Хелен Родин просмотрела все шесть картонных коробок и нашла четкую копию листка бумаги, найденного возле телефона Джеймса Барра. Видимо, он заменял ему телефонную книжку. На нем аккуратным почерком были написаны номера трех телефонов. Два принадлежали его сестре Розмари, один домашний, другой рабочий. Третий номер — Майку, соседу Барра. И ничего, что имело бы отношение к Чарли.
Хелен набрала номер Майка. После шестого гудка включился автоответчик. Она назвала номер телефона своего офиса и попросила позвонить ей по чрезвычайно важному вопросу.
Эмерсон провел час вместе с художником, и в результате получился портрет, напоминающий лицо Ричера. Затем рисунок отсканировали и раскрасили. Светло-пепельные волосы, льдистые голубые глаза, довольно сильный загар. Потом Эмерсон напечатал данные разыскиваемого: имя, рост в шесть футов и пять дюймов, вес двести пятьдесят фунтов и возраст — от тридцати пяти до сорока пяти лет. Ниже он поместил телефонный номер полицейского участка. Затем разослал портрет электронной почтой и сделал двести цветных копий. Эмерсон поручил водителям патрульных машин раздать портреты Ричера всем служащим городских отелей и баров. А потом велел разослать эти портреты во все рестораны, кафе и бистро.
Друг Джеймса Барра, которого звали Майк, позвонил Хелен Родин в три часа дня. Она спросила его адрес и договорилась о встрече. Он сказал, что до конца дня будет дома. Хелен вызвала такси и поехала к Майку. Тот обитал на той же улице, что и Джеймс Барр, в двадцати минутах езды от центра. С его участка было видно жилище Барра. Дома у них были одинаковыми. Длинные и низкие, построенные в пятидесятых годах двадцатого века. Вероятно, вначале дома ничем не отличались. Однако пятьдесят лет — значительный срок, за это время можно поменять крышу, сделать пристройку, изменить окружающий ландшафт. Некоторые соседние строения выглядели теперь шикарно, а другие ничем не выделялись. Участок Барра находился не в лучшем состоянии, а принадлежавший Майку был ухоженным и чистым.
Сам Майк оказался потрепанным жизнью пятидесятилетним мужчиной, работавшим в утреннюю смену в оптовом магазине красок. Когда Хелен знакомилась с Майком, домой вернулась его жена, усталая женщина лет пятидесяти. Ее звали Тэмми. Она была медсестрой и два дня в неделю работала у дантиста в центре города. Тэмми сразу заставила Хелен и Майка перейти в гостиную, а сама ушла варить кофе. Хелен и Майк уселись и некоторое время смущенно молчали.
— Итак, что вас интересует? — наконец заговорил Майк.
— Вы были другом мистера Барра, — сказала Хелен.
Майк посмотрел на открытую дверь гостиной.
— Просто соседом, — поправил он.
— Его сестра назвала вас другом.
— Да, мы были неплохими соседями. Некоторые называют такие отношения дружбой.
— Вы много времени проводили вместе?
— Мы иногда болтали, когда он выходил прогуляться со своей собакой.
— И о чем вы обычно говорили?
— О наших участках, — ответил Майк. — Если он собирался сделать небольшой ремонт, то спрашивал меня о краске. А я интересовался, кто приводил в порядок его подъездную дорожку. Мы говорили именно о таких вещах.
— И о бейсболе?
Майк кивнул.
— Да, о бейсболе мы тоже говорили.
В гостиную вошла Тэмми с тремя чашками кофе на подносе, на котором также были сливки, сахар, маленькая тарелочка с печеньем и три бумажные салфетки. Она поставила поднос на столик и села рядом с мужем.
— Угощайтесь, — предложила Тэмми.
— Благодарю вас, — ответила Хелен. — Большое спасибо.
Они начали пить кофе, и в комнате стало тихо.
— А вы, Майк, бывали в доме мистера Барра? — спросила Хелен.
Тот бросил быстрый взгляд на жену.
— Пару раз.
— Они не были друзьями, — вмешалась Тэмми.
— А явилось ли для вас сюрпризом то, что он сделал? — спросила Хелен.
— Да, это стало большой неожиданностью, — ответила Тэмми.
— Вам не следует переживать из-за того, что вы с ним общались. Никто не мог предсказать, что случится. Такие вещи всегда оказываются неожиданностью. Соседи никогда не догадываются.
— Вы пытаетесь его спасти?
— На самом деле это не так, — сказала Хелен. — Однако в последнее время возникло предположение, что он действовал не один. И я хочу добиться, чтобы второй человек также понес наказание.
— Это не Майк! — воскликнула Тэмми.
