Мережковским – «русским Ницше», «столь же гениальным как Ницше, и может быть и более, чем Ницше, самородным, первозданным в своей антихристианской сущности». Лев Шестов отмечал у Розанова «несравненное литературное дарование», связь его с Достоевским, хотя и подчеркивал, что ему недоставало той огненной веры, которая была характерна Достоевскому. Историк русской философии В. Зеньковский писал, что Розанов «самый замечательный писатель среди русских мыслителей». Г. Флоровский в своем капитальном труде «Пути русского богословия» отмечал, что Розанов «писатель с большим религиозным темпераментом, но человек религиозно слепой». Литературный критик Ю. П. Иваск, опубликовавший первое собрание сочинений Розанова, вышедшее в 1959 г. в Нью-Йорке, в предисловии к нему писал: «
В Розанове было что-то и от змеи подколодной, и что-то от птицы певчей. Он существо и ползающее, и парящее. Ползучий Розанов – это маленький человек, человечек, которого природа и вдобавок русско-бытовая судьба-злодейка согнула, раздавила, загнала в глубокое подполье затаенных эмоций обиды, зависти, злости, мести. Но иногда удавалось ему забывать о своих обидах, и он вырывался тогда на свободу, на простор, в поднебесье. Этот крылатый Розанов – мечтательный, уединенный поэт».
Большой интерес личность и книги Василия Розанова вызывали у А. Ф. Лосева. Правда, его отношение к писателю было двойственным: с одной стороны, его восхищали писательский талант Розанова, афористичность его мышления, а с другой он не мог принять его нигилизм и цинизм. В разговорах о русской философии начала ХХ в. Лосев нарисовал мне следующий портрет Розанова: «Я знаю только трех европейских мыслителей, которые могли так анархически размышлять. Это – Уайльд, Ницше и Розанов. Причем, последний из них – самый талантливый. Это был человек, который все понимает, но ни во что не верит. Я помню его книги – «Темный лик», «Люди лунного света». В них были такие серьезные возражения против христианства, которые и не снились ни одному нашему антирелигиознику. И, вместе с тем, он глубоко писал о религии. Об античности Розанов говорил, что она пропитана запахом мужского семени. В своих книгах он не стеснялся при всех “штаны снимать”. Когда я спросил у Павла Флоренского, кого из русских мыслителей он ценит более всего, он назвал Вячеслава Иванова и Василия Розанова. Хочешь знать, что такое Розанов? Это красивая медуза. В воде она сверкает всеми цветами радуги, а вытащишь на берег – одна слизь».
Эти отношения любви и ненависти, приятия и неприятия Лосев выразил и в послесловии к книге Хюбшера «Мыслители нашего времени». «В те годы мало кто понимал Василия Розанова, поскольку этот человек сам все сделал для того, чтобы никто не понял его собственной сущности. Василий Розанов был черносотенный политикан, верующий во все религии и, собственно говоря, ни в одну из них. Мистик и атеист, одновременно и неимоверный циник и часто порнограф. Этот человек превращал все великие культуры прошлого только в ряд своих изысканий и острейших ощущений, просто смакуя все святое и несвятое как вкусное блюдо… А главное, мировая литература, не исключая Уайльда, не исключая даже Ницше, не исключая даже Достоевского, еще никогда не рисовала и личного, и общественного бытия в таком анархическом самоотрицании, в такой близости к мировой катастрофе, как это выходило под пером Василия Розанова»[201].
Таковы довольно яркие, хотя и противоречивые характеристики Розанова. При всем разнообразии оценок, общим в них является безусловное признание таланта писателя, таланта своеобразного, оригинального, сочетающего истину с идеализацией быта, религиозность с острой критикой христианства, интимность и откровенность с пароксизмами солипсизма, воспевание патриархальной морали с откровенным цинизмом и эротизмом.
При всем этом, Розанов никого не оставлял равнодушным. Он волновал, привлекал, трогал, а чаще всего – провоцировал или шокировал читателя. Популярность Розанова объяснялась разными причинами. Прежде всего, она была связана с разнообразием и широтой его интересов. Розанов был и публицистом, и писателем, и историком. Некоторые называют его философом. Действительно, Розанов изучал в Московском университете философию и первую свою книгу «О понимании», написанную в 1886 г., посвятил философским проблемам. Однако, этот философский трактат, претендующий на то, чтобы создать универсальную систему знаний, обнимающую все науки, искусства, природу и общество остался совершенно незамеченным. Это, на мой взгляд, самое неудачное произведение Розанова. Поэтому если Розанов и начинал свою литературную деятельность как философ, профессиональный мыслитель из него не получился. На это обстоятельство обратила в свое время Зинаида Гиппиус, которая в 1928 году прочитала в парижском кружке «Зеленая лампа» доклад, посвященный Розанову, где она писала. «Мыслитель! Как нейдет Розанову это слово! И вообще-то оно узкое, а Розанов скорей писатель, расследователь, одержимый, гениальный догадчик…»
Гораздо большую популярность Розанов приобрел не как философ, а как публицист, как автор многочисленных журнальных статей, посвященных религии, полу, семье, морали, литературе, искусству. Его литературный талант оттачивался на журналистской и публицистической работе. Как писатель, Розанов вырастал из журнализма. Он активно сотрудничал в журналах «Новый Путь», «Мир искусства», «Весы», «Золотое Руно», «Новое время». Да и эта популярность пришла к Розанову не сразу, а лишь со временем, когда сформировался особый – лаконичный и афористический стиль розановского письма, когда он нашел «свою» проблематику, своего читателя. Поначалу же манера изложения у Розанова была сложной и тяжеловесной, с огромным количеством цитат и примечаний. Как отмечал Ю. Иваск, если бы Розанов умер на рубеже столетия, он оказался бы совершенно неизвестным второстепенным писателем. Свой стиль и тематику Розанов нашел в начале века, а свой гений он реализовал в книге «Уединенное».
Как же развивался талант Розанова? Путь преподавателя гимназии в высокую литературу был не простым. На духовное развитие Розанова оказали влияние три фактора. Прежде всего, это знакомство с творчеством Достоевского, которому Розанов посвятил свою книгу «Легенда о Великом Инквизиторе» (1893). Не менее важным, а быть может самым решающим, было общение с К. Н. Леонтьевым, от которого Розанов наследовал склонность к консервативным политическим идеалам, нигилистическое отношение к европейской культуре и, наконец, эстетизм, как принцип понимания и интерпретации истории. Третьим фактором, оказавшим заметное влияние на развитие Розанова, было общение с русскими символистами, от которых Розанов позаимствовал вселенский универсализм в отношении к истории, религии и культуре. Не случайно, Розанов отмечал заслугу Мережковского в том, что он объединил языческий мир с христианством. Сам Розанов, следуя за Мережковским, часто смешивал христианство с другими древними религиями. Таковы главные духовные истоки, определившие направление развития творчества Розанова. Конечно, были и другие влияния, но они не были такими значительными, как перечисленные выше.
С «Миром искусства» Розанов стал сотрудничать с самого возникновения журнала. Его сотрудничество оказалось более плодотворным и более постоянным,
