Когда же, излив обиду, Михайло успокоился, пришлось ему задуматься не только о ночных чудесах. Забредя Бог знает куда, Михайло оказался в чужой стороне, без пищи, посреди неведомого ему леса, и кругом не было ни единой души, которая хотя бы советом могла ему помочь.
Несмотря на ночную погоню, у Шорина совсем не возникало желания спать, а потеря сил почти не ощущалась. Он решил будь что будет, а путь надо продолжать, куда бы не завела его теперь шальная головушка. Михайло, вспомнив, что раз на воде началось это ночное приключение и в ней же закончилось, тоже решил держаться воды. Кто знает, может, сослужив Шорину дурную службу, Чудесник все-таки и поможет ему выкрутиться?
Пытаясь отрезвиться, Михайло умылся в проклятом ручье и зашагал по течению, к счастью, не столь бурные заросли позволяли это делать. Пройдя уже достаточно долго, но не замечая никаких признаков ни дороги, ни тропинки, ни вообще какого-либо изменения в окружающей местности, Шорин, сам того не замечая, начал терять присутствие духа. Теперь он шел, не разбирая дороги, уже даже не пытаясь держаться ручья и не обращая внимание ни на что.
Не углядев торчащий под ногами пень и с размаху налетев на него, Михайло, упав, кубарем покатился с пригорка, на который он постепенно взобрался. От падения Михайло не то что не пострадал, даже и не испугался.
Поднимаясь из свежей конской лепешки, в которую его угораздило попасть, и посылая все известные проклятия навалившему их бедному животному, Михайло в очередной раз обижался на судьбу, которая поступает с ним так подло. «Вечно у меня не все как у людей, – думалось Михаилу, – упасть, и то не могу по-человечески».
Однако, выпустив злобу и отмывшись все в том же самом ручье, Шорину пришла в голову неожиданная мысль: как же в этой глуши могло оказаться такое животное? Решив осмотреть место своего падения, Михайло спешно туда вернулся. А сделал он это совсем не зря. Обнаружив и другие лепешки и пойдя за ними, словно по следу, Шорин вышел на широкую поляну.
Часто Михайло потешался над другими, а порой и близкие, в особенности Гришка, устраивали над ним забавы, но чтобы самому так подшутить над собою! Посреди поляны, расседланный, мирно пасся виновник его бесчестия – тот самый своенравный конь, на котором Михайло с отрядом путешествовал по лесу.
Первой мыслью разгневанного Михаила было хлестнуть мерзавца длинной плетью вдоль всего хребта, да как назло даже подходящего прутка и то под рукой не было. Вслед за этим желанием сразу же мелькнула догадка, что отряд должен быть где-то совсем рядом. Но, несмотря на все отчаянные попытки Михаила найти хотя бы признаки товарищей, ему так и не удалось этого сделать. В голову полезли дурные мысли. Видимо, сочтя Михаила за мертвеца, отряд отпустил и коня…
А может, что-то случилось?
Так и не найдя вопросы на эти ответы, в конце концов Михайло решил не ломать себе голову, и все-таки поймав упрямого Буяна за загривок, дальнейший путь продолжал уже верхом. Но не успел еще успокоиться Шорин, как его ожидало новое удивление. Спустя какое-то время, за резким поворотом ручья, отчетливо виднелась тропинка, и по ней, правда, уже пеший, куда-то торопливо направлялся старец Евлампий. Хотя Евлампий и вызывал жгучую неприязнь у Михаила, но он был безумно рад встрече – единственный, кто ему сейчас мог помочь, был именно старец.
– Э-э-эй, – окликнул Михайло старца, – куда же все запропастились?
Услышав окрик, Евлампий остановился. Его прежде непроницаемое лицо наконец стало способным выражать хоть какие-то чувства, и на сей раз это был неподдельный ужас и удивление. Евлампий во все глаза смотрел на спрыгнувшего с коня Михаила, и когда Шорин подошел к старцу совсем близко, то первое, что сделал проводник, это дотронулся до московского боярина.
– Ты чего, Евлампий? – не понял Михайло. – Что приключилось, почему ты один?
Обретя наконец дар речи, хитрый Евлампий в свою очередь поинтересовался:
– А ты сам-то почему один?
Михайло, недолюбливавший Евлампия, на всякий случай состорожничал, рассказывая о том, что случилось этой ночью. Шорин поведал правду до того самого места, где он находит огонек, сказав, что просто-напросто заблудился и никак не мог найти обратной дороги в лагерь, а теперь вот посчастливилось найти хотя бы Буяна.
Зато старец поведал Михаилу такую историю, от которой кровь стыла у него в жилах. В эту ночь, когда как раз лагерь сторожил Алексей, на стан неожиданно напали разбойники, причем, как клялся Евлампий, даже он не почуял их приближения. Тех, кто в тот миг оказался в лагере, без разбора перерезали. И ведь странное дело, так ничего толком не взяли, только людей загубили.
