— Будь паинькой, Кид. Мы доставим его туда, куда он скажет.
Неожиданно для себя Биппо тоненько рассмеялся.
— Ты так лягаешься, Кид, что умудрился раскачать самолет. Еще немного, и он запрокинется на крыло.
В дверь кабины забарабанили, но они не заметили этого, потому что как раз в это самое мгновение горизонт за окном вспыхнул пугающими красками.
— Черт возьми! — Штурман первым отступился от Кида, уставившись безумными глазами на расплясавшиеся стрелки приборов. — Что происходит?
— Солнце всходит, разве не ясно?.. — Биппо умолк, осознав нелепость сказанного. Взглядом пробудившегося от спячки оглядел кабину.
— А ведь самолет и впрямь раскачивается!
— Взлетайте! — хрипло выкрикнул незнакомец. За переборкой кто-то громко взвизгнул. В дверь продолжали барабанить.
Дрожащей рукой Биппо провел по лицу. Он чувствовал обморочную слабость. С ужасом посмотрел в сторону расцветающего лиловым светом горизонта.
Отчего-то он вдруг понял, что этот навалившийся на летное поле ураган и незнакомец, стоящий в двух шагах от него, связаны чем-то общим — необъяснимым и страшным. В голове запрыгали мысли о воскресших покойниках, о вампирах и прочей нечисти — все то, над чем еще пять минут назад он с пренебрежением мог бы посмеяться. Только что они самьм искренним образом пытались усмирить Кида. На них нашло какое-то чудовищное умопомрачение. Как отравившиеся без труда угадывают первопричину своего отравления, так и Биппо с пугающей ясностью осознал, кто был повинен в их кратком помешательстве.
— Взлетайте! — яростно повторил незнакомец, и все трое послушно обернулись к пульту управления. Они опоздали. Струйки дыма, словно щупальца поселившегося в самолетной утробе кальмара, потянулись из всех щелей, свиваясь в едкие, мутные кольца. Штурман надрывно раскашлялся. Где-то внизу отчаянно заскрежетало железо. Огромный авиалайнер накренился еще больше и неожиданно заскользил вправо.
— Смотрите! — Дрожащим пальцем Кид указывал в сторону горизонта. Экипаж развернул головы.
Ровной границы между небом и землей более не существовало. Горизонт вставал на дыбы, летное поле на глазах покрывалось сетью трещин. Двухметровый бетон лопался с треском, слышимым даже сквозь вой турбин. Оглянувшись на чужака, Биппо обратил внимание на его бледность. Черные блестящие глаза исподлобья следили за происходящим. А уже через мгновение Биппо забыл о незнакомце.
Нечто грузное, отдаленно напоминающее необычайной величины тюленя, выползало на летное поле, прямо из распахнувшейся земли. Дымящиеся пласты пород осыпались с колышущейся плоти, живой вулкан, выросший в течение минуты, явственно содрогнулся, раздирая землю надвое чудовищным плугом, темная колеблющаяся масса устремилась в сторону самолета.
— Пассажиры! — выдохнул Кид.
Не сговариваясь, они бросились из кабины…Лишь намного позже, когда все уже закончилось, все трое вспомнили, что незнакомец, по-видимому, их опередил. В кабине в ту минуту его уже не было, а дверь в салон оказалась распахнутой. Не видели они его и среди выскакивающих пассажиров. Да они о нем уже и не думали. Событиям этой ночи предстояло превратить эпизод с чужаком в пустячный фрагмент целого.
* * *
— Давай же, Корбут, давай!..
Вот уже больше часа они парили над переполошенным городом, пытаясь отыскать виновника сумятицы. Йенсен всматривался в паутину запруженных людьми улиц, чувствуя, что от напряжения вот-вот потеряет сознание. Уже дважды от головокружительных виражей вертолета у него шла носом кровь. Рядом с ним, с лицом, сморщенным словно начинка грецкого ореха, сидел Корбут. Глаза его были закрыты, пальцы сжаты в кулаки. Из всех сидящих в вертолете он единственный по-настоящему ощущал все, что творилось внизу. Вертолет кружил над самыми крышами, и, часто сверяясь с картой города, пилот методично разворачивал машину, обшаривая шаг за шагом дома и кварталы. Это было глупо, но всякий раз при очередном развороте кто-нибудь из экипажа с надеждой поглядывал на Корбута. Йенсен знал, что вызванные Берковичем рейнджеры прочесывают район с тонометрами. Время миндальничания, как выражался полковник ЦРУ, прошло. Они объявили войну русскому и впрямую занимались спасением города.
