Это было немного обидно, но я не позволила себе обижаться.
Смешно обижаться на актеров пьесы, где каждый играет ту роль, какую хочет.
Оказавшись в маленькой старомодно обставленной гостиной мадам Мари-Аннет, я первым делом увидела рыжего кота, который развалился в кресле, вытянув лапы.
- Здравствуйте, месье Маржелон, - поздоровалась я с ним, и он лениво прижмурил зеленые глаза.
- Вы ему понравились, - сказала дама Ботрейи, предлагая мне сесть на диван рядом с ней. – Впрочем, вы не можете не нравиться. Есть такой особый тип женщин, рядом с которыми хорошо и спокойно всем – животным, детям, мужчинам… Хотя, мужчинам, может быть, не очень спокойно.
- Мадам!.. – запротестовала я, чувствуя, что краснею.
- Я рада, что вы пришли, - заявила она, проигнорировав мое смущение. – Я пригласила вас на чай, но, признаться, отпустила служанку на выходной, так что чая нет.
- Если желаете, я заварю, - предложила я услужливо.
- Нет, я желаю, чтобы вы сели за рояль, - она указала на старинный музыкальный инструмент, занимавший чуть ли не половину гостиной, - и сыграли мне что-нибудь. Сыграйте и спойте, мне будет приятно.
Все это звучало странно, но мадам Ботрейи тоже имела особый дар – рядом с ней не возникало даже мысли, чтобы воспротивиться ее желаниям.
«Очень важная особа», - с усмешкой сказала я себе и прошла к роялю, открыв крышку.
Пожелтевшие белые клавиши отозвались мягким, чуть дребезжащим звуком, когда я их коснулась.
Я не слишком раздумывала, что сыграть, и начала по памяти романс маэстро Рикарди о моряке, море и звездах. На втором куплете я повернула голову, чтобы посмотреть на мадам Ботрейи и обнаружила, что за диваном, на котором сидела мадам, стоит незнакомый мужчина – седой, с морщинистым лицом с крупными чертами. Чуть приподнятые у переносицы кустистые брови придавали ему горестный вид, но он слушал меня так, словно от этого зависела его жизнь.
Я не слышала, как он вошел, но в глазах у него были слезы, и когда я закончила романс, мужчина не пошевелился, продолжая смотреть на меня. Одна тяжелая слеза скатилась по его щеке, но он этого не заметил.
- Говорила же тебе, Гаспаро, - сказала мадам Мари-Аннет ворчливо, - у нее чудный голос. Пора бы уже начать мне верить, восьмой десяток размениваем. Все, отмирай и представься.
Мужчина сделал несколько шагов по направлению ко мне и остановился, переплетая пальцы, словно в сильном волнении.
- Месье?.. – прошептала я, смущенная и немного испуганная.
- Ох уж эти гении, - опять заворчала мадам. – Это – маэстро Рикарди, милочка. И как хорошо, что вы исполнили его собственный романс. Этот упрямец не верил, что вы поете, как ангел. Я заманила вас специально, чтобы он услышал. Он услышал и… похоже, онемел, - она недовольно взяла за шкирку Маржелона и переложила к себе на колени. – Сейчас Гаспаро придет в себя и скажет вам много интересного.
- Маэстро Рикарди? – переспросила я, взволнованная.
Конечно же, знаменитый композитор! Я ведь видела его фотографии в газетах!
- Я очень польщена, - сказала я, вставая с круглого рояльного стульчика. – Вы пишете чудесную музыку, месье. Этот романс – мой самый любимый.
- Давно ищу такой голос, - произнес он слабо и потянул ворот рубашки. – Марианнет, дай воды, неважно себя чувствую…
Он покачнулся, и я едва успела подхватить его под руку, помогая сесть в кресло.
- Только не вздумай протянуть ноги в моем доме! – загремела мадам. – Дитя! Дайте ему воды! Вон в том графине! Слышишь, Гаспаро? Не вздумай умирать прежде, чем напишешь самую прекрасную песню для этого ангелочка!
Пока мы хлопотали вокруг композитора, он был бледен и даже прикрыл глаза. Тут уже я испугалась не на шутку, а вот мадам Ботрейи не утратила присутствия духа. Под ее руководством я отыскала нюхательные соли, и вскоре маэстро Рикарди окончательно пришел в себя.
Он был еще бледен, но глаза уже загорелись.
