– Я это… потом отдам деньги, – сказал он.
– Потом, потом, ладно. – Она поставила на прилавок бутылку воды. – Все. Следующий.
Он сгреб лекарства, взял воду подмышку и вышел.
Как только за ним закрылась дверь, тощая дама в панцире из мутона сморщила маленький острый носик:
– Фу! Какая мерзость! Зачем вы его обслуживали?
Спокойные серые глаза смотрели на нервную тетю:
– О клятве Гиппократа знаете?
– Я это так не оставлю! – уже угрожающе выдала дама, вздергивая подбородок. – Я буду на вас жаловаться! Здесь, в конце концов, не притон, а медицинское учреждение!
Она нервно пошла к выходу, вся в возмущении.
– Бомжатник! – громко сказала она перед тем, как хлопнуть дверью.
…
Он шел обратно.
Вода то и дело вываливалась у него из рук, он и сам чуть было не грохнулся на темной проплешине льда, и вот наконец он дома. На подкашивающихся ногах он спустился по разбитым ступеням в подвал. Он не стал снимать шубу, а снял только шапку и варежки; сел на одеяло, сунул в рот каждого вида таблеток по две штуки и выпил пол-литра воды.
Он лег и забылся тяжелым сном.
Погода стояла теплая, солнечная, безветренная. Чувствовалась близость весны. Солнце светило как-то по-особенному, не по-зимнему, и маленькие птички радостно пели. Весна! Весна! Весна! Скоро закапает с крыш, снег будет таять, чернея, и сажевые уличные сугробы высохнут кучками грязи и мусора. Только к маю весна станет той юной девицей, которую так любят поэты и сумасшедшие. Авитаминизированные жители города пробудятся от анабиоза. Они устали от холода за эти пять месяцев. Они тоже влюбятся и будут радоваться жизни. Пока она есть.
Он вышел на улицу.
Он щурился от яркого солнца и чувствовал, как прыгает старое сердце после подъема по лестнице.
Он шел медленно.
Он не вытаскивал левую руку из кармана, где была дырка, так как держал там, под шубой, прут арматуры. Он не взял с собой ящик. Тот будет мешаться, ну а железка – дело другое. Кто сел на его место? Что за сука? Сначала он ему скажет по человечьи, чтоб сваливал, а если тот рыпнется, то по черепу сразу прутиком. Только бы братья не вмешивались. Это по настроению. Ну а если свое место сегодня сдашь, то и братьев не надо будет. Если ты не ел два дня и сегодня опять не поешь, то ложись сразу в гроб и в могилу. Если бы не таблетки, которые дали в аптеке, было бы худо. А так уже легче, за два дня отлежался. Были бы только силы, чтобы дать этим прутиком.
Он уже близко, он уже видит крест на куполе.
Вот и его место.
Что за сука там? Не Колька ли туз, мать его? Точно, Колька. Он туз, так как каталой был. С ним уже никто не играет, все шлют на три буквы. А то останешься голый и еще должен будешь. Ему отбили почки и чуть не до смерти били за карты, а ему мало. Не добазаришься с ним, дело тухлое, поэтому лучше сразу по темечку.
Он остановился.
Увидев его, Колька-туз встал. Колька был ниже почти на голову, но зато моложе и крепче.
Вывернув толстые синие губы, между которыми гнили зубы, он ждал, глядя своими маленькими монгольскими глазками. Когда в штанах мокро, это никому не показывают и понтуются, а то тебя кончат, если увидят, что мокро. Но если у тебя нету железки, а у другого есть, что сделаешь?
– Че? – Колька дернулся. – Че надо, а?
– Сваливай, – глухо сказал Хромой.
– Да ты че, кореш, а? Сам сваливай! Я теперь здесь.
Хромой ничего не ответил.
– Всасываешь, сука? Нет? – Колька себя накручивал.
– Мое это место.
– Че, че? Ты че базаришь-то? Какое место?
– Это.
– Да на хрен иди ты отседова!
Колька ткнул его в грудь, сильно, и он упал на спину, на утоптанный грязный снег.
В шубе ему было не больно падать, и он не выпустил прут под шубой.
– Скользко, да? – Колька чувствовал силу, глядя на него сверху вниз.
Встав на ноги, Хромой начал медленно расстегивать шубу, а между тем не спускал глаз с Кольки.
Васька болел за товарища: Колька-туз ему не нравился. Еще трое-четверо тоже следили за дракой.
– Ну ты, кореш, не понял! – сказал Колька сквозь зубы, смачно сплевывая Хромому под ноги.
Тот не шевелился. Он как будто чего-то ждал.
Нервы у Кольки-туза сдали.
– Вот сука, а! Вали нахрен! Понял?
Хромой не двигался.
– Падла!
