они? О каких китайцах вы говорите? У нас никого нет, вы уж поверьте…
— А, сволочи! — что есть силы заорал Шпак. Сдернул с плеча автомат…
— На, стреляй! Стреляй! — он одним движением плеча отодвинул от женщины тех, кто пытался ей помешать. Вложил оружие в слабые руки.
— Стреляй! Стреляй! Стреляй! — ревел словно слон, попавший в ловушку. Глаза полны ненависти. Выстрелит…
— Стреляй, — прошептал он ей почти на ухо, развернулся и медленно пошел, каждую секунду ожидая, как благословления… Не выстрелила…
* * *
Александр медленно вел машину по опустевшим улицам. Желтые листья уже лежали на дороге, ветер играл ими, ласково гонял по асфальту. Иногда приходилось отодвигать в сторону застывшие легковушки. Дорогие «Мерседесы» и «Ауди» Саша двигал бампером в бок, ревя двигателем и почти переворачивая сверкающие призраки былого богатства. Машинёнки подешевле старался объезжать — хотя бы и по пешеходным дорожкам. Если не удавалось — тихонько сталкивал к обочине. Ребята в кузове гоготали, стучали кулаками по крыше. Александр только морщился в ответ. Наиль приказал «стачечникам» принять по стакану сорокоградусной на грудь — для смелости. Татары и чеченцы не пили, на них Саша надеялся в первую очередь. Всего в кузове сидело тридцать два человека, все при оружии, к магазинам в подсумках — еще ящик «наших», переделанных патронов. На всех хватит. И двое — в кабине, сам Саша и Артемич. Старик в душу не лез, от предложенной водки отказался, сидел, курил, щурил глаза.
Когда-то Артемич, в погоне за длинным рублем, предложил мастеру переставить станки из линии (агрегаты стояли друг за другом) — буквой «П». Получалось, что оператор мог обслуживать не два станка, как раньше, а три. Бегать-то меньше, если поднапрячься — можно успеть. Начальство терпело высочайшую по заводу зарплату Артемича четыре месяца. Потом главный технолог не выдержал, пришел в цех. Присвистнул и созвал комиссию. Комиссия разбиралась недолго — уже скоро, через год, все станки из линейной постановки перевели в «П»-образную. Не на заводе, не в городе — во всей стране… Во всем великом и могучем СССР. А токарям добавили норму. Артемичу, конечно, выписали грамоту — достоин, как-никак. Работай, трудись, молодец!
— Останавливаю! — предупредил Саша и завернул в неприметный закоулок, прямо под низко свесившиеся ветви старой березы. В кузове заорали.
— Тихо, — сказал Александр вполголоса. Он протиснулся в самую середину людской массы, рявкнул:
— Слушай сюда. Подъезжаем к военкомату. Машина останавливается. По двое спрыгиваем, рассыпаемся цепью. С территории военкомата никого не выпускать. Стрелять только на поражение! На поражение! Чечены… — Саша поймал внимательный взгляд Тимура, — …и татары, — Наиль безмятежен, — … идут со мной, внутрь. Выгоняем. Решаем.
«Что решаем?» — ожидал Саша вопроса, но все молчали, слушали.
— Ополченцев кладем на землю. Без нужды не палить, но стрелять, еще раз повторяю, только на поражение! Поехали! Артемич, за руль.
— От машины ни на шаг не отходить, — предупредил он старика.
* * *
Грузовик влетел в раскрытые ворота на полном газу, резко затормозил, прошел юзом, задергался. «Стачечники» толпой попрыгали на песок, заорали, заулюкали. Саша вывалился из кабины.
— Айда! — яростный визг Наиля. Только сейчас Александр понял, на какую авантюру решился. Военкомат, конечно, занимал большое здание. Не огромное, просто — большое. А что такое девять человек для большого здания? Только обежать полчаса потребуется… И что такое два десятка людей с автоматами перед тысячной толпой…
Головы, куда не погляди — головы. Русые, черные, рыжие, стоят в ряду, ничего не понимают… Или не хотят понимать?
— Не ссать! — заорал Александр оробевшим «стачечникам». — Выполнять задачу!
— Лежать, суки, — глухой голос перекрыл все остальные голоса. Артемич встал на капот, легко держал автомат в высохших руках. — Шофер, положи вон тех, дальних. Кощей — тебе вон те, у флага, Назар и Лебедь — держите ворота… Иди, Санек, вытаскивай гнид…
Они бежали, грубо сбрасывая тех, кто на лестнице.
— На улицу… лежать… руки за голову… на улицу…
Треск выстрелов, звон стекла, темно, как у негра в ухе — на первом этаже нет дверей, нет окон.
— Наиль, черный ход!
— Вылазь, падла! Руки за голову! Встать!
— Молчать! — выстрел.
По лестнице кубарем валится человек в погонах.
— А-а! Стоять, сука, убью!! — крик, женские вопли, треск выламываемых дверей. Матросы на площади, пулеметы к бою, флаг на крышу…
Саша и сам не заметил, как в магазине кончились патроны — сменил автоматическим движением — палец сам жал на спуск, глаза методично выбирали тех, кто бежит…
— Вниз… на улицу… руки за голову… лежать!
Получается, мать его! Почти получилось!! Есть норма, начальник!!!
На третьем этаже Александр догадался выглянуть в окно. Лежат, в куртках, в тренировочных штанах, поодаль закинули руки на затылок те, кто успел переодеться в хаки, всех положили — молодец Артемич. На выходе стоят двое, кладут тех, кто на подгибающихся выбегает из подъезда. Черный ход, здесь есть черный ход! Саша метнулся к другому окну.
— Лежать! — заорал он, выбив стекло. — Лежать! Огонь!
И четко, словно в тире, цевье на подоконник, одиночными — раз, два, три четыре, все — в головы. Залегли! Все равно не уйдут — военкомат огорожен бетонными плитами с «колючкой» поверху. Выход один.
— Лежать! Кто двинется — убью!
Теперь вниз… вниз… кто не успел, тот опоздал… Татары и «чехи» уже на четвертом, сейчас они тоже пойдут вниз — и после них уже никого не останется…
Глухой ропот, будто из-под земли, сотни и тысячи людей, согнанные на убой — они не знали, как поступать. Что делать, зачем, кто эти демоны на грузовике? Может, война?
Ах ты, мать моя, сколько же народу! Мальчишки еще, молоко на губах не обсохло. И мужики, уже сто раз стрелянные, под сорок лет, с бородами. Сколько же вас, тупых и серых, собранных в стадо. А где же пастухи?
— Врачи — отошли — вниз — на землю — руки за голову! — скомандовал Саша.
— Остальные — медленно встать — лицом к окнам — к окнам, я сказал — медленно — напр-раво! Эй, стоять!
— Вы не имеете права! Вы ответите! Кто такие? — опомнился, падла.
Саша вскинул автомат. Короткая очередь — в спину. Длинная — в воздух.
— Хлебала закрыли!! Еще звук! Убью! Плотней, плотней! Наиль, Тимур, ко мне! Загоняй их!
Военкоматовское здание изогнулось пузатой буквой «П», как тройка станков на линии, образовав нечто вроде глухого двора, закутка внутри себя. Окна первого этажа заложены кирпичами, на втором — решетки. Александр поначалу пытался углядеть — нет ли в толпе призывников и врачей. Только офицерье…
— Баб куда? — зычно крикнул стачечник по прозвищу
