Тебя любящий Н.Жуковский.
Но когда Николай Егорович сошелся с жившей в их доме помощницей и экономкой Надеждой Сергеевной, женщиной очень хорошей, исключительной доброты и преданной семье, по роду тамбовской крестьянкой, Анна Николаевна категорически запретила сыну даже и думать о браке.
Судьба Нади была печальна: ее увез из Важного в Москву какой-то купчик и бросил беременной. Она, как рассказывали у нас дома, была на пороге самоубийства, хотела броситься в Москва — реку. Тут-то и послал ей Бог спасение в лице Ивана Егоровича, старшего из братьев Жуковских, который приехал в это время в Москву. Услышав Надин горький рассказ, он, не долго думая, водворил ее на квартире у матери.
Кроткую и очень усердную Надю с длинной русой косой и протяжной мелодичной тамбовской речью Жуковские полюбили. Родившуюся у нее девочку, назвали в честь Марии Егоровны Машей (ее увезла в деревню сестра Нади). Сама же Надя осталась сиделкой Марии Егоровны, которой оставалось жить не более трех месяцев: Маша скончалась 14/27 марта 1890 года.
Николай Егорович теперь оставался совсем один, так как Анне Николаевне большую часть года приходилось проводить во Владимире, помогая дочери Вере ухаживать за малышами. В 1890 году Вера Егоровна ждала третьего ребенка — дочь Анну, которая родилась весной 1891 года.
Николай Егорович очень скучал в тишине опустевшей квартиры: зиму 1890–1891 года он прожил в Москве один. Но теперь Надя была рядом, заботливо ухаживала за ним, прекрасно вела хозяйство. В это время Николай Егорович так писал матери во Владимир:
…Сейчас я могу пожить и без вас, так что Вам удобнее побыть у Веры пока у нее гости. Это облегчит ее в хлопотах по хозяйству.
Однако нечто похожее на добрую семейную жизнь длилось недолго. Надежде Сергеевне пришлось покинуть Москву. Не без участия Анны Николаевны летом 1891 года она была вызвана в Орехово и там выдана замуж за Алексея Гавриловича Антипова, человека честного, бывшего солдата, охотника, но, к сожалению, злоупотреблявшего вином. Она и года с ним не прожила, но связана юридически и церковным браком оставалась до конца жизни (Надежда Сергеевна Антипова скончалась в 1904 году, — прим. авт.). Горький след этих событий отразился и в письмах Николая Егоровича того времени:
13 сентября 1891 года
Милый Саша!
Вследствие некоторых неожиданных обстоятельств не могу прислать к вам няню. Надежда вышла замуж за Алексея и сегодня уезжает в Шацкий уезд. Надо будет вам устроиться как-нибудь без няни, так как у меня не на кого оставить квартиру…
В ноябре Николай Егорович и Анна Николаевна заболели инфлюэнцей. В письме А.А.Микулину он опять поминает Надю:
13 ноября1891 года
«…Пожалеешь, что нет Нади, она так хорошо ходила за больными. Теперь же все лечение опирается на еле живую няню…»
Родные и друзья, однако, не оставляли надежд женить Жуковского. Приезжал брат Иван. Хотел сосватать одну из своих хороших знакомых — клиентку его адвокатской практики из родовитого семейства Львовых — А.А. Гарднер. По этому поводу Николай Егорович пишет А. А. Микулину не без сарказма и досады:
…Одну из Львовых — госпожу А.А. Гарднер Ваня мне сватает. Говорит, что она очень мила и кротка, но чтобы ей выйти замуж ей надо сперва развестись со своим сумасшедшим мужем господином Гарднером, с которым она не живет.
Теперь я стал таким старым перхуном, что мысль о женитьбе отошла в сторону…
К концу 1891 года — к Николину дню неожиданно появилась в Москве Надя. Николай Егорович был удовлетворен: теперь в доме опять будет уют и приветливое слово, все вновь пойдет по старому, ничто не будет препятствовать его занятиям…
В 1894 году родилась дочка Николая Егоровича Леночка — Елена Алексеевна Антипова. Открыто признать ее Николай Егорович не мог. Анна Николаевна никогда бы этого не допустила. Решиться на разрыв с глубоко уважаемой и любимой матерью, находившейся на его попечении, Николай Егорович не мог. И заставить ее в 77 лет изменить свои взгляды на жизнь было совершенно невозможно. Девочка росла непризнанная, оставаясь Антиповой все гимназические годы, хотя жила с отцом и бабушкой. Анна Николаевна была добра и ласкова с Леной, дочку Нади по-своему любила, но редко пускала к себе в комнаты, а в письмах писала «Надя с девочкой». Лена звала Анну Николаевну барыней. Когда Лена подросла, Анна Николаевна начала учить ее читать и говорить по-французски, и вместе с тем приказывала ей: «Пойди позови барина обедать…».
Только после кончины матушки Николай Егорович начал хлопоты об усыновлении Лены и сына Сережи (родился в 1904 году) и желаемого добился. Как память той грустной истории хранится у меня до сих пор гимназическая математика Малинина и Буренина, принадлежавшая Леночке, и надписанная ее рукой: «учебник Лены Антиповой».
Таково было сыновнее послушание Николая Егоровича, маститого ученого, профессора, поднявшегося уже почти на вершину своей славы. Таково было его сыновнее уважение и почитание матери. Такова была старая Россия.
* * *
Меня всегда как-то особенно огорчали и расстраивали эти горькие страницы жизни Николая Егоровича: никак не вязались они в моем сознании с его на редкость радостным благорасположением к миру, с его всегдашним неиссякаемым добродушием и милой веселостью нрава, с его непритязательностью (а точнее даже, — нестяжательностью), с неповторимой светлостью, — и я бы даже сказала, — серафимовской светлостью его лика. И я вопрошала о том бабушку и дядю, — хотелось услышать в их ответах отзвуки подлинных восприятий и чувств того времени, какие-то детали и подробности, которые по причине целомудренных умолчаний остались сокрытыми.
Бабушка всегда делала акцент на старинных (и с бабушкиной точки зрения, несомненно, уже устаревших) взглядах и правилах жизни Анны Николаевны. Она так же подчеркивала великую любовь и почтение к ней сына, который понимал, что, преступив через материнский запрет, он нанесет Анне Николаевне очень глубокую рану в конце ее долгой, безупречной и достойной жизни.
Дядя мой — Кирилл Иванович Домбровский, в свою очередь объяснял мне, что все дело было в том, что Николай Егорович пребывал на государственной службе, имел достаточно высокий чин, почему совершив такой неравный брак (при условии развода Нади с Антиповым), он должен был бы по существующим законам выйти в отставку. Анна Николаевна считала, что службой и служением жертвовать нельзя — в отставке Николай Егорович не мог бы иметь таких возможностей для своих научных разработок и практического внедрения их в жизнь. Анна Николаевна была женщина высокого, старинного патриотизма. И нужды России, понимаемые в весьма широких масштабах, ставила выше личных мотивов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
