и вашим. Страхуется ваш Павлов на всякий случай. Что я вам говорил? Нет, немцы его быстро уберут.
Вмешался Петр Федорович, присутствовавший при этом разговоре.
— Что известно о прошлом Павлова? — спросил он.
— Кадровый военный, — отвечал Тиссовский.
— Социальное происхождение?
— Не установлено.
— А это очень существенно. Нельзя недооценивать классовых истоков враждебной деятельности.
— Но если говорить о прошлом, то, скажем, у Сенкевича, которым вы интересовались, оно отнюдь не блестящее, — возразил Ким.
— Поэтому я им и заинтересовался, — отвечал Петр Федорович. — Впрочем, возможно, все проще, чем мы думаем. В конце концов, немцам нужно держать всех в страхе. А виновен или невиновен — так ли уж им это важно?
— Не думаю. Немцы любят порядок, — сказал Ким. — А это русские… Мы порядок не любим, — рассмеялся полковник.
— Русский на службе у немцев — уже не русский…
В тот день Науменко собирал совещание по партизанским делам. Петр Федорович, желая разгрузить Кима, объявил, что к Науменко пойдет он.
— Отлично, — сказал Ким. — А я уж тогда останусь, займусь делами. Надо с Киевом разобраться.
Полковник и Тиссовский ушли. Ким сел за стол и, положив перед собой донесения из Киева, стал анализировать их. Последняя декада месяца явно давала пищу для размышлений. По данным Нади, через Киев к востоку шли эшелоны с пехотой. А связные утверждали, что с танками. Возможно, здесь было недоразумение. Хотя?.. Спутать полевую артиллерию с зенитной — это еще куда ни шло. Но танки с пехотой?..
В девятом часу вечера после сеанса с Москвой Клара принесла Киму только что полученную ею радиограмму. Это была копия очередного сообщения Нади из Киева в Москву. Ким прочел текст:
«Прошу прислать самолет с питанием для рации, оружием, боеприпасами. Место посадки прежнее, костры прямоугольником двадцать на двадцать. Сообщите вылет, встречаем. Зоркая».
— Вы разрешите и мне пойти встречать самолет? — спросила Клара.
— С подругой хотите увидеться? Ее там не будет, — отвечал Ким.
— Тогда, конечно, нет смысла, — согласилась Клара. — Кто же будет встречать?
Ким молчал, уйдя в свои мысли. Она ждала.
— Да… — наконец произнес он. — Там есть кому встретить… Буялов и другие.
— От нас никто не пойдет? Я хотела переслать с летчиком письмо родным.
— Возможно… Я буду говорить с Тиссовским и извещу вас. Вы с Надей не пытались связываться?
— Меня предупредили, там пеленгаторы, лишний раз рисковать…
— Знаю. Это мое распоряжение. Но случай особый. Надо уловить хорошее время, обычно утром, часов в восемь, когда у пеленгов дежурит ночная смена. У них уже внимание притуплено.
— Хорошо. Я утром попробую. Мне можно идти? — спросила Клара.
— Да, если вы торопитесь. А то посидели б немного. Что-то плохо я соображаю… Рассказали бы что-нибудь, — попросил Ким и тотчас мысленно упрекнул себя: «что-то плохо я соображаю», — мол, устал, пожалей…
— Еще бы!.. Вы сутками не спите, — отвечала она, садясь и сочувственно взглянув на него.
«Ну вот, все точно, можешь радоваться, разжалобил девочку», — постыдил себя он и сказал вслух:
— И вовсе я не устал… Просто я это придумал. Хотелось, чтоб вы побыли еще…
Во взгляде ее скользнуло удивление, тревога.
— Я великолепно сплю, Кларочка! Ни разу еще не пользовался снотворными порошками… Все жду, когда потребуются. А ложусь — и как убитый.
— Я пойду, хорошо? А вы ложитесь и отдыхайте. Я скажу часовому, чтоб к вам никого не пускали.
— Если вы спешите… Но мне все равно не спать до прихода Тиссовского…
Клара молча смотрела на полукруглый синеватый огонь лампы. На самом деле, он чувствовал это, она думает о нем и решает что-то очень важное для себя и… для него. Подумал о том, как вела она себя обычно при ежедневных докладах. Тон всегда был серьезным, пожалуй слишком даже серьезным. Девушка как будто подчеркивала, что приходы ее ограничиваются лишь служебной необходимостью. Во взгляде не было того любопытства, какое он с некоторых пор стал возбуждать у окружающих. Иногда он ощущал ее сочувствие. Ким не мог лгать себе: его влекло к этой девушке. Семейной-то жизни он почти и не видел.
И сейчас он смотрел на ее лицо, чуть раскосые глаза, плотно сжатые губы. Клара по-прежнему не отрываясь глядела на огонь лампы. И вдруг то, чего он втайне желал, показалось ему возможным и близким. Он подошел к ней и положил руку на плечо. Она не двинулась. Секунду он ждал еще. И понял: она любит его.
— Клара…
Она взглянула на него. Потом опустила глаза. И ответила после недолгой паузы:
— Я пойду…
Он молчал. Она встала.
— Уходите? — спросил он.
— Вам правда нужно отдохнуть, — повторила она, не глядя на него. — Значит, утром я ищу Надю в эфире? Я верно поняла вас?
Ким молчал. Он «отключился» и теперь вновь был в прошлом. Он видел себя юношей-курсантом, актовый зал училища… И он, в новеньком мундире, со значком ГТО, ищет глазами среди гостей зелененькое Танино платьице…
— Товарищ командир!
— А?..
— Я верно вас поняла? — спросила она.
— Да. — И, помолчав, добавил уже другим тоном: — А теперь вот взгляните-ка…
Он подал ей сравнительную таблицу. Она долго, напряженно изучала ее. Над тонкой переносицей сошлись едва заметные морщинки. Прядь волос упала на глаза, и она отбросила их резким движением, а затем поправила рукой. Вздохнула и вопросительно взглянула на Кима.
