вас ещё вся жизнь впереди, наобнимаетесь вдоволь. Уважьте старика!
Хитропопый какой. Хочет глянуть, как у нас дела обстоят. Вот зачем это ночное барбекю после помолвки. Услышав голос отца, Герман, встрепенувшись, забавно пучит глаза. И главное, руками машет в сторону двери.
— Что это значит? — перехожу на шёпот. — Мне пойти и выгнать его? Заставить замолчать? Сделать вид, что мы умерли во сне? Выпрыгнуть в окно? Спрятаться под кроватью? Что мне делать, босс?
Белозерский принимает бескомпромиссное решение.
— Двигайся.
— Зачем?
С ним я регулярно тормознутее, чем обычно.
Белозерский встаёт, сбрасывая одеяло, идёт ко мне. И только сейчас я замечаю, что на нём уже нет ни рубашки, ни брюк — только боксеры и дорогущие часы супермодной фирмы.
Э-э-э. Это как? Липну к нему взглядом.
Точно помню, что он укладывался при полном параде. Я так крепко спала, что не заметила его полное оголение? Впрочем, это уже неважно, потому что он прекрасен. Такой стройный, спортивный, мускулистый, капельку загорелый, в нужных местах волосатый и хорошо одарённый природой.
А ещё он лезет ко мне.
— Милая, — с нажимом, — я говорю тебе двигаться, а не пытаться меня загипнотизировать. Всё равно я не скажу всей правды, у меня иммунитет к подобного рода состояниям и всякого рода внушениям.
Злюсь, резко нахмурившись. Не люблю, когда меня ловят за подглядыванием.
А Белозерский закидывает плед и покрывало за кровать. Хватает подушку, залезает под моё одеяло и жмёт меня себе под мышку. Потом поворачивается.
— Так не пойдёт.
— Это ещё почему?
— Никто не спит в халате рядом с любимым мужчиной. Ты похожа на вечно мерзлявую бабульку в период межсезонья и отсутствия отопления. Снимай немедленно.
— Не-е-ет, — ругаюсь с ним шёпотом, — у меня там ничего нет.
Но сопротивление бесполезно. И мы как никогда близки к провалу. Поэтому скрепя сердце я сдираю с себя махровую ткань и, резко потянув одеяло к носу, бросаю халат туда же, где валяется Германов плед.
Он кладёт мне руку на голое плечо и аккуратно наглаживает. Мы в ссоре, и эти движения совершенно неуместны. Тоже мне пароотпариватель на минималках. Но выбора нет.
Стыдоба неописуемая. Мы, конечно, помолвлены. Технически, для всех, мы помолвлены по-настоящему. И ничего такого нет, что мы обнимаемся в постели, но щёки традиционно покрываются пятнами.
— Отец, заходи! — разрешает Герман, и я теснюсь к нему, решая, что так безопаснее.
Отец широко улыбается, впуская в спальню горничную с подносом. Та ставит у изголовья кровати деревянную подставку на резных ножках. На ней маленький букетик, варёные яйца, две чашки чая и круассаны.
— Доброе утро. Ух ты, сервис, — скалюсь, хлопая тритона по руке, намекая, что пора заканчивать этот запретный массаж.
Но моего босса это совсем не колышет.
— Мы с твоей мамой по молодости тоже любили заниматься «этим» утрами, так сказать, на свежую голову.
— Чем заниматься? — в первый момент не врубаюсь я.
Потом по хитрой физиономии тритона я понимаю, о чём конкретно идёт речь, и едва не грохаюсь в обморок по новой. Срамотища убогая эти богатые распущенные мужики.
— Знаете, ребятушки, когда Герман объявил, что вы пара, я отнёсся к этой новости крайне скептически, но сейчас вижу, что вы прям нашли друг друга.
Вся ситуация смущает, и это, конечно, полное позорище, но меня, кроме всего прочего, беспокоит нечто упирающееся мне в бедро. Слегка отодвигаюсь. Герман смеётся. Его батя меня разглядывает.
— Отличный выбор, сын. Она у тебя такая аля натурель. В общем, домработницы и водители не справляются, поэтому завтракайте и спускайтесь вниз. Будем шашлыки мариновать.
Батя уходит, а мы остаёмся. Молчим.
— Только попробуйте устроить диверсию, босс, — бурчу, имея в виду то, что у меня нет одежды под одеялом.
— Ещё чего. Чтобы ты перепутала меня с Фёдором? Кстати, как он? Что-то давно о нем ни слуху ни духу.
— Как я могу с ним общаться, если вы отобрали у меня телефон, босс?
— Я верну вам вашу кнопочную радость, как только вспомню, куда её засунул. — Встаёт Белозерский и идёт к шкафу.
Похоже, он всё ещё бесится из-за вчерашнего. Подумаешь, вспомнила про Федю, прям уже конец света.
— Мой телефон в кармане вашего пиджака. И он ни разу не кнопочный.
Стараюсь не смотреть на его шикарную фигуру, в то время как он выбирает майку и спортивные штаны. И даже не задумываюсь, как исключительно отлично при этом выглядит его торс и как красиво перекатываются мышцы на спине, когда он что-то делает.
Герман натягивает майку и смотрит на меня искоса.
— Ты понравилась моему отцу, что бывает редко.
— Я рада.
— Помучаешься тут немного со мной и вернёшься домой.
И выходит из спальни. Продолжаю жать одеяло к груди. Вот же чувствительная какая ящерица попалась.
Глава 42
Тритон уходит, и я совершаю марш-бросок, выпрыгнув из-под одеяла, закрываю за ним дверь на замок. Откидываюсь на стенку и, зажмурив глаза, дышу. Пусть идёт куда пожелает, так мне больше круассанов достанется.
Опять тахикардия. Как же сильно он на меня влияет. Рядом с фиктивным женихом сердечно-сосудистая система барахлит и несуществующий аппендикс опять воспаляется. Обидно, что он ушёл, хотя я, конечно, храбрюсь, вроде как мне по фиг, но на самом деле переживаю.
Взгрустнув, распаковываю труселя и трясу платье, выуживая остатки белья. Притормаживаю у зеркала. Смотрю на себя. Итак, что мы имеем? Голодная голая фиктивная невеста, у которой есть только парашюты из марли пятьдесят четвертого размера и нарядный лифчик без лямок. Последний, ввиду своей праздничности, ни черта не держит и постоянно сползает вниз. Приходится его подтягивать. А кальсоны я вынуждена завязать с одного боку в узел. Не женщина, а просто мечта. Ну ладно, с исподним, кажется, разобрались, что же мне надеть?
Платье не вариант совсем. Полагаю, выйти во вчерашнем помолвочном наряде к костру, где будут жарить мясо на палочке будущий свекр и любовь всей жизни моего жениха, ещё позорнее, чем в «пчёлке».
Подхожу к шкафу и решительно открываю дверцу. Не задаюсь вопросом, откуда здесь его вещи, потому что в офисе они тоже есть. Сложено аккуратно. По цвету. Всё как любит тритон.
Здесь его запах особенно концентрированный, и я наслаждаюсь мужским ароматом. Учитывая, что меня никто не может видеть, я припадаю к его костюмам.
Надышавшись
