— Еще бы. Это Европа. Каждый за себя. — поддержал Василий. — А у нас в России каждый из себя. В смысле крутой, форсит перед другими, пыль в глаза пускает, геройствует.
— Когда я пришла в себя, все эти исламские революционные стражи, моджахеды и шахиды были уже повсюду. Я видела, что они сделали с тремя полицейскими, которые попали им в руки… — ее голос дрогнул. — Я пряталась в кладовке, где хранилась отработавшая, но еще не списанная аппаратура… Когда эти черти угомонились, я спустилась по колодцу пищевого подъемника на кухню, а там… меня приняли за одну из тех женщин, с которыми они развлекались… Те двое, что схватили меня в пищевом блоке, порядком уже пресытились и выдохлись, поэтому заставили заниматься оральным сексом.
Ее голос сбился почти на шепот.
— Отсечь им хрен по самый корешок и посыпать солью, — возмущенно произнес Василий.
— А затем я сбежала через люк ремонтной трассы. Я ведь неплохо знаю, что здесь куда ведет, потому что когда-то занималась разработкой системы безопасности. Правда, против моджахедов она не помогла — они въехали в холл прямо на трофейном бронетранспортере…
Фрау фон Бенеке смолкла, плечи ее поникли.
— Мы хорошо переводили? — уточнила «группа товарищей».По-моему, удачно передан весь драматизм рассказа этой бедной женщины. Пожалей ее сейчас, Василий. Это будет уместно.
Василий осторожно погладил фрау фон Бенеке, по остаткам некогда модной прически «перья павлина», по плечу. Он заметил, что женщина на секунду прижалась к его ладони, но почти сразу отвела ее в сторону.
— Я понимаю, — сказал Василий, — херр фон Бенеке утешит когда-нибудь на законных основаниях.
— Она никому не доверяет, тебе в том числе, — пояснила группа товарищей. — К тому же учти, немки — холодные, расчетливые и блюдут субординацию. Ты не ее поля ягода. Орднунг есть орднунг, хотя она сейчас и замарашка в тряпочках. Мы, кстати, это не перевели для нее.
— Спасибо. Если бы перевели, она бы вас раскурочила, а не меня. — шепнул Василий.
— Что там бормочет ваш боди-комп? — заинтересовалась женщина.
— Да делает вам комплименты. — отбрехался Василий.
— А что вы забыли в «ЭГ»?
— Где, где?
— Послушайте, русский турист, что вам надо в комплексе «Электронише Гемайншафт»?
Василий несколько растерялся.
— Да собственно не мне надо… я и сам хотел бы знать, что мне надо, но думаю…
— Молчи, — скрипнула группа товарищей. — Она может быть подсадной уткой, а если и нет, то через час запросто окажется в лапах врага. И ты представляешь, на что способен враг… Ты ей наплети чего-нибудь, чтобы успокоилась.
— Я ищу источники и резонаторы некой таинственной силы, которая подпитывает весь этот бардак и обесточивает нормальную жизнь.
— Вы, русские, умеете врать красиво.
— А это вам, за приятный комплимент. — Василий протянул женщине банку с разогревающимся обедом и сказал с интонациями своей бабушки.Поди, усохла, бедная, без харчишек-то.
— Европа усохла, — подхватила группа товарищей, не забывая делать синхронный перевод для фрау гешефтфюрера, — без ресурсов и идеалов. А как обессилела, то зажали ее тиски: вот в Германии, с одной стороны исламисты, с другой наци…
— Все интересно, но это вы потом расскажете, — Василий тормознул раззудевшуюся «группу» и обратился к женщине, уплетающую быстро разогревшуюся тушенку за обе щеки. — Вы, дама, торопитесь, но не очень. Я еще гляну, что там в чемоданчике у потрошителей.
— Но быстро, — напомнила группа товарищей. — Учти, что ты очень несобранный, Василий.
Чемодан был заперт хорошо, герметически, хотя замок оказался незакодированным. Когда крышка поддалась, то сейф-рефрижератор первым делом дохнул холодом. Василий увидел сенсорные пульты управления, мониторы, вычерчивающие графики, блок питания с электромотором. Но это размещалось по краям. Когда была поднята непрозрачная пленка, стало ясно, что является начинкой футляра.
Там лежало полчеловека, тело, где-то по пояс — то, что в искусстве называется бюстом. И снизу, и сбоку, и спереди, в тело через клапана уходили полупрозрачные трубки, по которым прокачивалась какая-то голубая жидкость, похоже, что заменитель крови. Рот и нос через мундштук снабжались кислородом. Кожа сплошь была залеплена пластинками датчиков.
Пол-организма принадлежало молодому человеку атлетического сложения и породистой европейской наружности. Василий заметил даже, что грудь его колышется — выходит, в этом обрубке не только билось сердце, но и дышали легкие. Внезапно полчеловека открыл глаза и, напрягшись, выплюнул мундштук из синих губ.
