Мокриц аккуратно снял фуражку и стиснул ее зубами. Он и представить боялся, что будет, если потерять ее. К концу путешествия фуражка обязана была находиться у него на голове. Это было очень важно. Встречают всегда по одежке.
Прямо и чуть левее по курсу стояла башня Гранд Магистрали. Анк-Морпорк и Сто Лат разделяло двадцать миль, и на этом отрезке высились две такие башни. На этот узел приходилась большая часть сообщений со всей сети, охватившей континент. За Сто Латом Магистраль разделялась на вспомогательные ветки, но здесь, яркими вспышками над головой, слова со всего света стекались…
…должны были стекаться. Но заслонки были неподвижны. Подъехав ближе, Мокриц увидел рабочих на верхотуре, у разобранных механизмов деревянной башни. Похоже, весь сегмент вышел из строя.
Ха! Удачи, разини! Сколько времени уйдет на ремонт? Имеет ли смысл предпринять ночную доставку в Псевдополис, например? Надо будет пообщаться с возницами. Они, в конце концов, так и не заплатили Почтамту за кареты. А если клик-башни и починят в срок – что ж, Почтамт хотя бы попытался, вот что будет иметь значение. Семафорные компании обирали людей до нитки, требуя высокой платы за низкое качество. Почтамт был темной лошадкой, а темные лошадки всегда приходят к финишу первыми.
Мокриц осторожно подоткнул попону под себя. Самые разные органы теряли чувствительность.
Столпы анк-морпоркского дыма оставались далеко позади. Промеж ушей Бориса в клубах дыма попрозрачнее показался Сто Лат. Башня осталась за кормой, и Мокриц уже видел вторую. Больше трети пути за двадцать минут, а Борис и не думал замедлять бег.
Примерно на полпути между двумя городами высилась заброшенная каменная башня – все, что осталось от городища посреди дикой местности. Высотой она почти могла сравниться с клик-башнями, и Мокриц задумался, почему ее не использовали под семафоры. Наверное, она была слишком ветхой и не выдержала бы порывов сильного ветра под весом всех тамошних механизмов. Вокруг было голо: просто очередной участок пустоши, поросшей сорняками среди бескрайних полей.
Будь у Мокрица шпоры, он бы сейчас пришпорил Бориса, за что вероятнее всего был бы сброшен, растоптан и съеден[8]. Вместо этого он пригнулся еще ниже и постарался не думать о том, как поездка скажется на его почках.
Прошло время.
Позади осталась вторая башня, а Борис перешел на галоп. Сто Лат был все ближе. Мокриц мог уже разглядеть городские стены и башенки на замке.
Придется прыгать, другого выхода Мокриц не видел. Стены неумолимо приближались. Он прокрутил в голове полдюжины разных сценариев, и почти все они предполагали стог сена. Остальные заканчивались со свернутой шеей.
Но Борис и не думал сворачивать. Он скакал вперед, дорога шла прямо – и прямо были городские ворота, Борис ничего не имел против. И вообще он хотел попить водички.
Городские улицы кишели вещами, которые нельзя было опрокинуть и растоптать, но водопойное корыто все-таки нашлось. Борис не обратил внимания, как что-то упало у него со спины.
Сто Лат был небольшим городом. Мокриц однажды провел здесь славную неделю, расплачиваясь липовыми банкнотами, дважды прикинувшись бедным родственником и продав перед отъездом стеклянное кольцо – не столько по нужде, сколько из бесконечного очарования человеческим двуличием и легковерностью.
Сейчас Мокриц волочил ноги к дверям городской ратуши под пристальным наблюдением толпы. Он распахнул двери и бросил почтовую сумку на стол первого же попавшегося клерка.
– Почта из Анк-Морпорка, – прохрипел он. – Свежая почта – отправлена сегодня в девять утра.
– Но сейчас только четверть одиннадцатого! Какая еще почта?
Мокриц пытался не злиться. Он и так очень плохо себя чувствовал.
– Видишь фуражку? – спросил он и ткнул пальцем. – Видишь? Она значит, что я главный почтмейстер Анк-Морпорка! Это почта – вам! Через час я отправляюсь обратно, это понятно? Если хотите, чтобы почту от вас доставили в город к двум… ох, нет, к трем часам, соберите ее в эту же сумку. Это, – он помахал перед носом юноши стопкой марок, – марки! Красные по два пенни, черные по пенни. Письмо стоит десять… уф, одиннадцать пенсов, все понял? Продаешь марки, отдаешь мне деньги, лижешь марки и клеишь их на письма! Гарантия Экспресс-Доставки! На ближайший час назначаю тебя и.о. почтмейстера. Тут рядом постоялый двор. Пойду приму ванну. Холодную ванну. Очень холодную. Где у вас тут ледник? Еще холоднее. Совсем ледяную. Брр, еще холоднее. А еще выпить, сэндвич, и тут у вас, кстати, большая черная лошадь гуляет. Если сможете ее отловить, наденьте на нее седло, подложите подушку и разверните мордой в сторону Анк-Морпорка. Исполнять!