Выбравшись из земной глуби, каракатица успела приблизиться к северной окраине Мемфиса, и лишь там ее удалось задержать двумя заготовленными заранее ловушками. Специальные вертолеты сбросили в указанных точках контейнеры с ураном. Еще несколько контейнеров дожидалось своей очереди на крыше одного из небоскребов. Никто не строил особых иллюзий. Подобной малости должно было хватить ненадолго. И потому внизу полным ходом разворачивалась эвакуация населения. Случилось то, чего опасался координатор. Все ухищрения с секретностью полетели к чертям! Но это были заботы будущего, и об этом будущем Йенсен старался не думать. Им необходимо было во что бы то ни стало найти русского, и именно с этой целью они подняли в воздух все имеющиеся вертолеты.
— Последний квадрат, — коротко сообщил пилот. Йенсен взглянул на него с ненавистью. В этих словах было все: и многочисленные жертвы, и разрушения, последствия, о которых писалось разве что в наиболее мрачных из антиутопий.
Проломив зыбкую преграду материального, фантазия, воплощенная в чудовищном исполине, вырвалась наружу, и все разом — научные постулаты, мощь военно-промышленного комплекса, неверие и амбиции человечества, — все вдруг оказалось жалким и нелепым. Пули и бомбы, бактерии и химия — на все это выползшему под солнце исполину было ровным счетом наплевать. Какой-то ничтожный кусочек, по нечаянности оторвавшись от него, нашел в себе силы жить самостоятельно, и, нимало не заботясь о том, что ступать придется по живому, исполин отправился на поиски своего законного…
— Я не мог упустить его, — громко объявил Корбут. — Ни в домах, ни на улице его нет.
— Метро?
Йенсен тотчас ухватился за подаренную мысль. Обернувшись к Николсону, спросил:
— Кто там у нас?
— Полиция и люди Симонсона. Описание русского разослано всюду.
— Жаль у них нет его фотографий. Кстати, Беркович до сих пор считает, что это наша вина.
— Но ты объяснил ему, что русского невозможно сфотографировать обычным способом? Что пленки засвечиваются прямо на аппаратах?..
— Объяснял… — Йенсен махнул рукой. — Только что толку. Он так ничего и не понял.
Бросив взгляд на взбаламученный людскими потоками город, он коротко выдохнул:
— Отправляемся туда!
* * *
Когда на узкой панели тонометра яростно замигал красный огонек, Ленарт не сразу поверил в случившееся. Он знал о масштабах поиска, видел, что творится в метро и на улицах, а потому находился в твердой убежденности, что счастье обнаружить загадочного беглеца выпадет кому угодно, но только не ему. Поэтому, лишь спустя несколько секунд, он ткнул напарника в бок и кивком указал на оживший прибор.
— Видел?
— Он где-то рядом?
— Очень рядом. Срочно доложи обо всем старшему офицеру, а я осмотрюсь.
Напарник прижался щекой к рации, а Лепарт, раздвинув широким плечом толпу, медленно двинулся вперед, вглядываясь в лица людей, выискивая мужчину с приметами, выданными патрульным службам.
Электрички прибывали с интервалом в две минуты, выбрасывая на перрон тысячи перегруженных вещами беженцев. Улицы наверху давно уже были забиты машинами. Образовавшиеся пробки заставили людей устремиться в метро. Однако к моменту, когда тонометр в руках полицейского заморгал предупреждающим огоньком, основной поток схлынул. Ленарт продолжал вышагивать, преодолевая людское течение, в готовности опустив правую руку поверх кобуры. Он сознавал, что, возможно, уже в ближайшие секунды ему придется стрелять на поражение самым безжалостным образом. По слухам, в северных районах города уже начинали обрушиваться дома, а со стороны аэропорта к Мемфису пролегла гигантская рытвина, больше похожая на недостроенный канал. Ленарт не очень представлял себе, как такое мог вызвать один-единственный человек.
Снова поглядев на тонометр, он проверил дубинку, наручники и револьвер 38-го калибра. Он не подозревал, что беглец, которого они ищут, стоит в десяти шагах от него, внимательно наблюдая за продвижением полицейских.
Чувство опасности возникло у Гуля сразу же, как только он покинул вагон. Он еще не видел притаившихся в засаде «охотников», но, едва ступив на платформу, уже понял, что их здесь немало. Понял и то, что настроены они серьезно. Гуль даже заподозрил, что сегодня они пустят в ход что-нибудь более действенное, чем стрелковое оружие. Невольно он попятился. Своей ареной они избрали не лес и не пустыню, кругом были люди — напуганные и растерянные.
Ладонью он осторожно коснулся ребер. В том месте, где вошла пуля, выпущенная Кидом, нащупал небольшую опухоль. Панцирь из ссохшейся крови прикрывал живот не хуже броневого жилета.