– Знаю, Михайло, каковы твои помыслы обо мне, но как я, старый и немощный человек, мог супротивиться этим разбойникам, коли мужи во цвете сил не могли с ними справиться? – оправдывался перед Михаилом старец. – Вот я и спрятался, подумав, что оставшимся в живых я гораздо больше пользы принесу – ведь никто, кроме меня, леса этого и не знает.
– Но ведь и ты, Евлампий, мог подумать, что я спрятался или убежал, – постарался ободрить старца Михайло. – Раз уж мы оба живы остались, значит, так Богу угодно было.
На миг Михаилу почему-то стало жаль этого старца, которому сидеть бы на печи, а не по лесам шастать, и Шорин сказал ему:
– Не кручинься ты так, тем ничего уж не изменишь, а лучше полезай на коня, – устал ведь, наверняка, на своих-то двоих поди давно столько не хаживал.
Поблагодарив Михаила за заботу, старец вдруг сказал ему:
– А странный ты все же человек, Михайло Захарыч. Ни на миг не сомневался я в твоем мужестве, а знаешь, почему? Видел я, – шепотом продолжал Евлампий, – как ушел ты. Я смотрю, повернул ты за кустарник, а через мгновение оттуда столб светящийся в небо взметнулся и погас. Я как увидел это, так и побежал туда немедля, а тебя и след простыл. Все кругом ведь знаю, до каждой травиночки, а не мог тебя найти, я уж и кликал тебя даже, да ты словно испарился. И, по правде сказать, я и сам-то благодаря тебе жив остался – так там и схоронился, пока изверги не уехали.
Шорин, навидавшийся за эту ночь предостаточно чудес, нисколько не сомневался в словах Евлампия, но соглашаться со старцем не стал:
– Да полно-то страхов на себя нагонять, подумаешь, в этот раз повезло нам, а в другой, кто его знает, может и наши души с телом расстанутся, – пытаясь ободрить старца, ответствовал Михайло.
Евлампий, видимо, боясь спорить с могущественным собеседником, которого бережет не то ангел, не то дьявол, послушно согласился, однако это не значило, что он и в самом деле поддался на уговоры странного Московского боярина.
Так и продолжали они дальнейший путь вдвоем, что показалось Михаилу более безопасным и менее хлопотным способом передвижения. Старец прекрасно знал лес, Шорин знал это и потому слушался его советов, не вызывая раздражения с его стороны, оттого ничто не препятствовало их передвижению.
Когда же оставались последние версты на пути к граду Вольмару, где Михаилу предстояло исполнить государево поручение, Евлампий пожелал серьезно побеседовать с Михаилом.
– Михайло, ты хороший человек, я это сразу приметил, потому и надеюсь на твой добрый ответ. Поначалу, что не говори, а все-таки я тебя выручил, теперь же сам прошу у тебя помощи. Назад мне теперь нет дороги, и так недолюбливали меня местные жители за не всем ведомое знание, теперь же, узнав, что близ меня погиб отряд, и вовсе со свету сживут…
– Так чего же ты хочешь? – спросил Михайло, предполагая очередную просьбу взять его с собой.
– Знаю я, зачем ты идешь в Вольмар, ведомо мне и то, что втайне ты неуверен, что без потерь исполнишь поручение. Я же тебе могу посодействовать в решении этой задачи. Нет, не смейся заранее… А что жив ты будешь, в этом даже и не сомневайся, и без моей помощи жив останешься. Другое может с тобой приключиться. Придумают, непременно придумают они тебе какую-нибудь каверзу, и, уж поверь мне, не хуже пытки она тебе покажется.
– А ты почем знаешь? – удивился Михайло.
– Того я тебе не скажу, откудово мне все ведомо, но я могу посодействовать в скорейшем разрешении твоей заботы. За то прошу лишь одного, ты посетишь со мною одно заветное место.
Михаила аж передернуло от этих слов. Что-то стали надоедать ему тайны и загадки, захотелось простого, домашнего уюта, Машенькиного тепла…
Не желая отказываться, ведь предстоял еще обратный путь лесом, но и не желая соглашаться, ведь неизвестно, куда заведет его странноватый старец, Михайло ответил Евлампию поистине мудро:
– Не сочти за обиду, но недостойно храброго мужа отказываться от боя, даже не услышав звона металла, а потому не прибегну я ни к чьей помощи, пока не будут исчерпаны все мои силы. Если же задача эта не по зубам мне одному окажется, то за государя, но не с просьбой о личной поддержке попрошу я у тебя помощи.
– Что ж, – усмехнулся Евлампий, – меня сможешь найти через Федота Авдеева, а пока будь здрав.
