Гуль побежал со всех ног. И сразу же пространство ожило и потекло, взвинтив воздух криками ярости и страха. Они отходили от шока, и Гуль рассчитывал уйти прежде, чем раздадутся первые прицельные выстрелы.
Влетев в узенькую улочку, он стрелой промчался мимо магазинных огней, прыжком перемахнул через взвизгнувший тормозами грузовик и выскочил на проезжую часть. В лицо и уши басовито ударило сиреной несущегося автофургона. Гуль поступил так, как поступил бы на его месте перепуганный зверь. Гигантскими скачками он бросился бежать по автостраде. Машины рычали справа и слева, отвратительный гудок продолжал понукать, на какое-то время Гуль стал подобием автомобиля.
Он ничуть не уступал им в скорости. Его сердце, превращенное в сверхмощный реактор, набирало обороты. Отдельные удары слились в рокот, и с той же неуловимой скоростью мелькали перед глазами собственные ноги. Незадачливые охотники с их бесполезным оружием остались далеко позади. Изменив направление, Гуль по диагонали пересек дорогу перед колесами визжащих тормозами машин и выпрыгнул на ленту тротуара. Беспечно прогуливающийся старичок с тросточкой промелькнул мимо него с такой быстротой, что для самого старичка Гуль стал, вероятно, подобием ветра. Может быть, он вообще ничего не заметил. Шагах в ста возле какой-то парочки остановилось такси.
Поднажав, Гуль в самый последний момент перехватил руку изумленного кавалера и пренахально скакнул в кабину. Все трое глядели на него, хлопая глазами. Они так и не поняли, что произошло и откуда он здесь взялся, а Гуль не собирался им ничего объяснять. Не раскрывая рта, он покосился на водителя и объявил:
«Триста долларов до ближайшего аэропорта!» Водитель икнул. Наверное, было от чего. Задняя дверца захлопнулась сама собой. Парочка ошеломленно попятилась. Все трое чуяли неладное. Водитель хотел было возразить, но, видимо, вспомнил о долларах. С мягким гулом такси тронулось с места.
* * *
Уже через десять минут, подчиняясь воле странного пассажира, водитель повернул к Мемфису. Гуль и сам подивился неожиданной метаморфозе, которую претерпело его сознание. Пытаясь хоть как-то объяснить свои действия, он набрел на совершенно сумасбродную мысль. В то время как он командовал бедолагой шофером, некто более прозорливый и властный управлял им самим.
Впрочем, имелись и другие версии — менее нелепые и фантастические.
Вцепившись в них хваткой бультерьера. Гуль осторожно, шаг за шагом выбрался с предательского наста на твердую почву, приводя в порядок мысли и душу.
Прежде всего ему следовало задуматься над тем, что поджидало его впереди.
Если Иенсен — парень не промах, а в этом Гуль успел убедиться, то он безусловно догадается, куда в первую очередь двинется распаленный клиент.
Кроме того, был Корбут, маленький носатый экстрасенс, который умудрялся следить за ним на расстоянии. И Гуль не сомневался, что в аэропорту Каунт-Сити его уже ждут меднолицые супермены в бронежилетах, с оттопыренными карманами, в которых таились вороненые игрушки. Впрочем, могло быть и так, что, опасаясь лобового столкновения, они стали бы действовать более осторожно, послав на все близлежащие крыши людей со снайперскими винтовками. Он был для них всесильным монстром, но они также знали, что три-четыре разрывных пули вполне способны уложить его на землю.
Пусть и ненадолго. Одного-единственного часа хватит, чтобы спеленать его по рукам и ногам, а после доставить в любую точку планеты.
Так или иначе, риск угодить им в пасть был слишком велик. Поэтому и возникла идея путешествия на такси.
Гуль заставил себя улыбнуться. Ему хотелось думать, что в Мемфис он движется по своей собственной воле. Да и почему нет? Они хотели перевезти его в Мемфис — вот и пусть порадуются. Он переправится туда самостоятельно.
Как пить дать этого варианта они не предусмотрят. И когда он им позвонит, ошеломив новостью о своем новом местонахождении, им придется признать, что с каракатицей все то же и все так же… Тогда все окончательно встанет на свои места. Гуль обретет свободу, а с Джеком Йенсеном и его доброй миссией будет покончено. Если кто и рискнет возобновить охоту, то это наверняка будут не исследователи из НЦ. Соответственно и расправляться с ними Гуль станет без церемоний. Он не знал, что такое подземные лаборатории Пентагона, но догадывался. И заранее не желал иметь с ними ничего общего.
