Он не собирался воевать за честолюбие вечного неудачника Корнилова, дважды предателя, изменившего и Государю, и Керенскому, «льва с головой барана», погубившего все армии, которыми довелось командовать. Даже Донское правительство, слабое и безвольное, казалось чем-то более приемлемым. Оно было избрано народом, тем самым «демосом» — и пыталась «демос» защищать. Большевики натравили на него Бармалеев и Брундуляков, будущие «первопоходники» хотели от него только жертв во имя собственной Синей птицы с густыми генеральскими эполетами.
Он не надеялся на победу. Он пытался быть справедливым. В этом и виделся выход из клубящего Хаоса, за которым сверкал звездами Космос.
Он пытался… Я… Я пытался.
* * *
Адъютант, мальчишка в синих погонах, ничего не спрашивая, молча кивнул на дверь, за которой что-то шумело и гудело. В этот вечер я был здесь явно не первым и даже не десятым. Не без сомнения подойдя к высоким белым створкам, прислушался. Не иначе, в кабинете Походного атамана Попова идет обещанная баталия. Полковник Чернецов с рычанием и хрипом выдирает из атаманских рук заветный пернач…
Дверь открылась от легкого толчка.
— Разрешите?
В ноздри ударил тяжелый табачный чад. Воздух в кабинете был истинно наваринский, с дымом и пеплом. Сквозь дым…
— Господа, вот и Кайгородов! Прошу любить и жаловать.
Голос Чернецова я узнал сразу, но отыскать ушастого было нелегко. Не только из-за дыма — немалое пространство кабинета оказалось заставлено стульями, креслами и даже диванами. У дальнего окна возвышался стол, явно сдвинутый с законного места. За столом…
— Кайгородов, убегать поздно. Проходите, вас не тронут. Может быть…
На «вы» — значит, в строю. Если, конечно, считать строем вольно разместившихся на всем, на чем можно сидеть, два десятка молодых людей в знакомой донской форме. Трое или четверо были постарше, среди которых я узнал лишь Семилетова, с которым наскоро познакомился еще утром.
— Сюда, сюда!
Сюда — к столу и огромному дымящемуся самовару. Только сейчас я заметил, что все присутствующие пьют чай. А если принюхаться — то не только чай. Однако…
— Просим, Николай Федорович, просим!
Это уже не Чернецов. Сам полковник обнаружился ближе к подоконнику, верхом на роскошном стуле с гнутыми ножками. Звали же меня из-за стола. Внушительного вида усатый толстяк не без труда поднимался из кресла, расправлял плечи:
— Добро пожаловать! Мы тут, можно сказать, без чинов, по-семейному. Вот-с, креслице — специально для вас припасли.
Намек насчет «без чинов» я понял правильно. На толстяке оказались генеральские погоны, на правом кармане кителя тускло поблескивал серебряный «академический» значок.
— Ваше превосходительство! Капитан Кайгородов…
— Бывший капитан, — не без злорадство прокомментировал неумолимый Чернецов.
— Все-то вам, батенька, задираться, — толстяк неодобрительно шевельнул усами. — Здравствуйте, Николай Федорович. Душевно рад! Никто меня отрекомендовать не догадался, посему сам: Попов Евгений Харитонович, еще совсем недавно — мирный, можно сказать, педагог, начальник нашего училища. Теперь же — сами видите…
Руку генерал пожимал с немалым чувством — однако капитаном так и не назвал. Кажется, меня все-таки разжаловали.
— Чаю? Обычного — или по-морскому, с ромом? Господа, не в службу, прошу организовать.
«Организовали» мгновенно, я даже не успел сесть в кресло. От стакана в тяжелом подстаканнике веяло флибустьерским дальним синим морем. Да, не чай они тут пьют!
Пригубил, оценил концентрацию, прикинул, как бы ловчее сесть, не расплескав…
— Кайгородов, поставь стакан. Успеешь еще. Мы, собственно, тебя ждали.
Ушастый был уже рядом. Не без сожаления отставив флибустьерскую смесь, я повернулся…
— Господа офицеры! Прошу внимания!..
Резкий полковничий голос мгновенно оборвал разговор. Офицеры в синих погонах выжидающе смотрели на меня.
— Позвольте представить уже официально: Кайгородов Николай Федорович. Бывший земгусар, упорно именующий себя капитаном…
Я сглотнул, ожидая дружного гогота господ офицеров. Никто не улыбнулся. Смотрели внимательно. Ждали. Не иначе готовились рвать на части.
— …Бывший командир отряда Донских Зуавов…
Что-о-о-о?