— Ты не представляешь, что это такое, — сказал он по-немецки.
— Что я могу сделать для тебя? — спросил машинально Василий и краем глаза заметил, что женщину по имени фрау рвет только что съеденным обедом.
— Покончи с этим, — сказал полчеловека. — Но вначале помолись.
— Я не умею, тот есть не знаю, как надо молиться в таких случаях. Да я другой веры к тому же.
— Не важно.
— Фрау фон, вы знаете как это делается? Как насчет отходной молитвы? — обратился Василий к женщине.
— После конфирмации я была пару раз в церкви, — сказала она, — но я просто встречалась там с парнями.
— Поэтому-то вы и продуете исламистам. — уколол Василий. — У них есть какая-никакая вера. Хотя бы вера в то, что они вас поимеют в зад как неверных собак…
— Не отвлекайся, — сказал с трудом полчеловека. — У меня мало времени.
— Ладно, герр, повторяй за мной. «Беспредельно могущество твое, Господь, Ты возвращаешь мертвых к жизни, Ты — великий избавитель…»
С последним словом обрубок человека умер. Сам. Хотя трубки еще гоняли искусственную кровь и кислород.
— Кого избавил Господь здесь? — выкрикнула женщина. — Сейчас вы скажете мне, что каждый получил тут по заслугам, за грехи свои, что я должна сказать Ему за это спасибо.
— Не хочешь говорить спасибо за ЭТО, скажи за другое: что ты вообще родилась на свет. И родилась свободной, богатой и сытой, хотя ничем не заслуживала этого.
Женщина глянула на Василия таким взглядом, что он сразу понял — раньше она действительно была не только сытой, но и зажравшейся самолюбивой лахудрой.
— Ладно, фрау, оставим теологические споры на то время, когда меня выберут в папы римские. Сейчас вперед и не забывайте мужественно жевать по дороге. Я не хочу, чтобы вы меня обгрызли в самый неподходящий момент.
Через сто метров тоннель закончился небольшой площадкой.
— Здесь раньше склад был: еда, выпивон, напитки, всякие сласти. — стала комментировать женщина. — Сотрудники «ЭГ» лопали это дело за милую душу. Моджахеды спустились было сюда по лестнице. Но ее взорвали, засыпав весь пролет обломками; наши подорвали, в смысле те, кто укрывался здесь. Всего два десятка людей, которые не хотели выбираться через простреливаемый город. А затем с того входа, что у супермаркета, сюда давай наведываться потрошители. Из-за этого наше количество стало быстро таять. Ну и в итоге осталась я одна… Я знаю того человека, которого вы видели в чемодане. Мы даже… дружили.
— Ну, ладно, некрологи и светлые воспоминания тоже оставим на потом,вздохнул Василий. — Будем искать вход в здание.
— Помогите отодвинуть, — фрау махнула рукой на какой-то продырявленный осколками агрегат, похожий на холодильный шкаф.
Когда героическими усилиями преграда была устранена, за ней обнаружились гнилое тряпье и мусор типа строительного.
— Позвольте, — галантно молвил Василий и, как сенбернар, оперативно прорыл кучу мусора передними «лапами». Попутно он разогнал семейство крыс, которое хотело что-то там дохарчить.
— Они до сих пор бегают за едой туда, — сказала гешефтфюрер и махнула рукой вверх.
— Ну, а мы чем хуже? — справедливо отметил Василий, расчищая какую— то трещину. — Это, надо полагать, проход. Вы, фрау фон, если хотите, можете остаться здесь.
— Чего благородничаешь? — шепнула группа товарищей. — Она нам именно там нужна.
По счастью и женщина энергично замотала головой.
— Понятно, с мужиком, даже завалящим, все-таки надежнее,прокомментировала группа товарищей.
Через несколько минут они были уже возле решетки, отделяющей вентиляционный канал от кухни, некогда снабжавшей кушаньями весь концерн «ЭГ». Еще немного ползком — и они оказались в помещении пищеблока, прямо за плитой. Однако, едва это произошло, на темной кухне зажегся свет и кто-то, напевая заунывную песню гор, стал готовить мясо. О чем сразу стало понятно по мощным, каким-то даже упругим и аппетитным запахам. Василий облизнулся и выглянул из-за плиты. Его голова болталась возле ног повара. Тот, кстати, мог бы услышать двигающегося противника, если бы не шипение страдающего на сковороде барашка.
Поющий повар, наверное, удивился, когда с другой стороны сковороды появился человек с пистолет-пулеметом, на который был навинчен глушак. Впрочем, удивление было недолгим, потому что отстреленная голова певцакулинара упала в сковороду и тоже стала подрумяниваться.
