– Милая, сообщи Климу Пантелеевичу, что старик Поляничко к нему на чай пришел. Да извинись, что без приглашения, зато, скажи, со своим сахарком пожаловал.
Не привыкшая к такому фамильярному обращению, барышня вспыхнула ярким пламенем фотогеновой лампы, не зная, что ответить и как с этим неучтивым старикашкой себя вести. Но господь выручил. В дверях показался сам обладатель дома.
– Дорогой Ефим Андреевич, какими судьбами! Проходите же скорее! Не думал не гадал, что уважите меня визитом. Что ж ты, Варвара, застыла как вкопанная. Помоги, пожалуйста, гостю раздеться. Пройдемте в кабинет, я вас прекраснейшей наливочкой угощу. Ее великолепно супруга моя, Вероника Альбертовна, готовит. С ней, к сожалению, познакомить вас не имею возможности. Уехала третьего дня на воды, здоровье подправить, – искренне обрадовавшись гостю, весело проговорил адвокат.
Оставаясь верным себе, Поляничко внимательно изучал обстановку комнаты, пытаясь по мелочам сложить мозаику полного представления об обладателе шикарного английского кабинета. Все пространство от пола до потолка занимали книги. Их было много и на разных, в основном неведомых полицейскому чину, языках. Увидев знакомый синий корешок памятного еще с гимназической поры русско-французского словаря, Поляничко обрадовался, тут же снял толстый фолиант с полки и с многозначительным видом спросил:
– Ну-с, наверное, французские романы на сон грядущий почитываем? А мне вот все некогда. Я за последние десять лет ничего, кроме «Вестника полиции», и не открывал.
– Любовные романы Вероника Альбертовна предпочитает. А я вот адепт французской философии позапрошлого века: Дидро, Монтескье, Жан-Жак Руссо – мои первые учителя. Знаете, в свое время я понял, что по-настоящему овладел французским, в тот момент, когда незаметно для себя стал получать удовольствие от чтения великих мыслителей в подлиннике. Да, кстати, мне почему-то до сих пор не доставили первый номер «Вестника полиции», а пора бы. Обещали, что с этого года его украсят цветными иллюстрациями. А вы уже получили январский номер?
Поляничко понял, что сел в лужу. Полицейский журнал он не открывал последние два года, это уж точно. И кто тянул его за язык? Но Ефим Андреевич не был бы лучшим сыщиком губернии, если бы не нашелся.
– Вы не беспокойтесь. Мы уж, ежели вам надобно, так всегда с радостью подарим.
Вступительная часть беседы закончилась дегустацией вишневой наливки под желтый, «прослезившийся» голландский сыр. И Ефим Андреевич перешел к описанию главной цели визита, предварительно ознакомив присяжного поверенного с газетной статьей.
– Конечно, дельце занятное. Да, жаль, я не имел возможности все самостоятельно осмотреть, – сокрушался адвокат, – а без этого трудно будет разобраться в деталях.
– Не беспокойтесь, я приготовил вам фотографические карточки с места преступления, а также протоколы опросов. – Начальник сыскного отделения открыл принесенный с собой желтый несессер, вытащил целую пачку фотографий, небольшую стопку исписанных листов и продолжил рассказ: – Со слов директора банка, грабителей было четверо, то ли черкесы, то ли чеченцы. По-русски говорили плохо. Ворвались, первым делом связали хозяина, потом отнесли его в столовую, забрали ключи от хранилища, кляп в рот засунули, а дальше в точности, как написано у газетчиков. Вот же племя вездесущее! Надо же, все вынюхали! Не иначе как кто-то из моих подопечных наболтал за тридцать сребреников, – начинал серчать полицейский. – Истопник– даргинец, который камины и печи во всем доме отапливал, нами уже арестован. Но толку мало. Молчит мерзавец. По-нашему еле-еле понимает. Настоящий абрек. Но с ним тоже загвоздочка вышла: в момент ограбления он, как мы выяснили, молился в городской мечети. Да и потерпевший среди нападавших его не опознал. А старший кассир человек женатый, на вид серьезный, но в банке работает не так давно. Приехал сюда пару лет назад из Риги. Алиби имеет полное: когда воры у него дома орудовали, он с женой и дочерью смотрел в «Биоскопе» новую фильму – «Любовь Клеопатры». Вот и билеты нам представил. К тому же многие его в фойе синематографа видели. А вот, Клим Пантелеевич, посмотрите снимки: это как раз и есть брешь в деревянной стене из квартиры Бельского в меблированные комнаты Воропаева, вот этой пеньковой веревкой ему ноги как раз и скрутили; а на втором снимке показан шпагат, им головорезы руки директору связали, сразу, как ворвались. Далее снимок картины Брюллова – вид, как полагается, с двух плоскостей. Ну и, наконец, пролом в каминной нише. Последние три карточки – само хранилище в разных ракурсах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– А что это за гвоздик на веревке болтается? – поинтересовался адвокат, разглядывая один из фотоснимков.
