— Эйзенхорн! — прошипел Фишиг.
— Ответ? — рассмеялся Гло.
Рассмеялись и его люди, даже Мандрагор гавкнул пару раз. Но, как я заметил, это не развеселило Даззо и Малахита.
— Этот материал археоксенического происхождения, из древних земель сарути… — произнес я, вынимая свободной рукой одну из древних асимметричных табличек. — Для вас эти предметы ценны потому, что они имеют какую-то ценность для сарути. На что вы собираетесь их обменять?
— Я не собираюсь тебе ничего рассказывать, — произнес Гло. — И даже гипотезы твои подтверждать не стану.
— Попробовать стоило, — пожал я плечами.
— Но мой вопрос остается в силе, — сказал Гло. — Что дальше?
— Мы улетаем, — сказал я. — Целыми и невредимыми.
— Так улетай, — сказал он, сопровождая свои слова патрицианским жестом. — Опусти ящик и улетай.
— Только ящик удерживает тебя от того, чтобы уничтожить нас. Мы возьмем его с собой в качестве страховки.
— Нет! — закричал Даззо, выскакивая вперед. — Неприемлемо! Так мы потеряем его навсегда! — Он посмотрел на Гло. — Этот человек — наш кровный враг. Нам никогда не вернуть артефакты. Даже если мы согласимся предоставить ему свободный проход, он ни за что не выполнит свою часть сделки и не вернет нам ящик.
— Конечно нет, — сказал я. — Да и вы не станете заключать со мной честной сделки. Между Инквизицией и преступниками не может быть честного договора. Вот почему ящик полетит со мной. Другой гарантии у нас нет.
— Никто здесь и не собирался предлагать тебе гарантии, — громко произнес Мандрагор. — Только смерть. Или, если тебе не повезет, сначала боль, а потом смерть.
— Не советую брать его на переговоры, — сказал я Гло, мотнув головой в сторону Мандрагора. — Мы улетаем вместе с ящиком, потому что иначе вы уничтожите нас.
— Нет. — Гло шагнул вперед, вытаскивая лазерный пистолет из-под плаща. — Ты допустил ошибку в своих гладких рассуждениях, инквизитор. Если нам суждено навсегда утратить эти предметы, то я предпочту, чтобы это случилось здесь. Так мы получим хотя бы ваши трупы в качестве компенсации. Если ты попытаешься улететь вместе с ящиком, мы расстреляем вас и покончим с этой дурацкой ситуацией. Опусти его, и я дам вам десять секунд, чтобы исчезнуть.
Я с уверенностью мог сказать, что он не блефует. До этого момента они просто защищали свое имущество. И они не были дураками. Все члены этой клики прекрасно понимали, что я никогда не верну эти вещи. Десять секунд. Если мы опустим таблички, по нам немедленно откроют огонь, но, может быть, не слишком активно, потому что побоятся задеть ящик. И пушки катера все еще оставались аргументом в нашу пользу.
— Отступаем к трапу, — прошептал я Биквин и Фишигу. — Бросишь ящик вниз, когда я прикажу.
— Уверен?
— Делай как я говорю. Мидас?
— Двигатели готовы, орудия готовы.
— Давай!
Ящик рухнул в пыль. Двигатели катера взревели на полную мощь. Враги не стали ждать десяти секунд. Но мы были на трапе, который быстро поднимался, а катер уже взлетал. По корпусу замолотили снаряды и осколки. Рявкнули орудия катера.
Катер сильно качнулся, и нас с Биквин швырнуло внутрь на накренившуюся палубу. Фишиг чуть не сорвался с поднимающегося трапа и повис на нем, цепляясь за рифленую поверхность. Его задницу вот-вот должно было отрезать поднимающимся трапом или отстрелить шальным лазером. Я схватил исполнителя за шкирку и втянул внутрь прежде, чем это случилось.
Мы уходили. Судя по наклону палубы и вибрации корпуса судна, Мидас разгонял корабль на пределе возможностей и держался низко, чтобы ландшафт укрыл нас от огня с земли. Вспыхнули аварийные огни, указывавшие на множественные повреждения.
— Пристегнись! — заорал я на Эмоса, пытающегося помочь нам. — Фишиг, пристегивай Биквин! И сам тоже!
Исполнитель потащил испуганную девушку к сиденью. Я полез по лестнице в кабину.
Мидас вытягивал штурвал, поднимая нас выше. Под нами проносились пятнистые пейзажи Дамаска. Я опустился в кресло возле пилота:
— Как близко?
— Истребители развернулись и идут прямым курсом на перехват. Их высота играет им на руку.
— Насколько они близко?!
— Шесть минут до перехвата. Проклятие!
— Что?