Колька бросился на него с диким рыком – а в следующий миг только успел заметить, как тот отпрыгнул в сторону, выхватив что-то длинное из-под шубы.
Раз! —
– И Колька рухнул как срезанный, коротко вскрикнув.
На его грязной спортивной шапке расплылось темное пятно крови.
Хромой сунул прут обратно под шубу.
Колька стал выть от боли и перекатываться с боку на бок по снегу. Из-под его пальцев сочилась кровь, все лицо уже было в крови, и снег; так что зрители, вставшие на расстоянии (ближе не надо), думали, что ему крышка. Много крови, очень много. Хромому надо сваливать. Он все правильно сделал, так Кольке и надо, так его.
Ко всеобщему разочарованию Колька не умер. Удар был сильный, но череп выдержал. Вскоре он встал, со стоном и страшной руганью. Он пошатывался, кровь капала редкими крупными каплями, спелыми красными ягодами, и уже весь снег рядом с ним был в этих ягодах.
Когда он встал, Хромой на всякий случай взялся за арматуру под шубой, но она ему не понадобилась. Глянув на него искоса и опасливо, Колька пошел прочь, а какая-то маленькая серенькая собачка, взявшаяся неизвестно откуда, мелко трусила по его следу, слизывая свежую кровь вместе со снегом.
Она тоже хотела есть.
Глава 3
На следующий день после телефонного разговора с Натальей Ольга услышала от нее сразу две отличные новости: во-первых, дядя Сережа (он же Сергей Александрович Белоярцев) готов встретиться и ждет Олю в своем Управлении, а во-вторых, ее батюшка свяжется со своим бывшим товарищем, Игорем Бочкаревым, и поспрашивает его о полиции. Ай да Наточка! Ай да милая! Ты снова отмахиваешься от благодарностей, а я подпрыгиваю в кресле от радости! Пожалуй, впервые за долгое время я чувствую, что жизнь меняется к лучшему! У нас все получится!
Вечером приехал Геннадий. На этот раз бодрый и позитивный, он был в курсе последних событий и, со своей стороны, тоже приготовил сюрприз.
Воспользовавшись паузой в разговоре, он шокировал ее тем, что баллотируется в депутаты Новосибирского областного совета.
Второго декабря выборы.
Как он сказал, ему была обещана моральная и материальная поддержка, но и от него требовались кое-какие вливания из собственного кармана.
Такие новости.
Мягко говоря, неожиданные.
Ольга знала, что с недавних пор он увлекся политикой, вступил в партию «Свободная Россия», за несколько месяцев вырос до члена ее местного политсовета (заимствование из советского прошлого), но о чем-то большем речь до сих пор не шла. Более того, рассматривая его политическую деятельность как игрушку, с которой он поиграет, пока не наскучит, она не видела его в роли политика, время от времени подшучивала над ним, а в итоге вон как серьезно.
Первый ее вопрос был – «Зачем тебе это?»
Он улыбнулся:
– Надо попробовать Это же весело.
– И грязно.
– Постараюсь не испачкаться. В конце концов, Оля, я хочу спокойно жить и работать, а не портить нервы из-за всяких Барышниковых Я, кстати, сегодня общался кое с кем в совете. Мне пообещали выход на заместителя мэра, но пока без стопроцентной гарантии.
– А народу вы случайно не планируете служить, Геннадий Владимирович?
– Конечно. Но только на голом альтруизме в наше время, к сожалению, не выедешь. В конце концов, ты ведь вкладываешь свои деньги.
– Бизнес-логика. – Она сделала паузу. – К сожалению, я уже не та наивная девочка, которая думала, что у политиков на первом месте чаяния народа. И мне не нравится, когда они обещают с три короба, причем списывают друг у дружки, а как только получат корочки – не видно и не слышно их до следующих выборов. Только, пожалуйста, не обижайся. Ты ведь не будешь так делать, да?
– Да. К счастью, не все люди сволочи и лицемеры. Знаешь, сколько тех, кто хочет выполнить обещания и кого останавливает система? И сколько тех, кто вкалывает на участках и у кого всегда открыты двери приемных? Скажем, приходит к тебе бабушка и жалуется, что у нее течет крыша, а ЖЭУ два года кормит ее завтраками. Ты идешь в ЖЭУ, и на следующий день крыша как новенькая. Вот как. В конце концов, если вообще ничего не делать, то в следующий раз тебя просто не выберут.
– Да ладно! С периодичностью раз в четыре года людям рассказывают старые сказки, и они верят. А другие не верят уже ни белым, ни красным, ни синим и не ходят на выборы, так как, на их взгляд, идея выборов дискредитировала себя. Ладно. Я не на митинге.
Он слушал ее с улыбкой.
– Из всего этого я делаю вывод, что мне не стоит рассчитывать на поддержку?
– Стоит. Но я не хотела бы разочароваться в депутате Геннадии Красине.
