class="p1">Прежде всего были выведены из игры Павел и Иларион. Неожиданно, вечером 24 января 1667 года, на собрании в палатах восточных патриархов из уст Паисия и Макария прозвучали три зловещих вопроса: 1) Как наказать того, кто обесчестил собор? 2) Какому наказанию подлежит не оказавший уважения вселенским патриархам, подписавшим приговор Никону? 3) Какому наказанию должен подвергнуться тот, кто не слушается христианского царя?
Вырвав у участников собора признание необходимости церковного наказания таких „злодеев", патриархи послали за Павлом и Иларионом. Возражения заочно осужденных русских архиереев (довольно сильные) не были, разумеется, приняты во внимание. „Свят самодержавный наш, - впадая в патетику, говорил александрийский патриарх Паисий, - те никонствуют и папствуют, кто покушается уничижить царство и поднять на высоту священство". Обоим обвиняемым была запрещена церковная служба.
„И они, - пишет довольный Паисий Лигарид, - вышли из патриаршей кельи не без слез. А прочие (русские иерархи. - А. Б.) пришли в страх от сего неожиданного наказания и от тяжести сей епитимий… Отсюда уразумели, что имеют над собой начальников и высших предстоятелей и те, которые уже с давнего времени привыкли быть непокорными по причине зазорного отсутствия Никона и последовавшего затем бесчинного безначалия".
„А поелику митрополит Павел крутицкий был местоблюстителем патриаршим, - разъясняет Лигарид смысл этого превентивного удара, - то на его место избран Архангельского собора архиерей кир Феодосии (бежавший на Русь бывший сербский митрополит. - А. Б.), который и управлял краткое время делами патриаршескими, всем благоугождая, Богу и людям". После ухода Павла и Илариона патриархи немедленно объявили о предстоящем избрании патриарха московского…"
Слова Паисия Лигарида подтверждает и дополняет официальный документ, гласящий, что на следующий день, 25 января, в пятницу, „Павлу митрополиту отказано правление в дому пречистый Богородицы в соборе и в дому патриархов; а приказано Феодосию, митрополиту сербскому. Илариону, архиепископу рязанскому, також отказано от службы, что и Павлу митрополиту, с тем, однако, чтоб оба из дворов не выезжали" - то есть находились под домашним арестом и не могли помешать выборам нужного царю патриарха.
„Выборы" были организованы настолько четко, что уже в первом списке из 12 кандидатур было только трое епископов (остальные - архимандриты и игумены). Из трех отобранных затем, „не без ведома" царя Алексея Михайловича, кандидатов все были архимандритами - и именно самодержец указал „призвать" на патриарший престол самого дряхлого старца, не имевшего (как признает известный историк церкви митрополит московский и коломенский Макарий) „ни учености, ни способности к церковным делам". Так был „избран" российский патриарх Иоасаф. Цель была достигнута - и русских архиереев можно было „простить", что и произошло 3 февраля 1667 года [31].
Так на соборе 1666 - 1667 годов самодержавие сумело отбросить и Никона, и, сохранив его обрядовые реформы, староверов во главе с Аввакумом, и русских архиереев, которые помогали царю в низвержении Никона, желая в то же время отстоять его идею церковного суверенитета. Как видим, протопоп Аввакум был прав, утверждая, что Павел, Иларион и другие русские архиереи сыграли весьма незавидную роль. Еще более оправданно было презрение, выраженное „огнепальным" протопопом представителям восточного православия, перед золотыми тронами которых Аввакум демонстративно лег на пол. Духовный вождь старообрядцев не счел даже нужным ругать „палестинских" (как он называет восточных патриархов - Паисия Лигарида и иже с ними) - он почти не упоминает о них в своей публицистике.
Дело было не только в свойственном староверам чувстве превосходства над „утратившими благочестие греками". Перед Аввакумом не были открыты государственные архивы, документально свидетельствующие о сущности взаимоотношений приезжих греков со светской властью, но шила в мешке не утаишь: протопоп видел перед собой не настоящих духовных лиц, а нарядно обряженных кукол, марионеток, недостойных не только уважения, но и простого внимания. Для нас, к счастью, архивные документы открыты (во многом благодаря прекрасным исследованиям профессора Н. Ф. Каптерева), и мы можем по ним проверить справедливость этих ощущений неистового протопопа.
Иоасаф, патриарх Московский и всея Руси
Множество духовных лиц с православного Востока наводняло в XVII столетии Москву, ища материальной и политической поддержки богатого северного соседа. Немало среди них было авантюристов, потерявших надежду сделать карьеру на родине, но и официальные лица греко-кафолического вероисповедания, оказавшись в Москве, не всегда вели себя с должным достоинством. Тяжелое положение православного духовенства под властью турок, бедность восточных епархий, раздиравшие греческий клир междоусобия и интриги накладывали свой отпечаток на представления приезжих о морали. Для российского самодержавия эти особенности восточных посетителей Москвы оказались весьма удобными.
Царь Алексей Михайлович и его окружение ясно почувствовали это уже в 1660 году, когда была совершена первая серьезная попытка соборного осуждения патриарха Никона. Собор русского духовенства, продолжавшийся с 16 февраля по 14 августа - целых полгода, - был хорошо юридически подготовлен. Собравшимся 13 архиереям, 29 архимандритам, 13 игуменам, пяти протопопам и ученому старцу Епифанию Славинецкому (доверенному лицу царя) было представлено множество письменных свидетельских показаний об оставлении Никоном патриаршества. Собравшиеся обсуждали церковно-правовые документы и казусы, доложенные специальной комиссией (с участием Иларио-на и Павла), и приняли решение об отставке Никона и поставлении нового патриарха. Большинство русских духовных лиц - участников собора - не только не желало возвращения Никона на патриаршество, но и настаивало, в соответствии с желанием царя, на лишении его архиерейства.
Камнем преткновения оказался вполне понятный страх духовенства перед произволом, его ярко выраженное стремление поступить с Никоном „по правилам". Поэтому посланная царю записка (вероятно, Епифания) с сомнениями относительно правомерности низложения Никона поместным собором, а не собором восточных иерархов и избрания нового патриарха при жизни Никона чуть было не сломала отлично налаженный механизм суда.
Тут-то на помощь светским властям пришли бывшие в Москве греки: архиереи Парфений фивский, Кирилл андросский и Нектарий погонианский, которых царь Алексей Михайлович приказал призвать на собор, чтобы они изрекли приговор Никону по греческим правилам. Правила эти, как и следовало ожидать, оказались гибкими. Архиереи отметили, что им лично близок Никон с его грекофильской политикой, но его судьбу, как и судьбу патриаршего престола в Москве, имеет полное и нераздельное право решать сам самодержец: хочет - низложит, хочет - восстановит.
В соответствии с этими „правилами" собор постановил: „Чужду быти Никону патриаршескаго престола чести, вкупе и священства, и ни чим не обладати". Греки горячо поддержали это решение, подав государю особые мнения, в которых каждый старался обвинить и унизить Никона. Между прочим, они заметили, что, во-первых, новопоставленный после Никона патриарх должен считать четырех восточных патриархов
