В том же 61 году массовая казнь была совершена и в самом Риме. Причиной стало убийство префекта города Педания Секунда одним из его рабов, которому было отказано в отпуске на волю несмотря на имевшуюся об этом договоренность. Кроме того, оба испытывали страсть к одному и тому же мальчику, и ревнивец, убив хозяина, устранил таким образом соперника в любви. На основании древнего закона вместе с убийцей полагалось казнить всех рабов без различия в поле и возрасте, которые проживали с ним под одним кровом, а поскольку Педаний Секунд был очень богат, речь шла о казни четырехсот рабов. При мысли о том, что столько невинных людей должно быть убито, римский плебс пришел в волнение. Возникла угроза уличных беспорядков. Некоторые сенаторы сочли убийство такой массы рабов слишком суровой мерой и предложили проявить милосердие. Но их не захотели даже слушать. Выступавшие в сенате говорили о том, что нельзя нарушать древнее установление, оставшееся им от предков, что всякое преобразование старого есть перемена к худшему. Рабы, утверждали они, по своей природе вероломны и только страхом удерживаются в повиновении. Конечно, погибнут некоторые безвинные, но их жертва послужит ко всеобщей пользе.
Кто — то из сенаторов попытался взять под защиту хотя бы стариков, женщин и детей. Но тотчас получил отпор от консервативно настроенного большинства.
Толпа, собравшаяся перед Курией, уже готова была взяться за камни и факелы и силой отбить обреченных. И в этой критической ситуации Нерон уступил решению сенаторов: скрепил своей подписью смертный приговор, но воспротивился предложению выслать за пределы Италии всех вольноотпущенников Педания Секунда, считая это излишней жестокостью.
В следующем году умер Афраний Бурр. Он давно страдал от опухоли в горле, которая, медленно разрастаясь, затрудняла ему дыхание. Наконец, она достигла таких размеров, что удушила его. Но при дворе шептались, что по приказанию императора Бурру под видом лекарства смазали небо ядовитым веществом. Возможно, эти толки были порождены тем, что Бурр демонстративно отвернулся от Нерона, пришедшего его проведать, и в ответ на вопрос, как он себя чувствует, буркнул что — то невнятное.
Смерть Бурра имела самые тяжелые последствия для императорского двора. Во главе преторианцев Нерон поставил двух командиров: Фения Руфа и Софония Тигеллина. Последний был личностью отвратительной. Уроженец Сицилии, человек темного происхождения, он прибыл в Рим при императоре Калигуле и очень быстро оказался в постели Юлии Ливиллы, младшей сестры Агриппины. Ревнуя сестру, Калигула распорядился изгнать наглеца из Рима. Так Тигеллин очутился на островах Ионического моря, где промышлял рыболовством. Вернувшись после смерти Калигулы в Италию, он обосновался в Апулии и занялся разведением скаковых лошадей, сделавшись со временем поставщиком чистокровных жеребцов для императорских конюшен. Нерон, питавший неистребимую тягу к лошадям и скачкам, обратил на Тигеллина внимание, вызвал его в Рим и приблизил ко двору. Благодаря расположению юного императора безродный сицилианец сделал молниеносную карьеру от конюшего до начальника преторианских когорт и члена императорского совета.
Тигеллин был уже немолод, многое повидал на своем веку, знал цену власти и делиться ею ни с кем не желал. Первым это почувствовал Сенека, который, лишившись своего верного товарища Бурра, стал быстро утрачивать былое влияние на императора. Тигеллин не жалел сил, чтобы очернить старого философа в глазах Нерона.
— Богатство Сенеки, — нашептывал он императору, — превышает всякую меру. Его сады и поместья по красоте и роскоши не имеют равных во всей Италии. Мало того, он соперничает с тобой даже в писании стихов, не желая хотя бы здесь уступить тебе пальму первенства. Этот зазнайка — философ открыто презирает твое увлечение цирковыми скачками, умаляет твое умение править лошадьми на ристалище. Он совершенно не ценит твое музыкальное дарование и насмехается над тем, как ты поешь. Ты уже не отрок, вступил в цветущий возраст юности. Избавься, наконец, от докучного руководителя! Недостатка в просвещенных советчиках у тебя не будет.
Об этих обвинениях Сенека проведал очень скоро. Он не мог не заметить явного охлаждения к себе принцепса, упорно избегавшего близости с ним. От прежних доверительных отношений не осталось малейшего следа. Не дожидаясь решения императора, Сенека попросил его об аудиенции и, получив ее, обратился к бывшему воспитаннику с пространной речью. Поблагодарив Нерона за многочисленные почести и благодеяния, которыми тот его осыпал, он, сославшись на пример Гая Мецената, служившего при дворе Октавиана Августа, попросил освободить его от бремени богатства и распорядиться его имуществом, а самого отпустить на покой, чтобы, удалившись в деревню, он мог посвятить себя любимому делу — философским занятиям.
Нерон ответил на это не менее церемонно.
— Мой прапрадед Август, — сказал он, — действительно дозволил Меценату уйти на покой, но не отобрал у него пожалованного в награду. Если ты отдашь мне свое имущество и покинешь меня, все будут говорить не столько о твоей умеренности и бескорыстии, сколько о моей жадности и жестокости. Мудрому мужу не подобает искать славы в том, что наносит бесчестье другу. Кроме того, ты еще не в таком возрасте, который не позволяет заниматься государственными делами.
Обменявшись любезностями, они расстались внешне по — дружески — с объятиями, поцелуями, взаимными благодарностями. Но с того дня Сенека избегал появляться в общественных местах, редко показывался в городе и, ссылаясь на слабое здоровье и занятия философией, жил в своем загородном поместье.
Отделавшись от Сенеки, Тигеллин без особого труда отстранил от императора своего коллегу Фения Руфа. Для этого достаточно было напомнить Нерону о дружбе Руфа с Агриппиной, чтобы он потерял к нему всякое доверие и лишил его своего расположения.
— Руф, — нашептывал Тигеллин принцепсу, — был любовником твоей матери и до сих пор охвачен тоской по ней. Он наверняка вынашивает мысль о мщении. Будь осторожен с ним!
Желая еще больше выслужиться перед императором, Тигеллин, якобы проявляя заботу о его безопасности, внушает ему мысль, что Корнелий Сулла и Рубеллий Плавт, хотя и находятся вдали от Рима, строят против принцепса козни. Сулла, уверяет Нерона Тигеллин, составляет заговор в Массилии, подбивая германские легионы выступить против законного правителя, а Плавт склоняет к мятежу войско в Азии. Устрашив Нерона, подлый царедворец отправляет в Галлию убийц, которые, прибыв в Массилию, убивают Суллу, возлежавшего за обеденным столом, и на шестой день доставляют его голову в Рим в доказательство того, что поручение выполнено. Говорят, что Нерон, взглянув на голову Суллы, издевательски заметил, что ее портит ранняя седина. Плавт был застигнут убийцами в полдень, когда, раздевшись, занимался гимнастическими упражнениями. Если верить Диону Кассию, Нерон, посмотрев на голову убитого, сказал с мрачным юмором: "И я боялся этого носатого человека?"
