Снежана пошатнулась, и взгляд ее затуманился от слез, но Кот, как и в прошлый раз, быстро подставил даме кресло, в которое она и упала.
— Ох! Ну как же меня достали все эти кисейные барышни, мяу! Одна бесится, как укушенная слепнем пантера, другая — в слезы! Никакого покою нету, мать честная, ну, никакулечки! Все, ставлю условие — либо отпуск, либо смерть! Не могу больше смотреть на этих баб-с, мочи уж нету, лучше уж пистолет к виску или гранату в рот мне запихать, лучше уж повесить меня вверх ногами и бить по ребрам палкой — вот так вот, хрясь-бац! — лучше уж сжечь меня заживо на газовой плите, лучше уж… — Но договорить чересчур разговорчивый кот не успел: Снежана пришла в себя и тут же, схватив Кота за плечи, затрясла его.
— Говори, не тяни! Умоляю!
— Вот это уже деловой разговор! — довольно мурлыкнул Кот. — Вот это конструктив! Ну что ж, приступим к делу — только, чур, меня не перебивать своими охами и ахами — дело не ждет!
Кот вырвал свои лапки из рук Снежаны и, заложив их за спину, стал ходить из одной стороны комнаты в другую, точь-в-точь как важный профессор на лекции, и размеренным голосом, не торопясь, вещать:
— Видите ли, милостивая госпожа, с вашим художником дело и в самом деле — хуже некуда. Завтра в четыре часа утра он умрет!
Снежана чуть не взвыла, но вовремя сдержалась, закрыв рот ладошками, памятуя предупреждение Кота. Тот довольно хмыкнул и как ни в чем не бывало продолжил:
— Дело в том, что наш общий знакомый опрометчиво дал согласие написать портрет повелителя бессмертных. Кто это — не спрашивайте, говорить об этом долго, а времени у нас крайне мало. Так вот. Казалось бы, портретик — дело пустяковое, писулька, бумажка, краска да каракули, раз-два — и готово! — но нет, тут все не так-то просто! — Кот довольно хихикнул и потер верхними лапками друг о дружку. — Художник наш, сам того не зная, имеет очень редкий дар, весьма редкий… Я, например, на своем веку последний раз такой, так сказать, экземплярчик встречал лет эдак триста назад без малого, мяу, и то за несколько тыщ километров отседова! Дар этот состоит, коротко говоря, в том, что он может — неосознанно, конечно же! — устанавливать связь между вашим миром и нашими мирами. Бог его знает, откуда это у него, но раз лет в двести-триста такое и вправду случается! Мы таких людей называем «медиумами», «посредниками» — и обычно такие люди становятся основателями разных всяких культов, пророками, оракулами, святыми и тэ дэ и тэ пэ — сами понимаете, говорить подробнее излишне, кхе-кхе! — Кот важно прокашлялся и исподлобья взглянул на притихшую Снежану. И только теперь она заметила, что на носу у Кота непонятно откуда появились круглые очки-пенсне, а на груди — белая манишка, отчего теперь он уже точно походил на какого-то дореволюционного профессора. — Но — и это случается крайне редко — этот «медиум» оказался еще и художником, причем художником необыкновенно талантливым, рисующим картины, практически ничем не отличающиеся от действительности, а за этим стоит, кхе-кхе, уже кое-что посерьезней!
Снежана едва подавила в себе возникший вопрос, Кот же сделал паузу и продолжил важно ходить по комнате.
— Таким образом, получается, что он может, благодаря своему таланту художника, творить на холсте новую действительность, а будучи медиумом, может придавать этой действительности свойство эдакой жизни, позволять ей проникать в ваш мир. Скажем, увидит он во сне девушку, нарисует ее, а она — хлоп! — и попала в ваш мир, здорово, не правда ли? Хе-хе! Вот моя госпожа этим и воспользовалась… Она этих медиумов пасет так же, как людские пастухи — овец своих, хе-хе, глаз с них не спускает. Любит она, знаете, погулять в вашем мире, поразвлекаться, попроказничать да — что уж греха таить! — поразвратничать. А тут еще медиум и художник к тому же! Ну, и понеслось… Все бы хорошо закончилось, но тут прознал об этом ее папаша, а он тот еще орел — своего никогда не упустит! Дочка вначале вроде бы отпиралась, да уж больно он крутого нрава у нас — змеиная голова, у кого угодно правду-то выпытает! А резон у него был посерьезней, чем у дочки-то… Та хотела просто дверку свою иметь к вам, развлекаться чтобы, а у него — дело почище. Задумал он — ни много ни мало! — с помощью медиума перекроить всю вселенную. В самом деле, если наш художничек может переводить «ту» реальность в «эту», то он легко, если ему в этом помочь, конечно же, сможет перекроить и «эту» реальность в «ту», не правда ли? Вот и вышел планчик у него — нарисовать нужный портретец, в нужном ракурсе, так сказать, и вот уже не просто дверка от нас к вам, а новая реальность у вас самих! Хорошо придумано, не правда ли?
