– Смех продлевает жизнь.
– Благодаря Эдуарду Всеволодовичу я проживу теперь дольше.
Они улыбнулись друг другу, а потом Ольга надела плащ, попрощалась с Мариной и вышла в прекрасном расположении духа.
В тот же день позвонила Наташа. Порадовавшись за Ольгу в своей обычной манере, она сказала, что с товарищем Бочкаревым, в прошлом приятелем папы, а ныне налоговым полицейским, дело не вышло. «Сволочь», – охарактеризовала она его. Он даже высказался в том духе, что если к ним такое внимание, значит, сами вляпались. Хрен, в общем, с ним. Земля круглая, жизнь длинная.
Далее они стали сплетничать о Белоярцеве и Марине. Ната все знала и много чего ей поведала: с удовольствием и по большому секрету. Ольга узнала, что Марина учится на втором курсе заочного отделения нархоза, что они встретились с Белоярцевым два года назад в офисе телерадиокомпании «НТН-4», где она в то время работала секретарем-референтом, а он участвовал в съемках; и – внимание! – что у них отношения, здесь Ольга попала в точку. Дальше – больше. Недавно он признался во всем супруге, и они серьезно поговорили о будущем. Наличие любовницы не шокировало Белоярцеву, она уже давно об этом догадывалась, и если бы не страшная откровенность ее мужа, она продолжила бы делать вид, что все в порядке. Двадцать семь лет совместной жизни, комфортный дом, две взрослых дочери, два внука, – а на другой чаше весов искренность. Как жить дальше? Что делать с правдой?
Глава 5
Налоговая проверка закончилась через два дня.
Утром ей позвонил Травкин. Буркнув, что в одиннадцать они должны приехать за актом, он хотел было закончить общение, но тут она спросила о документах.
«Завтра получите». – Он положил трубку.
Она позвонила Геннадию.
«Оля, ты мое золотце! Вместе поедем. Так хочется увидеть этого Травкина. Столько о нем слышал, а еще не знакомы!»
«Таня сказала, что если есть акт, значит, что-то начислили. Если нет нарушений, то пишут не акт, а справку».
«Может, и начислили для проформы. Он был грустный?»
«Злой».
«Если дали по заднице, то объяснимо».
«Скоро мы это узнаем».
В одиннадцать они были на месте.
За неимением собственного здания (строилось третий год) налоговая инспекция по Центральному району арендовала в девятиэтажке проектного института, на пересечении Красного проспекта и улицы Фрунзе, с шестого по восьмой этажи.
На восьмом этаже они нашли кабинет, указанный Травкиным.
Душное пространство за дверью было набито столами, стульями, шкафами, папками и налоговыми инспекторами.
Травкина здесь не было.
– Скажите, пожалуйста, где господин Травкин? – спросила Ольга.
Ответом ей было молчание.
– Есть здесь кто-нибудь? Эй!
Вдруг они услышали тонкий мужской голос:
– Сергей Васильевич вышел.
– За дверью, пожалуйста, ждите, – последовало уточнение.
Они оглядели комнату в поисках хозяина голоса и увидели в дальнем ее углу мужчину неопределенного возраста. Ну и субчик. Блеклые водянистые глаза навыкате, тонкие губы, тщательно зализанные набок светлые жидкие волосы – он милый. Чем-то похож на в меру известного голливудского актера с челкой под Гитлера и амплуа маньяков и просто психически неуравновешенных типов.
– Почему нельзя здесь? – спросил Красин.
Ему не хотелось ждать Травкина в этой комнате, но тон, которым к ним обращались, ему не понравился.
У маньяка-инспектора дрогнули губы.
– Если вас просят ждать в коридоре, будьте добры, ждите там, где сказали! – выдал он дребезжащим фальцетом.
Ай да парень!
– Мы действительно лучше выйдем, чтобы не травмировать вашу психику. Как известно, нервные клетки не восстанавливаются.
В это время в комнату вошел Травкин: плотный, хмурый, роста ниже среднего, с прокуренными усами.
– Здравствуйте, – сказала Ольга.
– Здрасте.
Он пошел к своему месту. За ним шлейфом тянулась смесь запаха пота и курева.
Они пошли следом, лавируя между столами и стульями.
Вот и его стол.
Грузно сев, он стал перекладывать бумаги с места на место. Стулья для посетителей здесь предусмотрены не были. Глядя на него сверху вниз, Ольга и Красин ждали, когда же он, наконец, закончит. Он словно нарочно делал все медленно. Показывал, кто в доме хозяин? Или это такая защита? Что он чувствует? Ему неуютно или он за толстой броней?
– Здесь распишитесь, – буркнул он, протягивая Ольге два экземпляра акта. – При наличии возражений представите их в двухнедельный срок. Затем будет вынесено решение. О дате вам сообщат.
Передав один экземпляр Красину, Ольга сразу заглянула в конец.
