В отчаянной попытке спасти себе жизнь Агриппина бросается им навстречу.
— Если вы явились по поручению моего сына — проведать меня, можете его успокоить: я чувствую себя хорошо.
В ответ на ее слова — ледяное молчание.
— Если же вы пришли убить меня, остерегитесь делать это! Мой сын не может быть вашим соучастником и матереубийцей.
Но Агриппину никто не слушает. Убийцы обступают ее с трех сторон, и триерарх наносит ей удар палкой по голове. Агриппина падает, но сознания не теряет. Из ее рта вытекает тоненькая струйка крови. Увидев, что центурион замахивается мечом, императрица обнажает живот,
— Сюда! Бей сюда! Поражай чрево, зачавшее Нерона!
……………………………………………………………
Умерла она сразу.
Случилось это в 59 году, 20 марта, и было ей тогда сорок четыре года.
Глава десятая. Триумфальное возвращение в Рим
Оставив залитое кровью тело на полу, убийцы поспешили к Нерону с сообщением, что приказ выполнен и Агриппина мертва. На этот раз он пожелал лично убедиться в ее смерти. Вскочив на коня — а наездник он был замечательный — Нерон через несколько минут был в Анции.
Воспаленными от бессонницы глазами смотрел он на изуродованное множеством ран, плавающее в крови тело матери и чувствовал, как лихорадочное возбуждение сменяется в нем страхом. Впоследствии распространился слух, что, разглядывая убитую, Нерон якобы произнес: "Я и не знал, что у меня такая красивая мать". Добавляют также, что он внезапно почувствовал жажду, потребовал вина, залпом выпил его и сильно опьянел.
Удостоверившись, что Агриппина действительно бездыханна, Нерон распорядился немедленно сжечь ее. Через несколько минут уже пылал погребальный костер, для которого за неимением времени были использованы деревянные ложа, вынесенные из дома. Вскоре пламя полностью охватило тело Агриппины.
Нерон этого не видел. К тому времени он вернулся на свою виллу, только теперь осознав, что натворил. "Лишь по свершении этого злодеяния, — пишет Тацит, — Нерон постиг всю его непомерность. Неподвижный и погруженный в молчание, а чаще мечущийся от страха и наполовину безумный, он провел остаток ночи, ожидая, что рассвет принесет ему гибель".
До этого момента Нерон действовал сначала как во сне, потом как в горячечном бреду. Кораблекрушение представлялось ему хорошо обставленным спектаклем, в реальности которого можно было и усомниться, ведь сам он при нем не присутствовал, но вот окровавленный труп был явью.
Нерон понимал, что, убив мать, он разрушил вечную человеческую ценность и надеяться на прощение не может. Психологическое потрясение, испытанное им в ту ночь, было таково, что явившийся к нему на рассвете Бурр, человек, на своем веку повидавший всякого, содрогнулся, увидев бледное, искаженное лицо императора с мутными остановившимися глазами и запекшимися губами, из которых вырывалось лишь невнятное бормотание.
С Бурром пришли трибуны и центурионы, оказавшиеся в тот день в Байях. Заранее подготовленные, они устремились к принцепсу, ловя его руку для поцелуя и поздравляя с избавлением от неожиданной опасности, исходившей от матери, коварно подославшей к нему убийцу. Такое изъявление верности и любви ободрило Нерона, опасавшегося народного гнева.
Вскоре потянулись и другие посланцы. Все превозносили императора и его счастливую судьбу. Представители муниципиев и ближних городов Кампании спешили выразить свою радость и удовлетворение благополучным для Нерона исходом. В храмах спасение императора отмечалось жертвоприношениями и благодарственными молебствиями. Приближенные Нерона позаботились о том, чтобы никто не остался в стороне, и организовывали все новые и новые манифестации и делегации именитых граждан.
Нерон окончательно воспрянул духом и повел себя, как опытный актер. Напустив на себя страдальческий вид, он горячо оплакивал смерть матери, которая, по его словам, не выдержав позора затеянного ею преступления, наложила на себя руки.
— Я ненавижу себя за то, — притворно причитал Нерон, — что остался жив. Избежав смерти, я тем самым толкнул мать к самоубийству. Лучше было бы умереть мне самому, чем лишиться матери.
Но бесследно чудовищное злодеяние не прошло. Очень скоро его начали преследовать кошмары. Слабовольный и впечатлительный, он теперь тяготился видом моря и берега, напоминавшими ему о матери и содеянном им преступлении. Среди окрестных холмов ему слышались зловещие звуки трубы и чудилось, что из могилы Агриппины доносятся горестные стенания. Не в силах справиться с этим наваждением, Нерон в спешке оставил Байи и укрылся в Неаполе, который всегда любил за царящие в нем восточную атмосферу и греческую культуру.
Здесь под диктовку Сенеки он написал обширное послание, которое отправил в Рим для оглашения в сенате. Это было гнусное и лживое письмо, составленное ловко и осторожно. Нерон, а точнее Сенека, учитывая исключительно мужской состав римского сената, постарался использовать это обстоятельство, умело разжигая в сенаторах их исконную неприязнь к женщинам, вмешивающимся в дела государства.
Письмо начиналось с рассказа о последних событиях: попытке Агерма, доверенного человека Агриппины, убить императора; провале задуманного злодейства и самоубийстве императрицы, якобы терзаемой угрызениями совести. Но это, отмечалось в письме, лишь последнее в длинном ряду преступлений, совершенных Агриппиной. Обращаясь к временам прошедшим, Нерон воскрешал в памяти все промахи матери и перечислял ее прежние прегрешения.
Самый непростительный и тяжелейший порок Агриппины, писал Нерон, необузданное тщеславие, неистовое желание осуществлять верховную власть в государстве, сначала вместе с мужем, потом — вместе с сыном. Для достижения этого она — женщина! — хотела заставить преторианцев присягнуть ей на верность и такому же позору подвергнуть сенат и римский народ. После того как надежда на царствование провалилась, Агриппина прониклась ко всем лютой ненавистью: и к воинам, и сенату, и простому народу. Горя местью, она препятствовала сыну делать денежные подарки солдатам, бедноте и нуждающимся сенаторам. Своими интригами она привела к разорению и гибели многих именитых мужей. Сколько раз она пыталась ворваться в Курию, когда там выносились важнейшие решения о судьбах римского народа! Лишь благодаря невероятным усилиям сына удавалось воспрепятствовать осквернению этой государственной святыни. Судьба хранила Агриппину вплоть до последнего момента, когда ей удалось спастись при кораблекрушении, но отвернулась от нее, когда она подослала сыну убийцу. В конце письма выражалась надежда, что смерть Агриппины послужит ко благу всего римского народа.