— Вы, наверное, думаете, «а при чем тут я»? — блеснув стеклами очков, спросил Кот, глядя на недоуменное лицо Снежаны. — Да при том, что для такой вот операции, так сказать — шутка ли — весь мир перекроить! — медиум должен отдать все свои силы без остатка! А потом — хлоп! — даже души от него не останется, не то что тела! Будет одна неразумная жалкая тень! Как му-ш-шка жу-ж-жащая, вот и все-с! — Кот пронзительно зажужжал, удивительно виртуозно подражая насекомому, а потом хлопнул лапками друг о друга, звонко его раздавив. Снежана опять закусила губы, с трудом подавив в себе плач, а Кот опять хитро на нее взглянул, блеснув стеклышками пенсне, и продолжил: — Но тут моя госпожа уже не выдержала. Ведь пока художник жив, жив и его портрет, а значит, есть тогда и у нашей госпожи дверка в ваш пр-р-релестненький мирок, нет художника — нет и дверки — все прос-сто-с! Художник для нас — ключик-с, золотой ключик-с, если угодно-с, хи-хи! А так — забирайте вы его себе, живите с ним, сколько хотите-с, нам не жалко! Ну, теперь, надеюсь, вам все понятно-с, почему наша госпожа ну никак не заинтересована в том, чтобы наш художник превратился в тень? Но, с другой стороны, и открыто вырвать его из рук отца она тоже не может. Но способ все-таки есть! — торжественно сказал Кот и, остановившись, повернулся мордой к Снежане. — И здесь без вас нам просто не обойтись, а потому мы — в моем, так сказать, лице — предлагаем вам сделку! — Кот на цыпочках, неслышно, как могут это делать только животные его семейства, подкрался к Снежане и зашептал: — Сделка такова — вы помогаете нам, а мы спасаем вашего любовника. Как вам такой расчет?
— И… что же от меня потребуется? — настороженно прошептала Снежана.
— А-а-а! Пара пустяков! Ну, сущие пустяки, право! — махнул лапкой Кот. — Всего-то навсего, тепло вашего тела, простите за хамство, хи-хи! Видите ли, он полностью истощен, высосан весь, как моз-зговая косточка-с… — И в руках Кота неизвестно откуда появилась толстая мозговая кость, из которой он с шумным хлюпаньем высосал все ее содержимое.
— Ради любимого я на все согласна! — решительно кивнула Снежана.
— Ну и замечательно-с! — воскликнул Кот, чуть ли не подпрыгнув от радости. — Я так и думал… А госпожа еще сомневалась, а вот она, туточки, мяу! Живая и здоровая, розовень-кая, как персик, сочненький персик! — Кот смачно чмокнул губами. — Ну а теперь — милости пр-р-росим! — Он опять изогнулся в учтивом поклоне, указывая верхними лапками на портрет.
На этот раз, как тут же отметила про себя Снежана, портрет действительно ожил — глаза ее собственного двойника заблестели, на губах появился влажный блеск, на щеках — румянец, губы растянулись в улыбке, ветви деревьев на заднем фоне зашевелились, послышалось утиное кряканье и шелест волн пруда. Свет полуденного солнца полился в комнату из портрета, будто из открытого окна, и рука девушки потянулась к Снежане:
— Возьмись за мою ладонь! — послышалось мягкое, ласковое, мелодичное сопрано. — Добро пожаловать в Зазеркалье!
Снежана взяла тонкую, но необыкновенно горячую руку, протянувшуюся к ней из портрета, и ее словно ударило электрическим током, но она не испугалась, а смело сделала шаг вперед, потом другой и… вот она уже оказалась на зеленой лужайке перед белой беседкой, а чуть поодаль, на невысоком холме, стоял розовый замок, на шпилях которого гордо реяли белоснежные знамена, и шпилей на замке было ровно ОДИННАДЦАТЬ.
ДВЕНАДЦАТЬ…
Черное марево густого тумана — жирного, холодного, мертвого. Тумана без конца и края, без проблесков света, чем-то напоминающего арктический океан в период полярной ночи, но без островов, берегов, без живности и света, даже без айсбергов и дрейфующих льдин. Одно бескрайнее и однотонное море, холод которого пронизывает до костей, лишает жизни разум, умерщвляет чувства — все, кроме одного — осязания — и, наверное, лишь для того, чтобы помучить свою жертву бесконечным ощущением ледяного холода и пустоты…
Но вот, когда, казалось, мозг готов взорваться от невыносимой пытки ледяным безмолвием, вдруг где-то вдали он увидел просвет. В необъятном черном жирном мареве появилась какая-то тонкая и изящная золотистая сеть, от которой исходило живительное тепло. Его неодолимой силой потянуло к этой сети, а потом, когда ее мягкие шелковистые горячие нити опутали его со всех сторон, поток энергии живительным разрядом ударил в его мозг, разум очнулся от спячки, и он вспомнил все… А потом его потащило куда-то вверх с огромной, головокружительной быстротой…
