Однажды – довольно давно, когда письма только начали приходить, – Дэвид, потратив восемь часов, доехал до Кливленда. Три дня он ходил по городу, просматривал телефонные справочники, обращался во все больницы. На главпочтамте он дотронулся кончиками пальцев до ящика номер 621, но начальник отделения отказался сообщить фамилию владельца и тем более адрес. «Тогда я здесь встану и буду ждать», – заявил Дэвид. Мужчина пожал плечами: «Воля ваша. Советую только запастись продуктами. Некоторые ящики не открывают неделями».
В конце концов Дэвид сдался и уехал домой. Дни шли за днями; Феба росла без него. Посылая деньги, он непременно вкладывал в конверт записку с просьбой к Каролине дать адрес, но не настаивал и не нанимал частного детектива, хотя иногда и хотелось. Дэвид считал, что инициатива должна исходить от нее. Он верил, что хочет найти ее. Что как только найдет – и все исправит, – то сразу расскажет Норе правду.
С этой верой он каждое утро вставал и отправлялся на работу. Делал операции, изучал рентгеновские снимки, возвращался домой, косил газон, играл с Полом – дни были полны. И все-таки каждые несколько месяцев, по каким-то необъяснимым причинам, Каролина Джил в его снах смотрела на него от двери кабинета или церковной ограды. Он вскакивал, дрожа всем телом, наспех одевался, ехал в больницу или скрывался в своей темной комнате, писал статьи либо опускал листы бумаги в ванночки с химикалиями и наблюдал, как из ничего возникают изображения.
– Пап, мы хотели посмотреть окаменелости в книжке, – напомнил Пол. – Ты мне обещал.
– Это верно, – сказал Дэвид, не без труда возвращаясь в настоящее, и поправил узел на галстуке. – Точно, сынок. Обещал.
Они спустились в кабинет и разложили на письменном столе знакомые книги. Окаменелость оказалась криноидеей, морской лилией, – маленьким морским животным с телом в форме цветка. Камешки в форме пуговиц когда-то были пластинками, из которых состоял стебель.
Дэвид легко коснулся рукой спины сына, почувствовав нежные позвонки под кожей.
– Пойду покажу маме. – Пол схватил криноидеи, пробежал через весь дом и выскочил в заднюю дверь.
Дэвид налил себе выпить и встал у окна. Кое-кто из гостей уже приехал. Мужчины в темно-синих пиджаках, женщины в розовых, перламутрово-желтых, пастельно-голубых нарядах, похожие на первые весенние цветы, рассеялись по газону. Нора ходила между ними, обнимала женщин, пожимала руки мужчинам, кого-то с кем-то знакомила. Когда они только встретились, она была очень скромной, тихой, сдержанной, настороженной, Дэвид и представить не мог, что однажды увидит ее раскованной, светской хозяйкой большого приема, ею же полностью организованного. Глядя на нее, Дэвид испытывал странную тоску. О чем? Наверное, о жизни, которой не случилось. Здесь, на лужайке, смеющаяся Нора казалась очень счастливой. Но Дэвид знал, что успешной вечеринки не хватит и на один день. Уже к вечеру ее увлечет какая-нибудь новая идея, а если среди ночи он проснется и проведет пальцами по изгибу ее спины, надеясь разбудить, она забормочет, перехватит его руку и отвернется, не просыпаясь.
Пол раскачивался на качелях, взлетая все выше. На шее у него болталась бечевка с кри-ноидеями; они прыгали на его маленькой груди, изредка ударяясь о цепи качелей.
– Пол, сними эту штуку! – крикнула Нора. Ее голос отчетливо доносился сквозь открытую сетчатую дверь. – Это опасно!
Дэвид взял свой бокал и вышел во двор, к Норе.
– Не надо, – мягко попросил он. – Он сам его сделал.
– Знаю. Я дала ему шнур. Только пусть не катается с этой штукой на качелях – не дай бог за что-нибудь зацепится, веревка его удушит.
Она помертвела от страха.
– Маловероятно. – Дэвид уронил ее руку, как никогда сильно желая стереть прошлое – и то, что потеря дочери сделала с ними обоими. – Ничего не случится, Нора.
– Ты не можешь этого знать.
– И все равно, Дэвид прав, Нора.
Обернувшись, Дэвид увидел Бри, чья энергия, страстность и красота наполняли их дом свежестью, как порыв ветра. Весеннее платье из невесомого материала, казалось, плыло вокруг нее. Рядом шел молодой человек – ниже ее ростом, чисто выбритый, с короткими рыжеватыми волосами, в сандалиях и рубашке с открытым воротом. Они держались за руки.
– Нет, Бри, подумай, шнур может зацепиться, и он задохнется, – настаивала на своем Нора, тоже обернувшись к сестре.
– Посмотри, он совершенно счастлив, – спокойно ответила Бри. – Не пугай ребенка. Дэвид прав – ничего с ним не случится.
Нора натянуто улыбнулась.
– Неужели? В любой момент может наступить конец света. Ты сама говорила, не далее как вчера.
– То было вчера, – улыбнулась Бри и дотронулась до руки Норы.
Они посмотрели друг на друга долгим взглядом, соединенные чем-то особенным, исключавшим всех остальных. Дэвид с тоскливой завистью наблюдал за ними. Он неожиданно вспомнил, как они с сестрой прятались под кухонным столом и, еле сдерживая смех, выглядывали из-под клеенки. Вспомнил ее глаза, тепло руки, радость от ее присутствия.
– А что было вчера? – спросил Дэвид, прогоняя воспоминание, но Бри его не услышала: она разговаривала с Норой.
– Прости, сестренка, – говорила она. – Вчера все немножко сошли с ума. Я была не в себе.
– Ты тоже прости, – сказала Нора. – Я рада, что ты пришла.
– Так что было вчера? Ты была на пожаре, Бри? – опять спросил Дэвид.
Они с Норой проснулись ночью от воя сирен и едкого запаха дыма. В небе полыхало странное зарево. Жильцы всех окрестных домов высыпали на улицу, Нора с Дэвидом тоже и, пока горел призывной пункт, стояли на газоне перед домом, чувствуя, как намокают от росы ноги. Много дней в долине реки Меконг падали бомбы, и жители прибрежных поселков разбегались, прижимая к себе умирающих детей, в то время как здесь ширилось движение протеста и в воздухе, накапливаясь, искрилось напряжение, невидимое, но почти осязаемое. В Огайо, за рекой, тоже погибли четверо студентов. Но в городе Лексингтоне штата Кентукки никто и представить не мог подобного: коктейль Молотова, горящее здание, отряды полиции, запрудившие улицы.
Бри повернулась к Дэвиду и отрицательно помотала головой. Длинные волосы взметнулись в воздухе.
– Я – нет, а вот Марк был. – Она улыбнулась своему спутнику и просунула тонкую руку под его локоть. – Познакомьтесь: Марк Белл.
– Марк воевал во Вьетнаме, – вставила Нора. – А здесь протестует против войны.
– Во-он оно что, – протянул Дэвид. – Агитатор.
– Скорее организатор протеста, – поправила Нора и, помахав кому-то на другом конце лужайки, сказала: – Кэй Маршалл зовет. Прошу прощения.
