Он отключил двигатели, врубил все посадочные турбины и опустил нос катера так, что тот сорвался в штопор. В глазах все закружилось, когда меня вжало в ремни безопасности.
Вращение казалось неконтролируемым. Но на самом деле было идеальным и четко выверенным. Реактивные турбины отбросили нас от поверхности, и мы закружились, словно лист, используя вращение, чтобы избавиться от ускорения, направленного вниз. Мы проскользнули в девяноста метрах от пыльной поверхности кратера, на полную мощь задействовав раскалившиеся добела турбины, и ушли по дуге за спутник, когда Мидас снова врубил основные двигатели.
Земля шарахнулась от нас, когда мы совершили дикий скачок через губу кратера.
На тактическом экране было видно, что истребители отстали от нас на шесть минут. Никому из них не хотелось повторять этот маневр. Они облетали спутник по более безопасным траекториям.
Мидас обогнул луну, идя на низкой высоте по скрытым от солнца лощинам среди утесов и крутобоких холмов, на которые никогда не ступала нога человека. Мы полетели между двух огромных пиков.
— Они разделяются, — сказал Мидас, выворачивая влево.
Так и есть. Четыре истребителя упорно висели у нас на хвосте, двигаясь на низкой высоте. Еще двое отделились и решили облететь Обол с другой стороны.
— Контакт?
— Встретимся с ними нос к носу через восемь минут, — произнес Мидас.
Он улыбнулся и резко заложил на правый борт, уходя в едва видимую на экране топографа лощину с крутыми склонами.
Потом он настолько снизил скорость, что все стало казаться мучительно медленным, и обогнул крутой холм, сверкавший зеленым и желтым в жестком свете солнца.
— Что ты делаешь?
— Подожди… подожди…
Тактический экран показал, что четыре преследователя пронеслись мимо лощины.
— Мы слишком близко к поверхности, и они не сразу поймут, что мы уже не впереди.
— И что дальше?
Он включил двигатели на полную мощь, взлетая над горной грядой, и пристроился в хвост нашим недавним преследователям.
— Мышь станет котом! — объявил Бетанкор.
Через несколько секунд яркий экран оружейной панели покрыли красные перекрестия.
Среди огромных глыб и скал впереди я различал огни дюз.
— Причешем-ка одного, — сказал Мидас, выпуская залп.
Мерцание турбин впереди стало ярче, а потом обернулось растущим шаром горящего газа, проплывшим мимо нас среди зубчатых пиков.
Я вжался в кресло, когда катер резко нырнул еще в одну лощину. В километре перед нами появились огоньки дюз, и солнце отразилось от металла.
— А вот и второй, — произнес Мидас.
Датчики автоподачи боеприпасов засверкали красным, указывая расход. Вспышка распустилась, как цветок, а затем развернулась и расплескалась о стенку скальной гряды.
Что-то ослепляюще яркое возникло справа от нас. Катер тряхнуло и затрясло, загудела тревога.
— Какой умный мальчик. Почти попал, — проворчал Мидас, вытягивая штурвал, чтобы уйти от столкновения с приближающимся утесом.
Один из истребителей разгадал наш маневр и облетел нас с тыла.
— Где же еще один? Где? — бормотал Бетанкор.
На нашей стороне была боевая мощь. Боевая мощь и Мидас. Истребители принадлежали к классу «Молния», это были маленькие, быстрые и верткие корабли, в четыре раза меньше нашего судна. По всем своим параметрам и предназначению наш катер представлял собой только транспорт, но его двигатели, улучшенный комплект оружия и способность к вертикальному взлету превращали его в грозное боевое судно, когда дело доходило до сражения на небольшом расстоянии от поверхности, особенно такой неровной, как поверхность Обола.
Наш катер еще раз вздрогнул и сорвался в головокружительное пике.
Мидас выругался и стал выводить судно из штопора. В поле зрения размытой серебряной полосой скользнул имперский истребитель.
Мидас стабилизировал ход и устремился за ним. Перехватчик крутанулся и ушел в глубокое ущелье, в холодной тени которого приходилось лететь, ориентируясь только на показания приборов.
Датчики показали, что наши орудия близки к перегреву. Мидас лупил по истребителю.
Безрезультатно.
Перехватчик начал выполнять петлю, чтобы развернуться к нам. Мидас выстрелил снова.
Еще один промах.
Истребитель летел прямо на нас. Я увидел сверкающие, словно драгоценные камни, следы трассирующих снарядов, вгрызающихся в обшивку нашего корабля.