- Вы непременно должны посетить мой спектакль, - говорил он быстро, сбивчиво, то и дело целуя мою руку, чем невероятно меня смущал. – Завтра, белиссима! Приходите завтра! Будет «Итальянка в Марокко», я хочу, чтобы вы были в центральной ложе!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Она замужем, Гаспаро, - довольно неделикатно напомнила мадам Ботрейи.
- Приходите с мужем, - тут же принялся умолять меня композитор. – А я… я напишу для вас свою лучшую песню… Для вашего голоса… Самую красивую песню…
- Проснулся, - съязвила дама Ботрейи. – А ведь сначала не верил мне, даже слушать вас не хотел. Хотя, его каждый день юные артисточки берут чуть ли не штурмом, надеясь спеть романс от Рикарди – и проснуться знаменитыми. Пустышки…
Я покраснела, потому что мадам Мари-Аннет невольно бросила камень и в мой огород.
- Думаю, это излишне, маэстро, - попробовала я возразить.
Но он уже смотрел на меня невидящими глазами, весь захваченный творческим порывом.
- Самая красивая… - забормотал он. – Самая красивая! Да, это то, что нужно! – он вскочил и бросился вон из гостиной, забыв попрощаться.
- Ох уж эти гении, - хмыкнула дама Ботрейи, проводив его взглядом. – А теперь, моя дорогая, самое время вам проявить иные свои способности и заварить для нас чай. В буфете найдете пирожные, я велела купить их утром. Знаете, а мне почему-то кажется, что вы чудесно завариваете чай. Я ведь угадал, верно?
За чаем она рассказала мне историю великого композитора – он родился в семье портного и с юности был так беден, что даже не получил образования. Зато у него была дедушкина мандолина, и на ней он распевал песни собственного сочинения.
- Его заметили, - говорила мадам Мари-Аннет, глядя куда-то в потолок, - не могли не заметить. Такие таланты встречаются крайне редко. И вот теперь он – знаменит, богат, но… творческие люди не могут быть счастливы, когда богаты и знамениты. Ему уже немного осталось, моя дорогая. Мы давно знакомы, очень давно… И я не могла не преподнести ему такой подарок – вас.
- Меня?! Мадам… - запротестовала я.
- Не бойтесь, вашей чести это ничем не грозит, - она усмехнулась, посматривая на меня лукаво. – Вы станете вдохновением. Последним вдохновением великого композитора, прежде чем его звезда закатится навсегда…
Я покинула дом мадам взволнованная до глубины души, а вечером Этьен получил от курьера конверт за подписью маэстро Гаспаро Рикарди, в котором лежали два пригласительных билета на завтрашнее представление.
- Возможно, мне лучше остаться дома… - начала я, но Этьен перебил меня.
Остаться дома, когда смогла очаровать такого замшелого старикана, как Рикарди? – засмеялся он. – Нет, мадам! Завтра вы наденете самое шикарное платье, и ваш супруг почтет за честь сопровождать вас в Королевскую оперу.
Не скажу, что меня это слишком расстроило. Конечно, есть вероятность встретить на спектакле кого-то из знакомых Розалин, но… если даже ее родители не заметили подмены, то, может, и друзья не заметят? И теперь я точно ни на шаг не отойду от Этьена, чтобы не встретить еще какого-нибудь приятеля графини.
Вечер прошел в приятных хлопотах – я примеряла платье, показалась Этьену и получила множество пылких поцелуев и заверений, что буду самой красивой среди присутствующих дам.
- Кто меня заметит? – пошутила я. – Все будут смотреть на сцену.
- Я буду смотреть только на тебя, - заверил Этьен.
- Ах, не лги, - ответила я ему строчкой из популярной песенки, но втайне была счастлива.
- И не думал! Говорю чистую правду!
Клятвы и заверения графа были прерваны появлением месье Вандербильта.
- Кажется, я не вовремя, - сказал он деликатно.
- Что ты, - Этьен немного смутился и поспешно выпустил меня из объятий, - просто разговаривали с Розалин. Завтра идем в оперу, она показала мне свое новое платье. А ты с чем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Подожди, Этьен, - мягко остановила я его, - предложим сначала месье Вандербильту чаю или чего-нибудь покрепче, если он пожелает? – я тоже была смущена, и пыталась пригладить волосы, потому что граф, целуясь, вытащил несколько шпилек из моей прически, чтобы пропустить локоны сквозь пальцы.