– А шут его знает, прицепился случайно, такой кавардак был в квартире – все вверх дном! – взмахнул руками Поляничко.
Адвокат внимательно подвергал рассмотрению фотографии, потом углубился в чтение протоколов опроса потерпевших и арестованного истопника. Закончил. С удовольствием пригубил из хрустальной рюмочки наливку, закусил кусочком желтого сыра и, не сводя глаз с полицейского чиновника, вполголоса проронил:
– Знаете, Ефим Андреевич, у меня в этом банке имелся вклад, как раз в десять тысяч рублей золотом. Не могли бы вы протелефонировать в сие кредитное учреждение, с тем, чтобы они мой счет удвоили, в точном соответствии с имевшими место обещаниями?
– Потешаться над стариком изволите, Клим Пантелеевич. А если серьезно адресуетесь, то соблаговолите пояснить ваши соображения, – обиженным тоном проронил Поляничко.
– Хорошо. Следуя показаниям потерпевшего, как только преступники ворвались в квартиру, они первым делом связали ему руки и ноги, забрали ключи от хранилища, засунули кляп в рот и отнесли «страдальца» в столовую. Руки ему связали именно этим шпагатом, который, благодаря привязанному и забитому в раму с одной стороны гвоздику, удерживал на стене пейзаж Брюллова. Где-то там и второй собрат валяется. След от него виден и на оборотной стороне картины. А если вы его вставите обратно в отверстие, то, уверяю вас, он зайдет туда как родной. Значит, чтобы сразу связать именно этим шпагатом руки хозяину дома, грабителям прежде было надобно проломить стену, потом снять с обратной стороны картину, оторвать от нее веревку и только потом связать ею руки жертве. Согласитесь, странная последовательность. А другой, насколько я понимаю, веревки в комнате не нашлось, кроме той, что ему спутали ноги. Директор упустил лишь одну мелочь, которая и стала для него роковой, – следовало либо не трогать картину, либо найти другой кусок бечевы… или изменить в показаниях очередность действий грабителей. А теперь его собственные слова обернулись против него самого.
Поляничко нервно стучал пальцами по краю стола, на скулах заходили желваки, гость часто моргал и не находил себе места.
– Получается, что уважаемый господин Бельский – мошенник, инсценировавший ограбление собственного банка? – наконец выдавил из себя сыщик.
– Именно так. Только банк-то не его. Он – всего-навсего директор. Могу предположить, что ревизия покажет недостачу, а сама инсценировка кражи была нужна только для того, чтобы скрыть ранее сделанные им хищения. Преступление тщательно планировалось. Сказка о горцах понадобилась для того, чтобы пустить вас по ложному следу. Так, собственно, и случилось – вы арестовали невиновного истопника. Хотя, конечно, могли бы заподозрить и старшего кассира. Алиби его тоже с изъянами: синематограф находится в двух минутах ходьбы от банка и снимаемых им комнат. За время сеанса можно было незаметно выйти, тем же путем проникнуть вначале к соседу, затем ограбить банк и вернуться на сеанс. Тогда ему необходимо было бы обязательно скрыть свое лицо. А Бельский говорит, что нападавшие лиц не скрывали. Поэтому версию с Воропаевым я отмел сразу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Да, Клим Пантелеевич, опять я потерпел полнейший афронт. Позволю откланяться, надобно скорее начальство обрадовать. А насчет банка не беспокойтесь. Купцы свое слово всегда сдержат – Алафузовы тем паче.