Ванна была только сидячая, но в городе хотя бы нашелся ледник. Мокриц сидел в окружении кубиков льда, потягивал бренди и прислушивался к суматохе за окном.
Спустя некоторое время в дверь постучали и мужской голос спросил:
– К тебе можно, почтмейстер?
– Я не одет, – ответил Мокриц и потянулся за фуражкой. – Теперь можно.
Мэр Сто Лата был низкорослым человечком с птичьей внешностью, который или занял пост совсем недавно сразу вслед за кем-то большим и толстым, или решил, что одеяния, волочащиеся по земле, и цепь до пупа идеально подходят образу политического деятеля в этом сезоне.
– Кхех… Джо Верблад, господин, – представился он нервно. – Здешний мэр…
– В самом деле? Очень рад знакомству, Джо, – сказал Мокриц, поднимая стакан с бренди. – Извини, что не встаю.
– Мне жаль, но… твой конь, кхех, лягнул троих и убежал.
– Неужели? Это так на него не похоже.
– Не стоит волноваться, господин, мы его поймаем, а если что, дадим тебе другого. Не такого быстрого, конечно.
– Ах, – сказал Мокриц и принял новую позу во льду. – Какая жалость.
– А мне все про тебя известно, господин фон Липвиг, – сказал мэр и заговорщически подмигнул. – В сумке было несколько экземпляров «Правды». Работаешь не покладая рук. Энергичный ты человек! Люблю таких! Ты человек большого масштаба! Ставишь перед собой цель и добиваешься ее во что бы то ни стало! И я такой же в вопросах коммерции! Ты пробивной, и я такой же! Давай сюда, господин!
– Что, куда? – не понял Мокриц, неловко елозя в стремительно теплеющей ванне. – А, – он пожал протянутую ему руку. – А какие, господин Верблад?
– Я делаю зонтики, – сказал мэр. – Давно пора показать этим семафорным компаниям, что к чему! До поры до времени все было замечательно – они, конечно, драли с нас втридорога, но зато хоть клики шли быстрее молнии, а сейчас сплошные поломки, починки, и цены, заметь, все растут! И они никогда не говорят, сколько продлится задержка, все только «в кратчайшие сроки». Постоянно приносят «извинения за неудобство», у них это даже на вывеске написано! Чувства и сердца там не больше, чем в ударе под дых, верно ты сказал. В общем, что мы тут порешили. Мы сходили на городскую клик-башню и сказали пару слов Дэйви – хороший парнишка, – и он отдал нам все ночные клики до Анк-Морпорка, которые не успели отправить. Как тебе такое, а?
– У него не будет из-за этого проблем?
– А он говорит, что все равно собирался увольняться. Никому не нравится, что сейчас творится в компании. Мы наклеили марки, все как положено. Ну, я пойду, а ты собирайся, господин фон Липвиг. Лошадь мы тебе уже оседлали, – он задержался в дверях. – И еще одно, насчет этих марок…
– Что-то не так, господин Двугорб? – спросил Мокриц.
– Не то чтобы, господин. Не хочу сказать ничего плохого про лорда Витинари и сам Анк-Морпорк, – сказал человек, живущий всего в двадцати милях от гордых и обидчивых горожан, – но, кхм, как-то странно это, лизать… ну, анк-морпоркские марки. Может, напечатаешь немного и для нас? У нас есть королева, очень милая девушка. Она бы хорошо смотрелась на марке. Мы тоже, знаешь ли, важный город!
– Посмотрим, что можно сделать, господин Двугорб. Нет ли у тебя при себе случайно ее портрета?
И они все захотят свои марки, думал Мокриц, одеваясь. Собственные марки могут быть равносильны собственному флагу или гербу. Это можно хорошо раскрутить! О да, наверняка можно будет договориться с дражайшим господином Шпульксом. У вас может не быть своей почтовой службы, но своя марка должна быть у каждого…
Восторженная толпа проводила его в путь, а лошадь, хоть и уступала Борису, старалась изо всех сил и знала, для чего нужны поводья. Мокриц с благодарностью отметил и подушку на седле. Это придавало стекляшке еще больше блеска: Он так мчался сюда, что нуждается в подушке!
С полной сумкой писем он тронулся в путь. Удивительно, но люди покупали марки даже просто для себя. Все читали «Правду». Все хотели стать частью чего-то нового.
Однако когда Мокриц скакал по равнине, запал начал угасать. На него работали Стэнли, горстка стариков, из которых, несмотря на весь их задор, песок сыпался, и несколько големов. Этого было недостаточно.
