— Если не начать активных действий прямо сейчас, потом будет поздно. Исход событий может оказаться непредсказуемым. Насколько я понял, охрана у вас слабая, так что мои ребята не помешают. Если же события будут развиваться совсем печально, мой вам совет: бегите. Хайль Гитлер!
Штурмбаннфюрер выскочил на улицу, где его подобрал поджидавший автомобиль. На предельной скорости машина проехала в район правительственных учреждений. Однако, вопреки словам дежурного офицера, в этом квартале было спокойно.
— К площади Фербелин, — приказал Скорцени.
Там располагался штаб бронетанковых войск.
Улицы здесь имели не столь мирный вид, как в зоне правительственных организаций. Широкий проспект, ведущий к площади, был перегорожен двумя «тиграми», из люков которых виднелись головы командиров экипажей.
— Стой! — Пушка танка развернулась и опустилась, перекрыв им дальнейшее продвижение. — Дальше нельзя.
— Я к генералу Больбринкеру. — Скорцени покинул машину и пешком направился в сторону штаба Командир одного из экипажей, видимо, узнав его, вскинул руку в нацистском приветствии.
Больбринкер принял любимца Гитлера без проволочек.
— Что происходит в столице, сказать не могу, — быстро проговорил он, — но на всякий случай я поднял свои войска. На фюрера действительно было совершено покушение? Он жив?
— Жив, но тяжело ранен. По крайней мере так сообщили нам из приемной Кальтенбруннера. А вы правильно сделали, что вывели своих людей на улицы. Раз было покушение, значит, будет и бунт. — Скорцени выглянул в окно, окинул взглядом мостовую. Танки всё прибывали и прибывали. — Скажите, генерал, в ком из нынешнего руководства вы уверены?
— Честно говоря, вопрос сложный. Но я решил подчиняться только генерал-инспектору Гудериаиу.
— Что ж, будем надеяться, что это правильное решение. Генерал, я еду к казармам в Лихтерфельде, посмотрю, что там происходит. Оттуда свяжусь с вами.
— Отто, — остановил его Больбринкер, — от рейхсфюрера какие-нибудь распоряжения были?
— К сожалению, нет. Он сейчас с фюрером. Связь с ними оборвана. — Скорцени вскинул руку для прощания: — Больше хладнокровия, господин генерал. Фюрер жив, а значит, победа с нами!
* * *
Борман не любил посещать апартаменты Геринга.
О жадности и стяжательстве рейхсмаршала авиации разве что не слагали легенды. Впервые тяга к роскоши проявилась у бывшего аса Первой мировой войны в начале тридцатых годов. Нет, конечно, за ним и раньше замечалась склонность к накоплению вещей, но в настоящую болезнь она превратилась с приходом Геринга к власти. С началом военных действий в дом «Борова», как прозвали Геринга друзья по партии, ценные вещи потекли бесконечной рекой. Он лично отслеживал передвижение войск и направлял своих людей на поиски картин, скульптур, икон и других культурных ценностей. Не гнушался и преступными действиями. Вплоть до физической расправы с владельцами, не желающими расставаться со своим имуществом. Гитлер знал об этой страсти Геринга. И потакал ему.
Шокирующая роскошь в доме рейхсмаршала лезла в глаза буквально из всех щелей. Хозяин, отличавшийся невероятным безвкусием, расставлял все вещи самостоятельно и запрещал менять их местами. Поэтому у частых гостей дома и редких посетителей складывалось впечатление, что они попали не в музей, как на то надеялся министр авиации» а на склад» в хаосе которого не ориентируется даже сам «главный кладовщик».
Впрочем» сегодня Борману было не до эстетики.
— На фюрера совершено нападение, — без всякого предисловия начал он.
— Для меня это не новость. — Геринг заполнил своим телом массивное антикварное кресло. — Для меня новость в том, что вас не было рядом с ним в опасный для его жизни момент.
Борман рассчитывал на другое начало беседы. Как второе лицо партии он не относился к числу людей, полагавших, что мозги у «Борова» — Геринга давно заплыли жиром и способны лишь на мысли о награбленных ценностях. Рейхслейтер неоднократно имел возможность убедиться, сколь острым и проницательным умом обладает руководитель всей авиации рейха. И прекрасно понимал, что тот не даст обвести себя вокруг пальца. Однако прямой намек мог свести задуманные переговоры на нет.
Геринг, в свою очередь, ждал. Для себя рейхсмаршал решил: если Борман начнет юлить и изворачиваться, он попросту прекратит с ним общение. Если же нет, тогда беседу можно будет продолжить. Тем более что в душе «Боров» рассчитывал извлечь из нее максимальную выгоду.
О покушении на фюрера ему сообщил личный пилот Гитлера генерал Баур. Находясь у дантиста, он сперва услышал взрыв, а затем увидел, как Штауффенберг одним из первых покинул «Вольфшанце». Вывод напрашивался сам собой.
— Фюрер недооценил наш генералитет, — начал издалека Борман. — Военные правили Германией всегда. У них даже сложилась своего рода каста. Впрочем, не мне вам об этом говорить: вы и сами в нее входите. — Заметив, что Геринг заинтересованно прищурился, он продолжил: — Именно военные сбросили в свое время кайзера. Когда им это понадобилось. Попытались создать собственное правительство в республике, но вы помните, чем все закончилось. Им нужна была сильная рука. Они ее получили в лице фюрера. И одновременно допустили большую ошибку, сделав на него ставку. Гитлер не поддавался ничьему влиянию. Абсолютно ничьему! Плюс ко всему он не принадлежал к их касте. Хотя и имел Железный крест.
— Борман, вы не обратили внимание, что говорите о фюрере в прошедшем времени? — перебил рейхслейтера Геринг.
— К сожалению, — медленно продолжил Борман, — фюрер — это уже прошлое Германии. У меня налажена связь со Ставкой. Так вот, по сообщениям врачей, он умрет в ближайшие шесть часов.
Геринг выразительно посмотрел на телефонный аппарат:
— А если я сейчас позвоню и узнаю обо всем из первых уст?
— Прошу. — Борман поднялся из-за стола, взял аппарат в руки и поднес его к Герингу: — Звоните. Правда, связи со Ставкой пока нет. Она возобновится через четыре часа. Но если у вас, как и у меня, имеется личный канал, я подожду.
Геринг взял трубку, задумчиво подержал ее и положил на место.
— Предположим, я вам верю. Фюрер умрет. Что вы хотите от меня?
— Место фюрера должен занять его преемник. Человек из его окружения. Человек, который был с ним рядом на протяжении всего трудного пути борца за светлое будущее Германии. От самого начала и до… конца. Человек, которого знала бы вся нация. Которым восхищалась бы. За которым пошла бы. В конце концов, человек, который и в завещании самого фюрера назван его преемником.