Гуль не воспринимал идей Пилберга, полагая, что война — это всегда дурдом, пляска отпетых безумцев и шейк в минуту общего вальса. Вот и пусть пляшут те, кто хочет, у кого желтый билет и бицепсы в пятьдесят сантиметров. А генералы и президенты пусть выводят на бойню своих внуков и сыновей. А он из другого теста и никогда не видел особой радости в том, чтобы причинять другим боль. Во всех странах и во всех городах должен властвовать единый закон: право на жизнь без права посягать на жизнь. И если дома, в России, кто-то, поддавшись искушению, попробует приставать к нему с теми же предложениями, он и там разберется по-свойски. Иначе на кой черт вся его телепатическая мощь! Он хочет быть нормальным человеком — и он им станет!..
Гуль покосился на спидометр. Около ста шестидесяти километров в час.
Напряжение пассажира передавалось и водителю. Оба спешили, и автомобиль заметно водило из стороны в сторону. Виновата была не дорога. Боковой ветер дышал неровно, с непредсказуемыми паузами. Оттого и запаздывало управление.
Теперь-то Гуль знал, что при такой скорости воздух становится плотным и упругим как резина. Он познал это на себе и какой-либо тревоги не испытывал. Последние недели изменили не только тело, но и дух. Скорость, какая бы она ни была, уже не пугала недавнего солдата.
Откинувшись на сиденье, он всматривался в проносящиеся мимо щиты с огромными буквами, по мере движения складывая их в слова и получая англоязычную бессмыслицу. Иногда он кое-что понимал, но корневое содержание рекламных восклицаний до сознания не доходило. Как можно было рекламировать какие-то «хот-доги» и «гамбургеры», когда в мире гремели ядерные раскаты и где-то ворочалась гигантская тварь, одним движением способная снести целый город! Пестрая суета плесенью опоясала земной шар. Бултыхаясь в сладковатом ворсе, люди ничего не желали знать. И потому ничего не успевали. Когда мерилом суеты является суета, прожить жизнь невозможно. Она протекает сама собой. Из крана в раковину, а оттуда в канализационные водостоки, не вспоив по пути ни единого деревца, ни единой травинки…
Гуль все чаще прикрывал тяжелеющие веки. Разглядывать окружающее становилось невмоготу. Вспухающим шаром солнце клонилось к горизонту, такси мчалось уже по пустыне, и мутной кошмой на барханы наползла вселенская мгла. Водитель включил фары, машина сбавила ход. Гуль не заметил этого.
Ровная, лишенная ухабов дорога усыпляла его. Он увидел сон и знал, что это сон, но проснуться не мог. Клубящийся густой туман плавал перед глазами и не спешил рассеиваться. Гуль пытался разгонять его руками, но пальцы путались в чем-то жестком и вязком, плечи и кисти ломило от усилий. Лишь минуту спустя он догадался, что змеящиеся молочные разводы — вовсе не туман, а чья-то гигантская спутанная борода. Такие бороды носили, должно быть, предки — могучие и кудлатые от природы, не знавшие, что такое штанга и тренажеры, но без особого напряжения ломавшие подковы. Гуль запутывался в волосяном плену, дергаясь и трепеща, как угодившая в паутину муха. Наконец что-то грузное и большое взмешало воздух, и бородатый туман исчез. Глянув под ноги. Гуль увидел, что стоит на земле, но земля эта вдруг оказалась, круглым аквариумом, в котором плавала каракатица. Кажется, Гуль стоял посреди улицы. Дома, деревья, статуями застывшие прохожие — все было отлито из чистейшего стекла. И он скорее не видел их, а угадывал — по глянцевому отблеску, по тонкому абрису, отделяющему явь от яви. Будь его взгляд зорче, он смог бы пронзить им землю, но рассматривать жизнь на другой стороне планеты не входило в его планы. Он следил за каракатицей, задыхаясь от восторга и ужаса, приникнув лицом к хрустальному асфальту. Каракатица плыла удивительно красиво и грациозно. Что-то в ее очертаниях постоянно менялось, и она становилась похожей то на морского ската, то на змею, то на морского тюленя.
Увлеченный волшебным видением. Гуль не заметил, как твердь под ним дрогнула. Дома и деревья пенными фонтанами хлынули вниз, на улицы. Земля обратилась в воду, и теплая волна опрокинула Гуля. Ища руками опору, он камнем пошел к несуществующему дну. И тотчас гигантская тень, всплывая, скользнула ближе. Пасть чудовища подхватила тонущего, мягкий язык протолкнул в непроглядную глубь.
А через секунду он уже сидел на знакомой террасе, слушая вдохновенный монолог профессора.
— Попробуй понять нас, Гуль! Самое простое дело — осудить, не пытаясь понять. И, кстати сказать, — самое недостойное человеческого звания.
