— К сожалению, связи со Ставкой нет. — Геббельс нервно махнул сухонькой ручонкой и вдруг оживился: — А что, если вы сами прямо сейчас позвоните на Бендлерштрассе? Думаю, с вами Фромм будет откровеннее, чем со мной.
Шпеер послушно набрал номер коммутатора штаба резервистов и попросил соединить с Фромом.
— Генерал Фромм занят, — ответил мужской голос.
— Тогда свяжите меня с его адъютантом.
— К сожалению, по данному номеру адъютант генерала вам ответить не может.
Шпеер хотел было вернуть трубку на рычаг, но новая мысль подсказала очередной вариант:
— Тогда соедините с генералом Ольбрехтом
Генерал взял трубку без промедления.
— Господин генерал, что происходит у нас в Берлине? — Шпеер пытался говорить непринужденно и отчасти даже шутливо. — До меня дошли довольно странные слухи, а я как раз собирался встретиться с генералом Фроммом…
— Ни в коем случае, Шпеер, не приезжайте к нам, — в голосе генерала слышалось нервное возбуждение. — И где вы, кстати, сейчас находитесь?
— В своем кабинете, — соврал министр.
— Вот и не покидайте его. По крайней мере в ближайшие пять-шесть часов. Это пока все, что я могу вам сказать.
Трубку на другом конце провода положили.
— Ну что? — Геббельс с нетерпением смотрел на Шпеера.
— Кажется, вы были правы. Более того, в Берлине, суда по всему, назревают военные действия. Иначе говоря, мятеж. И его центр действительно обосновался в штабе резервной армии.
— Это вам сообщил Фромм?
— Нет. Я думаю, мятежники его изолировали. По крайней мере связи с ним мне не дали.
Шпеер отошел к окну. В этот момент снова дал о себе знать телефон. Геббельс поднял трубку. Звонил Борман.
— Вам уже известно о покушении?
— Да.
— Что вы намерены предпринять?
— Сообщить по радио, что фюрер жив. Последнее известие из Ставки гласило именно так.
— В котором часу? Мне необходимо знать, чтобы передать информацию по всем партийным ячейкам Германии. А те, в свою очередь, должны успеть передать по низам.
Геббельс прикинул что-то в уме.
— До пяти успеете?
— Да.
— Значит, в пять.
Шпеер тронул Геббельса за рукав:
— Кажется, началось.
На улице, прямо под окнами министерства, появились небольшие группы солдат в стальных касках, с ручными гранатами за поясом и с автоматами в руках. Двое из них несли пулеметы. Через десять минут вся улица была блокирована. Однако никаких активных действий солдаты не предпринимали.
Геббельс прошел в примыкавшую к кабинету комнату отдыха и вернулся из нее с коробочкой, в которой лежало несколько пилюль. «Яд, — догадался Шпеер. — Что ж, не самый плохой вариант для выхода из сложившейся ситуации».
* * *
«Копия.
20.07.1944.
От кого: От рейхслейтера М. Бормана.
Кому: Всем гаулейтерам.
Распоряжение № 2
Сверхсрочно! Повышенное вниманиеI
1. Всем гаулейтерам, в тесном взаимодействии со своими партийными руководителями и местными отделениями гестапо, немедленно арестовать членов и сообщников банды военных преступников: Фромма и фон Штауффенберга.
2. Известить всех членов партии:
в 17:00 по радио состоится выступление перед немецким народом рейхсминистра пропаганды доктора Геббельса.
Хайль Гитлер!
М. Борман»
* * *
— Гюнтер, вы связались с рейхсфюрером? — В одном из ближайших полицейских участков Мюллер смог-таки найти нормально функционирующий телефонный аппарат. Первый звонок он сделал Борману, но того не оказалось на месте. Следующий звонок был отправлен им в собственную приемную. — Нет?! А чем вы тогда там занимаетесь? Так восстановите же, черт бы вас побрал, эту связь! Ах, не умеете?! Слушайте, Гюнтер, а зачем вы тогда мне вообще нужны? — Шеф гестапо в сердцах отбросил трубку и направился к машине: — К Шелленбергу.
— На Беркаерштрассе?
— А что, он уже поменял адрес?
Водитель опустил ногу на педаль газа.
Мюллер нервничал. Да и было из-за чего. Связь с Гиммлером напрочь прекратилась. Последнее распоряжение, которое он успел отдать, гласило о необходимости срочного ареста Штауффенберга. Одного. Но и это распоряжение прозвучало из уст Кальтенбруннера. Относительно же других мятежников никаких указаний до сих пор не поступило. С поручением арестовать Штауффенберга Мюллер час назад отправил на Бендлерштрассе штандартенфюрера Пиффрадера и двух его офицеров. С тех пор никаких вестей от них не поступало. Затем пропал Мейзингер. Секретарь Бормана на звонки Мюллера отвечал одно: рейхслейтер в отъезде и когда вернется — неизвестно. Зато Геббельс ему уже все мозги продырявил своими звонками. Четырнадцать звонков за час! Мюллер был вынужден отправить к нему в министерство группу из шести человек. Впрочем, те тоже как сквозь землю провалились. Прямо черная дыра какая-то…
В 17:00 по радио выступил Геббельс. По мнению Мюллера, лучше бы он этого не делал. Теперь вся страна узнала о покушении на фюрера. Хорошо еще, рифмоплет не посвятил всех в подробности ранений Гитлера. В столице и без того творится уже что-то невообразимое. Магазины и кафе закрылись раньше положенного срока. Люди покинули службу и в нервной спешке стремятся как можно скорее добраться до своих домов. В метро сформировались сумасшедшие очереди. Городской транспорт катастрофически не справляется с такой ошеломительной массой народа. И вдобавок ко всему на улицах появились танки. Поэтому до зданий VI отдела РСХА вместо обычных сорока минут пришлось добираться почти полтора часа.
Когда Мюллер без стука, проигнорировав адъютанта Шелленберга, вошел в кабинет шефа внешней разведки, тот разговаривал по телефону, нервно вытирая пот со лба. Увидев Мюллера, он тут же повесил трубку и буквально рухнул на небольшой кожаный диван.
— Что с вами, бригадефюрер? — Мюллер без приглашения прошествовал к столу и бесцеремонно уселся напротив хозяина кабинета. — Вы не в себе? Весь мокрый. Трясетесь…
Шелленберг старательно избегал острого взгляда опытного полицейского, и Мюллер понял: тот, с кем только что разговаривал Шелленберг, был ОТТУДА, сверху. Но не Гиммлер: связь со Ставкой отсутствовала уже несколько часов. Значит, разговор был с Берлином. Геринг и Геббельс мальчишку так напугать не могли. Хотя всякое, конечно, бывает. И все же скорее всего он разговаривал с Борманом. Тот в последнее время частенько проявлял интерес к «маленькому Вальтеру». Или у Шелленберга все-таки есть связь с Гиммлером? «Давно следовало установить здесь прослушку», — попенял на себя мысленно Мюллер.