Лицом к лицу. В глубоком ущелье с отвесными стенами.
Не было места для маневра. Не было места для ошибки.
— Прощай, — сказал Мидас, вдавливая гашетку.
Глубокое ущелье осветил взрыв. Мы пролетели прямо сквозь стену пламени.
— Ну как, достаточно? — спросил меня Мидас.
Я не ответил. Я был слишком занят тем, чтобы покрепче цепляться за подлокотники кресла.
— Лично мне хватит, — сказал он. — Пора начинать второй акт. Где-то поблизости ошивается еще один перехватчик. Те, что обходили нас с обратной стороны планеты, будут здесь через девяносто секунд. Пришло время для театра. Уклид?
Главный сервитор выдал ответную трель. Мы вошли в крутое пике. На дисплее вывелось, что за нами остается топливный след.
— Повреждения? — спросил я.
— Прописано в сценарии, — ответил Бетанкор.
Нам навстречу мчалось дно темного каньона.
— Сбрасывай, Уклид, — скомандовал Мидас.
Раздались грохот и скрежет. Катер затрясло. Позади него что-то вспыхнуло.
— Что это было?
— Две тонны запчастей, мусора и расходных материалов. Ну и вдобавок все гранаты из твоего оружейного склада.
Он резко развернул судно и направил его в темноту широкой глубокой пещеры на дне каньона. Мне казалось, что потолок и стены проносятся слишком близко.
Углубившись в пещеру на шесть сотен метров, Мидас развернул катер влево и отключил турбины. Прожекторы разогнали мрак, и стали видны неровные края еще одного углубления.
Пролетев еще сотню метров, мы опустились на посадочные распорки. Мидас выключил двигатели и освещение, выключил все, кроме жизненно важных систем.
— Всем ни звука, — велел он.
Ожидание, продлившееся шестьдесят шесть часов, не было ни уютным, ни приятным. Мы влезли в теплую одежду и сидели во мраке, пока флотилия еретиков обыскивала Обол и его окрестности. За первые десять часов наши пассивные локаторы несколько раз регистрировали приближение кораблей, прочесывающих место нашего «крушения». Обман явно удался.
Но мы ждали. Нельзя было с уверенностью сказать, насколько они окажутся настойчивы и терпеливы. Мидас предположил, что враги могут разыграть ту же карту — затаиться и ждать, пока мы решим, что опасность миновала.
Через сорок часов Ловинк заявил, что подслушал астропатический обмен сообщениями, где речь шла об отбытии флота. Вскоре последовало возмущение в ткани Имматериума. Но мы продолжали ждать. Ждать единственного события, которое я счел бы убедительным.
Это случилось, только когда миновал шестьдесят шестой час. Пришел астропатический сигнал на глоссии:
— Ныне отпущаеши…
Мы восстали из тьмы Обола, омытые светом звезд. Все на судне и, честно признаюсь, даже я неожиданно начали разговаривать слишком громко и слишком много, бродить по катеру, наслаждаясь ярким светом и включенной наконец обогревательной системой. Безмолвное ожидание на холоде походило на епитимию.
Навстречу нашему катеру медленно и величественно выплыл «Иссин». Как только флот еретиков покинул систему, Максилла вышел из своего укрытия за звездой и подал сигнал.
Как только мы состыковались, я отправился прямо на мостик, где меня, как брата, приветствовал Максилла.
— Все наши живы? — спросил он.
— Целы и невредимы. Хотя нам пришлось туго.
— Прости, что пришлось покинуть вас, но ты сам видел размеры этой военной группировки.
Я кивнул:
— Надеюсь, ты можешь сказать мне, куда они отправились?
— Конечно, — ответил он.
Его астронавигаторы не теряли времени даром. Их главный появился из помещения, пристроенного к куполообразному мостику, и загудел над черно-красным мрамором пола, направляясь к нам. Как и весь остальной экипаж, он практически полностью состоял из механических частей. Его органическая, человеческая часть — куда, по моему предположению, входил разве что мозг и какие-нибудь основные органы — заключалась внутри отполированной серебристой машины, изваянной в виде грифона. Драконья шея выгнулась назад, и крючконосая морда обратилась к нам. В воздухе сервитор поддерживался пластинами антиграва, встроенными в орлиные крылья.
Он остановился перед нами, раскрыл клюв и спроектировал голографическую карту зведного неба. Карта была сложной и непостижимой для необученного глаза, но некоторые детали мне удалось разобрать.