«Всего по результатам проверки… установлена неуплата (неполная уплата) налога на прибыль в размере 1200 руб.… Привлечь… к налоговой ответственности… штрафа в размере 240 руб.… пени… 210 руб. Всего… 1650 руб.»
Она подняла взгляд на Геннадия и улыбнулась.
Победа!
Подписав акт, она вернула один экземпляр Травкину.
– Все, мы свободны?
– До поры до времени. Насчет документов вам сообщат.
– До свидания.
Травкин не промолвил ни слова.
Они с облегчением вышли из душной комнаты.
Документы вернули на следующий день.
Привез их капитан Алексеев. Войдя в кабинет, он сухо поздоровался с Ольгой и сказал ледяным голосом, что «документы сейчас поднимут».
– Все в целости и сохранности?
– Наверное.
После обмена любезностями они какое-то время молчали.
– Можно один вопрос? – спросила Ольга.
– Да.
У капитана железная выдержка. Ни один мускул не дрогнул у него на лице, ничего не изменилось во взгляде.
– Вам нравится то, что вы делаете? Что это? Энтузиазм? Романтика? Власть? Взятки?
– Это работа.
– Еще не устали от негатива?
– В мире больше зла, чем добра. Се ля ви.
– Вы его добавляете.
– Мы просто играем по правилам. И придумали их не мы.
– Вы могли быть по другую сторону баррикад.
– Мог бы. Это игра, в которой играют и белыми, и черными, и теми и другими одновременно.
– Только не заиграйтесь. Присаживайтесь.
Он сел.
В это время двое полицейских в камуфляже (они были без автоматов и масок) внесли заклеенные скотчем коробки и поставили их на пол. Первая партия. Рослый здоровяк с розовыми щеками, пухлыми губами и светло-русыми волосами, остриженными в стиле коммандос, взглянул на нее. Она уже видела этот взгляд в прорези черной маски. Милый парень. Скорее всего, деревенский. После школы его забрали в армию, там научили уму-разуму, и теперь он врывается к налогоплательщикам с автоматом и в маске, сея ужас и панику, а вообще он добрый и по выходным ездит в деревню к родителям, где помогает им по хозяйству.
– Можете отнести это в комнату? – сказала Ольга. – Я вижу, вы их даже не открывали. Не успели?
Капитан Алексеев сухо прочистил горло, но ничего не ответил.
Глядя на него, Ольга думала о том, что он прекрасный актер. Он день за днем играет свою роль капитана налоговой полиции. Правильно ли, впрочем, использовать такие штампы как «истинное лицо», «маска», «актер», «роль»? Сережа однажды сказал, что все это не более чем слова. В человеке нет ничего «фальшивого», «наигранного» и «настоящего». Личность со множеством граней, в том числе и невидимых внутренних, – вот кто он. Если он дома такой, а на работе – другой, то все это он. И если все же использовать штамп, то будет правильнее сказать, что он играет всегда. Даже с собой. Игра есть нечто присущее, внутреннее, это часть личности.
Капитан Алексеев – кто он? Какой он дома: в мягких тапочках, в халате, с газетой? Есть ли у него жена, дети, друзья; как он с ними общается? Одним словом, увидеть бы его другого. Ведь он бывает другим? Многих людей мы видим однобоко, делаем о них выводы, а потом искренне удивляемся, когда действительность не совпадает с нашими представлениями. Костя Алексеев, который сидит сейчас на стуле, закинув ногу на ногу, останется в ее памяти жестким капитаном налоговой полиции, не ведающим жалости и неулыбчивым. Капитан-Терминатор. Железобетонный блюститель порядка.
Когда все формальности были улажены, он решил сказать несколько теплых слов ей и главному бухгалтеру Тане.
– На этот раз ваша взяла. Но не думайте, что так будет всегда. Еще встретимся?
– Может быть. Будете проходить мимо – милости просим на чашечку кофе.
– А вы к нам на допросик. Всегда будем рады вас видеть.
– Не пристегиваете наручниками к батарее?
– По ситуации.
– Я не готова.
– Зря.
Он пошел к выходу, держа спину по-военному прямо, и, уже взявшись за ручку, бросил через плечо не оборачиваясь: «До свидания».
– Счастливо.
Глава 6
«Любовь порабощает. Давая крылья лишь затем, чтобы обрезать их и бросить окровавленное создание в пропасть отчаяния, где мрачно, холодно и одиноко, она обещает награду без всяких гарантий, а взамен забирает душу и проделывает с ней все, что захочет. Страстно устремляя желания и чувства к сладостным горизонтам на самой границе разума, она превращает еще недавно свободного человека в раба и заковывает его в свои крепкие невидимые цепи. Бывает так, что несчастный не может жить ни в них, ни без них и уходит из жизни, чтобы больше не чувствовать боль. Сколько убийств на совести самого главного чувства, делящего первое место с ненавистью? Если присмотримся, что увидим за его ангельским образом и поэтическими эпитетами?