— А теперь о присутствующих. Перед вами, Николай Федорович, начальствующий состав 1 Донской Партизанской дивизии, начальником которой я отныне являюсь. Потом познакомитесь со всеми, пока же главное. Ваш отряд теперь — 2-й Партизанский полк Донских Зуавов. Представляю его командира: полковник Голубинцев Александр Васильевич. Имя-отчество запомнить, думаю, нетрудно.
Высокий худой офицер со шрамом на щеке встал со стула, шагнул ближе:
— Очень рад познакомиться. Для меня будет честью командовать Зуавами!
Я ответил на крепкое рукопожатие и обреченно вздохнул. Сейчас скажут спасибо, наградят почетной грамотой. Или в нагайки возьмут — за самозванство.
И ладно! Но почему — земгусар?
— Ты, Филибер, не слишком радуйся. — Чернецов удовлетворенно хмыкнул, поправил китель со сверкающим Станиславом. — Думаешь, легкая жизнь настала? Господа! Николай Федорович, человек до противности штатский, не любит носить форму и позволяет себе глумление над дисциплиной и прочими вечными ценностями. Придется ему помочь. Посему… Еще раз представляю: полковник Кайгородов, мой заместитель.
Кажется, этого ждали — встали дружно, разом. Чернецов протянул руку, покачал головой:
— Я же обещал, что тебя построю. Все, Филибер, будем учить устав!
Я кивнул, понимая, что легкой жизни и вправду не предвидится. Но и ушастый пусть не слишком нос дерет.
— А за «земгусара», Василий, ответишь!
* * *
…А Гамадрила меж тем мчалась от подвига к подвигу, мощными толчками бросая тело вверх, хватаясь четырьмя руками за горизонтальные, вертикальные и даже параллельные сучья в трех метрах от земли, разворачиваясь в полете винтом на 180 градусов, радостно вопя и срывая сочные бананы. Гамадриле было легко и приятно: биороботы, мерной трусцой ее сопровождавшие, тащили корзины с кокосами, а в небе недвижно парила «тарелка» с маленьким и зелененькими, готовая в любой момент ударить по врагу из всех мегабластеров. Гамадрила покоряла Время, она была неистребима, она не ведала сомнений, и расступались пред ней скалы, и высыхали моря…
Нелепый монстр — винегрет из «геройских» образов, в присядку пляшущих на страницах когда-то прочитанных книг, приходил ему на ум, когда Мир в очередной раз оборачивался стенкой, не пуская дальше, заставляя вновь и вновь давить, упираться руками, расшатывать неподъемные глыбы. И тогда он завидовал всем Гамадрилам, всем «янки» при всех дворах, которым только и требовалось, что включить молекулярный синтезатор, сбросить ядрёну бомбу на Черного Злыдня — и с визгом упасть на простеленное ложе с готовой на все принцессой. В этом тоже не было ничего невозможного, Творец мог без особого труда прописать в нерожденном еще Мире и синтезатор, и бомбу, и «тарелку» в небесах. А дальше? Километровый гриб над Смольным, «райфлы» в руках чернецовских гимназистов, поток золотых «империалов» из синтезаторова нутра… Мир лишь довольно крякнет, проглатывая новую добычу, отправляя в бесконечное броуновское движение сонмы неприкаянных душ — вечное топливо вечной Войны. Ничего не изменится. Даже под прицелом марсианских бластеров тот, кто хочет убивать, будет убивать и дальше. Миллион лишних жертв станет не лишним, напротив, самым необходимым аргументом всеобщей правоты, лицензией на новую резню. «Красные», «белые», двухцветные, трехцветные, в полоску, в крапинку… Гамадриле легче, она сопит под боком у принцессы, пуская слюни и приговаривая «Этой мой звездный час, это мой звездный час!.».
Он… Я очень завидовал Гамадриле. Как мне хотелось мощным толчком бросить тело вверх, ухватиться руками за горизонтальный сук…
* * *
— …В трех метрах от земли и развернуться в полете винтом на 180 градусов! Экзамен примете, ваше высокоблагородие?
— Подпоручик фон Приц! — вздохнул я. — На «губу» отправлю. Вас! На вахту га-уп-ти-чес-кую — за издевательство над штаб-офицером. Нарядами заморю!.. Нет, я сделаю хуже: дам вам взвод таких, как вы, вице-чемпионов, даже роту!..
— Роту — не надо, — Принц нагло блеснул очками. — Где ж я их хоронить-то буду, Николай Федорович? Пойдемте, ребята все собрались. Даже за стол садиться не стали…
Ночь, двор казармы, легкий снег. Под мышкой у подпоручика Принца — нелепая бархатная папка. Приказ уже зачитан, всех обрадовали без меня, без меня было торжественное построение и церемониальный марш с обязательной «Песнью Зуавов». Командир 1-го Партизанского полковник Голубинцев железным голосом провозгласил: «Поздравляю вас офицерами, господа!» Звездный час…