Он указал на основной тактический экран. Следом за маленькими точками по трехмерной карте магнитосферы планеты двигались более крупные тени.
— Перемещается весь флот. Это крупные боевые корабли. А вот это еще два звена истребителей. Они не хотят, чтобы мы убрались отсюда? — спросил он.
— С тем, что нам стало известно?
— Они не собираются выпустить нас живыми из этой системы?
— Мидас, кажется, я уже ответил на этот вопрос!
Он усмехнулся, обнажив белые зубы, резко контрастирующие с его темной кожей в полутьме каюты.
— Ну тогда можно повеселиться, — решил он.
Его руки метались над пультом управления, сверкая серебром главианских биосхем и устанавливая курс.
— Идеи? — спросил я.
— Может быть, даже несколько. Дай мне немного помусолить данные.
— Что?
— Поверь мне, Грегор, если у нас есть хоть малейшая надежда выбраться живыми из системы Дамаска, то ее дают нам только мои мастерство и хитрость. Заткнись и дай мне высчитать их скорости и векторы перехвата.
— У нас повреждения, — упорствовал я.
Меня снова охватило противное чувство неспособности влиять на ситуацию.
— Незначительные, совсем незначительные, — рассеянно произнес он. — Сервиторы уже все исправили.
Он сменил курс. Насколько я мог видеть, он развернулся прямо на одно из звеньев преследующей нас флотилии, серьезно сокращая время до перехвата и выхода на огневой рубеж.
— Что ты делаешь?
— Играю с процентами. И играю осторожно.
Яркий глобус Дамаска уплывал из-под нас, мы выходили на высокую орбиту на полной тяге.
— Видишь? — спросил Мидас.
На тактическом экране появился еще один огонек, разворачивающийся в нашу сторону.
— Стандартное рассредоточение Имперского военного флота. Они всегда выставляют одно судно в качестве заграждения над непросматриваемой стороной планеты. Если бы мы продолжили лететь по прямой, то оказались бы непосредственно в его зоне поражения.
В космосе за иллюминаторами кабины появились вспышки. Корабль заграждения, средних размеров фрегат, все равно открыл огонь, устремляясь в погоню.
— Он выпустил истребители, — нараспев произнес Бетанкор. — Расстояние в два. У преследователей — в четыре.
Сухие факты.
Я посмотрел на показатели энергии. Стрелки индикаторов перевалили за красную черту.
— Мидас…
— Сядь на место. Вот оно.
— Что?
Передние иллюминаторы неожиданно стала закрывать тушка небольшого спутника Дамаска. Хотя сейчас он совсем не казался маленьким. Похоже, Мидас собирался размазать нас о его поверхность.
Я выругался.
— Расслабься ты, черт возьми! — одернул он меня и добавил: — Расстояние в один.
Мы устремились к уродливой, щербатой зеленоватой глыбе, стремительно выраставшей перед нами. За нами последовали шесть истребителей с пилотами, прошедшими элитную летную подготовку для Военно-космического флота Скаруса.
Глава шестнадцатая
ПОЕДИНОК В БЕЗДНЕ
ПОСЛЕДНЕЕ СТОЯНИЕ БЕШКОРА
СЛЕДЫ
Эта луна называлась Обол и была самым маленьким и самым близким из спутников Дамаска. Щербатый ком неправильной формы, шестьсот километров в поперечнике в самом широком месте. Лишенная атмосферы, изрытая впадинами и ущельями, луна зеленовато поблескивала в лучах солнца.
Я усмирил свой разум и замедлил пульс, применив старые навыки, которые преподал мне Хапшант.
Данные по Оболу выводились на экран: никель, цинк, селен… наименьший из четырнадцати… Я совершенно не нуждался в этой информации, но использовал ее в качестве психологического барьера, чтобы замусорить сознание мелкими деталями и отвлечь его от опасности.
Я поднял глаза от бегущих строк. На нас разинул пасть кратер с зубчатыми краями. Он был достаточно велик, чтобы поглотить весь Дорсай вместе с его лагуной.
— Держитесь, — сказал нам Мидас.
Всего лишь в километре от поверхности спутника он совершил свой маневр. Мы уже оказались захвачены гравитацией Обола и неслись к нему на всех парах. О посадке или хотя бы обычном развороте не могло быть и речи.
Но Мидас водил суда с юности и тренировался в главианской летной академии. С помощью биосхем, внедренных в организм, он куда лучше меня и лучше самых опытных пилотов Империи мог почувствовать все нюансы полета, мощности и маневра. К тому же, испытывая наш катер, он чуть не угробил его и теперь точно знал, на что способно это судно, а на что — нет.
Не могу сказать, что это знание добавило мне спокойствия.
