Маленький» увернулся, с трудом маскируя раздражение под усталость. Но Ирина Львовна приняла неосторожное движение Пашкина за любовную игру и, моментально включившись, — наклонилась и ухватила зубами резинку его черных трикотажных трусиков. Изображая из себя не то тигрицу, не то волчицу, она принялась сдирать с него это липовое покрытие. При этом она пыталась рычать, что совсем уж не шло ей. В зеркале напротив кровати Пашкин увидел зад Ирины Львовны, вынырнувший из-под короткого халатика. Это обстоятельство немного взбодрило Пашкина. Он некоторое время понаблюдал в зеркало, как «мамочка» возится с его трусами, а затем дернул за поясок и потянул на себя халатик. Тот накрыл голову Ирины Львовны, обнажив остальное.
