А эти — не знают, даже не догадываются. А казалось бы — чего проще? Ведь Саша готов жизнь отдать за свою семью, за жену и дочь, за друзей, за самого себя, наконец. И если кто-то или что-то угрожает тебе — напади первым, устрани опасность. Если кто-то хочет выгнать твою семью из дома — убей его. Хочет отобрать заработанные деньги — убей. Хочет, чтобы ты сидел в тюрьме — убей всех, как можно быстрей, пока они не добрались до тебя, будь сильней, быстрей, жестче. Остальные — слизняки, отравляют тебя, опутывают словами, моралью, законом, сажают на цепь, хотят, чтобы служил. Но ты — не собака, чтобы служить. Ты — человек.
— Встань, — приказал Александр.
Ух ты, какой здоровый! Выше Шпакова, шире в плечах, да только вот Андрюха все равно весит больше, потому что в Шпаке — сила, а в этом — просто видимость.
— Сколько ты весишь? — спросил Саша и заметил недоумение в глазах жертвы.
— Сколько весишь? — внешне спокойно, но на грани с бешенством повторил он вопрос.
— Девяносто восемь…
Не ошибся. Не человек — просто оболочка, похожая на человека.
— Слушай, что я скажу. Я слышал, читал, мне говорили… Банки — это хорошо. Банк — это быстрые деньги. Банк — это кредиты, проценты, надежно, мать-перемать, как в банке. Все замечательно, все довольны. Да только не сходится. Пока работал на заводе, получал гроши — я не знал вас. А потом решил — хватит с меня. Вот этими руками — построил дом, мастерил мебель, пахал землю. Работал на себя, что зарабатывал — отдавал таким же трудягам — пусть даже в садик, в больницу. И вот, узнаю, что я кому-то чего-то должен. Кому, за что? Не знаю. Не понимаю, — Саша старался говорить четко, внятно, без мата. Раз пришло время — он тоже станет философом.
— И тогда пошел к вам. Клялся, умолял, выпросил деньги — но не просто так. Трактора, моими руками собранные, дом наш, земля наша — и в секунду вашим оказалось. И требуете — еще и еще. Не хочу понимать! Когда работал на других — имел гроши. Стал работать на себя — ничего не имею, зато должен всем. Как так получилось, почему? Думаешь, я за ответом пришел?
Директор смотрел сверху вниз. Он уже надеялся. Если сразу не убили, значит и потом — не посмеют, испугаются, ведь его отец — прокурор района, брат — депутат…
— Нет, не за ответом. Я долг отдавать пришел. Но денег у меня нет, напрасно думаешь. Я ведь крестьянин, мои деньги — земля, урожай, плуг. А вам же это не нужно. Вы же присосались к нам как упыри, требуете исправно, сил больше нет терпеть, хотите весь пирог съесть, все под себя подмять, ни копейки мимо кассы. А вот нет у меня копеек. Зато смотри, что есть…
Саша передернул затвор. Блестящий патрон покатился с легким звоном по паркету.
— Вот, что у меня осталось, — пошипел Александр. — Вот она, моя плата.
Он подошел к мужчине сбоку, попробовал дотянуться до уха — не смог, высоко. Тогда ударил под колени, заставил опуститься, отомкнул магазин, вставил патрон — перед глазами, чтобы видел — снова передернул затвор.
— Мы как псы на цепи, — зашептал он в ухо с синими прожилками. — Нас же со всех сторон — бьют, чтобы служили лучше. Только одни ломаются, другие сгибаются, а я вот с цепи сорвался. Как же я вас, хозяев, боюсь и ненавижу. Злоба лютая, невыносимая. Пес не умеет говорить. А я вот скажу, я умею. Сам себе. Для себя. Одно слово.
— Фас! — крикнул Саша и выстрелил.
Отвернулся и добавил — спокойно, словами завершая хорошо сделанную работу:
— Разбить здесь все. Сжечь дотла. На сегодня — хватит.
До чего же хорошо на улице! Тепло, солнце, живи — не хочу, радуйся каждой прожитой секунде. Не надо никуда идти, делать не нужную работу, никому не должен, ни за что не отвечаешь. Только за себя самого — это уже громадная ответственность, и вряд ли кто-то сможет нести больше. Вырвался таки, сумел, не струсил — из болота, с цепи, прорвал паутину. Он теперь большая муха, даже не муха — оса, безжалостная, с тонким гладким жалом. Повезло ведь, просто повезло — с грузовиком, с автоматами, с друзьями — и разве такое везение можно упускать? Надо хватать удачу за хвост, пусть ощерится клыками, ты уже не боишься. Не надо вскакивать на подножку уходящего поезда — надо останавливать весь состав.
— Шпаков, верно, уже все поле перепахал, — сказал Наиль, кашляя от дыма. — Мы ему грузовик через час обещали. А сейчас сколько? Кощей, сколько времени?
— Полпервого.
— На поле поедем. Потом пожрем, — решил Александр.
Серега вышел на поле и с удовольствием увидел, что не все уехали на грузовике с Сашей. Кое-кто остался, вышел в поле — с лопатами, с тачками, высятся тут и там мешки. Единственное, что не понравилось — многие слишком далеко от того места, где вчера закончилась работа. Две парочки аж на середину убежали. Шпак смотрел из-под ладони — солнце стояло высоко, наверно уже час времени, к обеду.
Но что это? Куда они так бегут, словно воры? Ведь разрешили же, сказали — на всех хватит, зачем спешка? Сергей оставил упряжку у крайней борозды, сам пошел к людям. На него озирались угрюмо, чуть ли не со злобой. Старухи какие-то, молодежь поплевывает семечки, рожи испитые. Он постоял и пошел дальше — к четверке посередине поля, с возрастающим недоумением ступая по покореженной земле. Потом он догадался, что пришедшие сегодня воровать копают не все кусты, а мелкую картошку отбрасывают, это понятно. Но зачем выкидывать большую? Плохо лежать будет? Но это же не скороспелка, не Бородянская какая-нибудь, а самая настоящая Невская, с синевой в кожуре, с яркими глазками, и лежать будет долго, если нормально перебрать. Две пожилые женщины, два серых мужичка — идут, даже не выкапывают, а выдергивают ботву из сыпучей земли, берут один куст через десять.
— Мужики, вы чего делаете? — громко спросил Шпаков.
Они остановились, смотрели на него с неприязнью, перехватили лопаты.
— Шли бы с начала, зачем поганить-то… — произнес Сергей рассудительно.
Один из мужичков далеко сплюнул, осмотрел Шпакова с головы до ног:
— Чего вылупился? Иди, куда шел.
— Чего, больше всех надо? — поддержала женщина.
Серега нахмурился, он не сомневался в своей силе и правоте, просто хотел помочь другим. Он же их всех положит, одной левой землю жрать заставит…
