Артур. — Можно, конечно, к армейцам обратиться, но не хотелось бы.
Тут Артузов прав. Человек пять из списка — не высокопоставленное армейское начальство, среднее звено, но лучше не рисковать. Да и мне польза — народ будет при деле, да и опыта нужного наберется. Авось, да и пригодится.
— Тебе сколько нужно? — поинтересовался я.
— Да человек двадцать, можно тридцать.
Двадцать или тридцать. Ну, всех я не дам, иначе кто станет караул на бронепоезде нести, а человек двадцать, вполне.
— Двадцать, — твердо заявил я. — Только я их вначале в бане помыть планировал. Мы же целую неделю в дороге, воняем.
— А у тебя на бронепоезде бани нет? — удивился Артур. — Вон, у Троцкого целый вагон есть.
— Я тебе что, нарком? — огрызнулся я. — Банный же вагон угля сожрет, паровоз столько не съест. А вода? У нас на железке половина водонапорных башен не работают, воды только-только на паровоз хватает, какая тут баня? А так, я завтра народ помою, да и самому бы неплохо помыться, постирушки там, то да се. Ты же поляков не завтра арестовывать собираешься?
— Так в том-то и дело, что я прямо сегодня собирался. Зачем тянуть?
А в принципе, Артузов прав. Если он собирается использовать польскую агентуру для собственных целей — типа, дезу им скармливать, спешить не стоит, а нет, то лучше поторопиться. Поляки не дураки, а арест резидента быстро станет известным.
— Давай, — кивнул я, и радостный Артур потянулся к телефону.
Крутанув ручку, особоуполномоченный ВЧК властно произнес:
— Коммутатор, Артузов на проводе. Связь с бронепоездом Аксенова установлена? Соедините.
Дождавшись соединения, передал мне трубку.
— Бронепоезд Аксенова. Кузьменко. Слушаю вас.
— Никита, это Аксенов, — представился и я. — Передай Ануфриеву — пусть оставляет десять человек для внутренней службы, остальных немедленно направляет на Лубянку. Скажи — мой приказ.
— Не надо выдвигать, — перебил меня Артузов. — Я за твоими ребятами автобус пришлю, со своим человеком.
— Отставить выдвижение, пусть ждут на месте. К вокзалу подъедет автобус, там будет человек от Артузова, пусть на нем едут. Все понял?
— Понял. Ануфриеву выделить двадцать человек, ждать автобус с человеком от Артузова, на нем и поедут.
Конечно, прозвучало немного двусмысленно, но догадаются, что к чему.
— Молодец, — похвалил я Никиту, потом поинтересовался: — У вас все нормально?
— Почти, — осторожно ответил Кузьменко.
— А что случилось? — насторожился я, ожидая, что мой уголовник опять что-нибудь выкинул, и угадал.
— Художник новую колоду карт нарисовал, сел играть с Семенцовым и опять обыграл. Тот от обиды в драку полез, пришлось разнимать. Я приказал обоих под арест посадить.
— Правильно, — одобрил я. — Вернусь, сделаю обоим козью морду.
— Суров ты, товарищ Аксенов, — хмыкнул Артур, принимая у меня трубку. — Коммутатор? Соедините с гаражом.
Приказав начальнику гаража на Лубянке отправить автобус к вокзалу, Артур повернулся ко мне.
— Надеюсь, ты мне не этих бойцов даешь, которым козью морду собираешься делать?
— Нет, тебе я обычных красноармейцев даю. Люди проверенные, надежные. У меня с собой еще фальшивомонетчик есть и художник. Кстати, тебе фальшивомонетчик не нужен? — поинтересовался я. — Еще могу художника дать. Хороший художник, только в карты играть любит. Расстрелял бы обоих, но вдруг пригодятся?
— Никак, собираешься фальшивые польские марки печатать или паспорта?
Говорю же, догадливый человек Артур Христианович. С другой стороны, сложно не догадаться, если такая связка — фальшивомонетчик и художник. Еще он один из немногих, кому известна моя будущая должность. Правда, кроме меня никто не знает, что мне так и не суждено занять должность начальника ЧК Польской республики, равно как и Дзержинскому не стать «серым кардиналом» при польском правительстве.
А что сказал бы Артузов, если бы знал, что в моем поезде едет примитивный печатный станок, на котором по приказу Наполеона печатали фальшивые русские ассигнации? Другой вопрос — а понадобится ли мне все это добро вкупе с художником? Выносить этот вопрос на коллегию ВЧК я не стану. Заикнусь про польские марки — не поймут. Если рассматривать Польшу как очередную советскую республику, то зачем подрывать ее экономику?
— Я их на всякий случай взял. Думал, вдруг да придется фальшивые документы стряпать. А печатать лучше фунты или франки. Кому польские марки понадобятся?
— Разумно, — поддержал меня Артузов. — У нас в «нутрянке» уже два фальшивомонетчика сидят, приговора ждут. Хочешь — их тоже тебе отдадут? Вдруг к делу приставишь?
— Нет уж, нет уж, — испугался я. — Мне одного уголовника хватает. А художника даже в одном экземпляре, уже много.
Глава 17
Пани Беата
Я не собирался вмешиваться в московские дела, тем более, участвовать в арестах и обысках. Одно дело — допросить Добржанского, здесь наличествует некий элемент творчества, а самому стучаться в незнакомые двери, взламывать их, лень. Да и не по чину, простите. Вон, пущай сам Артур сидит на Лубянке, словно паук, раскинувший паутину, руководит деятельностью мобильных групп. Кажется, опять я втащил в чужую эпоху термин из будущего? А, ладно. Эпоха революции и гражданской войны заполучила столько терминов, что одним больше, другим меньше, не существенно. Она (эпоха) и попаданцев выдержит, и их нелепое вмешательство, и все расставит на свои места именно так, как ей надо. Ну, если мы ее самую чуточку скорректируем, то она этого и не заметит. Или заметит, но сделает вид, что так и нужно? Главное, не переборщить, иначе вылечу отсюда, как пробка, а мне, если честно, здесь уже стало нравится. Странно, на фоне того, чем я занимался в прошлой жизни, здесь у меня была настоящая работа и я понимал, что она действительно нужна.
Артур ушел отдавать приказы, распределяя моих бойцов по группам, во главе которых ставил московских чекиста. Все-таки, они и город не знают, да и полномочий производить аресты у них нет.
Я же отправился туда, куда собирался еще с утра — в секретариат, проверить, не поступило ли чего для меня. Оказывается, в моей ячейке дожидались целых две телеграммы. Бумажная лента уже порезана заботливыми руками сотрудниц, наклеена на листочки. Я опять