— У меня и в мыслях такого не было, — заверила Хелен. — Правда. Ни на мгновение. В особенности после того, как я увидела Майка. Но кем бы ни был тот человек, вы и Майк могли его видеть или что-то о нем слышать.
— У Барра действительно не было друзей, — сказал Майк.
— Совсем?
— Со мной он никогда о них не говорил. Он жил с сестрой до тех пор, пока она не переехала. Видимо, этого общения ему хватало.
— Вам знакомо имя Чарли?
Майк отрицательно покачал головой.
— А чем конкретно мистер Барр занимался, когда у него была работа?
— Я не знаю, — сказал Майк. — Он не работал уже много лет.
— Я видела у него одного человека, — вмешалась Тэмми.
— Когда?
— Несколько раз. Можно даже сказать, довольно часто. Он приходил и уходил. В любое время дня или вечера, как если бы он был другом.
— И как долго это продолжалось?
— С тех самых пор, как мы сюда переселились. Я провожу дома больше времени, чем Майк, а потому и замечаю больше.
— Когда вы в последний раз видели этого мужчину?
— На прошлой неделе, мне кажется. Раза два.
— В пятницу?
— Нет, раньше. Может быть, во вторник или среду.
— И как он выглядел?
— Маленького роста. У него странные волосы, как иголки у ежа.
«Чарли», — подумала Хелен.
Эйлин Хаттон быстро преодолела три квартала от своего отеля до суда и вошла в здание без одной минуты четыре. Секретарь Алекса Родина встретила ее и отвела на третий этаж. Показания под присягой обычно давались в большом конференц-зале, поскольку, как правило, свидетели приходили с адвокатами и судебными репортерами. Однако Хаттон явилась одна. Она села за длинный стол и улыбнулась, когда перед ней поставили микрофон и направили видеокамеру на ее лицо. Затем вошел Родин и представился. Он привел с собой небольшую команду, которую составили ассистент, секретарь и репортер с магнитофоном.
— Прошу вас для протокола назвать свое полное имя и звание, — сказал Родин.
Хаттон посмотрела в камеру.
— Эйлин Энн Хаттон, — сказала она. — Бригадный генерал, главный военный прокурор пехотных войск.
— Надеюсь, наша беседа не займет много времени, — сказал Родин.
— Думаю, так и будет, — ответила Хаттон.
И она оказалась права. Родин уподобился мореплавателю без карты или человеку в темной комнате. Он мог лишь шарить наугад, надеясь на что-нибудь наткнуться. После шестого вопроса Алекс понял, что ему больше нечего спрашивать.
— Как бы вы могли охарактеризовать Джеймса Барра на военной службе?
— Он был образцовым солдатом, но не более того, — ответила Хаттон.
— У него были какие-нибудь неприятности?
— Нет, насколько мне известно.
— Он совершал преступления?
— Нет, насколько мне известно, — сказала Хаттон.
— Вы знаете о недавних событиях в нашем городе? — спросил Родин.
— Да.
— Есть ли что-нибудь в прошлом Джеймса Барра, что могло бы пролить свет на его участие в этих событиях?
— Нет, насколько мне известно, — повторила Хаттон.
Наконец Родин поинтересовался:
— Есть ли какие-то причины, по которым Пентагон мог проявить дополнительный интерес к Джеймсу Барру?
— Нет, насколько мне известно, — ответила Хаттон.
Тут Алекс Родин сдался.
— Хорошо, благодарю вас, генерал Хаттон.
Хелен Родин прошла тридцать ярдов и остановилась перед домом Джеймса Барра. У входа на участок была натянута желтая полицейская лента, выломанная входная дверь забита фанерой. Дом выглядел заброшенным и пустым. Тут было не на что смотреть. Поэтому Хелен вызвала такси по сотовому телефону и отправилась в окружную больницу. Было уже больше четырех часов дня, когда она туда приехала, и солнце клонилось к западу, окрашивая белое бетонное здание в розовато-оранжевый цвет.
Она поднялась на лифте на шестой этаж, расписалась в журнале посещений, отыскала озабоченного тридцатилетнего врача и спросила его о состоянии Джеймса Барра. Врач не дал внятного ответа. Не вызывало сомнений, что его не слишком интересовало состояние этого больного. Поэтому Хелен не стала допытываться, а сразу прошла в палату Барра.
Он не спал и по-прежнему был прикован наручниками к койке. Его голова все еще была закреплена. Глаза смотрели в потолок. Он дышал редко и медленно, а монитор сердечных сокращений гудел реже одного раза в секунду. Руки Джеймса слегка дрожали, и наручники стучали о раму кровати, издавая легкий металлический звук.
