Элайзабел вопросительно взглянула на Таниэля, но тот легким кивком велел ей ждать и не произнес ни слова. Она перевела взгляд на соседа по столу. Подбородок его так и лоснился от жира, к которому прилипли крошки индюшатины, на одном из глаз виднелось бельмо Толстяк жевал и глотал, сопя от жадности, жир и мясной сок капали с его подбородка на грудь и живот. Элайзабел и раньше случалось видеть столь же отталкивающих субъектов, но никогда еще она не оказывалась на таком близком от них расстоянии.
— Что, не притащили за собой хвост? — сердито спросил мужчина, не глядя на них.
— Уверен, что нет, — невозмутимо ответил Таниэль.
Собеседник отхватил зубами изрядный кусок индюшатины и полувопросительно пробормотал с полным ртом:
— Это она самая и будет?
— Элайзабел Крэй, позвольте вам представить Перриса Борова, — сказал Таниэль. Он был понаслышке знаком с последним.
— Боров — то же, что и свинья, — прибавил толстяк.
— Это заметно, — вырвалось у Элайзабел.
— Ого, думает, она всех умней! — возмутился Перрис. — Считаете, поди, себя в полном праве нос передо мной задирать, да? — Он ткнул в ее сторону индюшачьей ногой. — А вот посмотрю я на вас, когда вы все от меня услышите до последнего словечка. По-другому запоете!
— Кротт платил вам вовсе не за намеки и угрозы в наш адрес, — осадил его Таниэль. — Вы располагаете информацией, о которой шла речь?
— А то! Только мне невдомек, почему бы этой расфуфыренной леди самой вам все не выложить?
— Не ваше дело, — отрезал Таниэль. — Говорите.
Перрис Боров швырнул кость на стол, отер нижнюю часть лица рукавом и, оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, начал свой рассказ:
— Элисандра и Сэнфорт Крэй поженились совсем молодыми. Происходили они из небогатых семей, достатка особого не имели, к тому же обзавелись младенцем. Но у Элисандры был большой талант по музыкальной части, а Сэнфорт должен был со временем унаследовать судоходную компанию. В общем, оба молодые, жизнь только начиналась, но не очень-то их баловала. При всем ее таланте Элисандре никак было не пробиться куда повыше, и ей приходилось выступать за гроши с маленькими оркестриками, ни о какой славе речь не шла. А отец Сэнфорта наотрез отказался брать его в компаньоны. Тот должен был все заполучить только после смерти родителя. А покуда довольствоваться теми грошами, что отец ему выдавал на жизнь. Этого было слишком мало для такого кутилы и вертопраха, как молодой Сэнфорт. Надеюсь, вам приятно это слышать, мисс Крэй.
Элайзабел никак не отреагировала на его дерзкий тон. Она сидела неподвижно, словно фарфоровая кукла. Ей было ясно, что за отталкивающей внешностью этого человека скрывался прирожденный рассказчик, но то, о чем он с явным удовольствием говорил, будило в ее душе неприятные, тягостные воспоминания. И ей некуда было от этого деться.
Перрис с явным удовольствием продолжил:
— Но именно эти его качества пришлись по сердцу молодой Элисандре, так что супруги горячо и нежно друг друга любили. И когда наконец чахотка свела в могилу папашу Сэнфорта, они разбогатели… Так им казалось.
Таниэль испытующе взглянул на Элайзабел. Он подозревал, что в прошлом девушки есть какая-то мрачная тайна, но все же надеялся, что подозрения эти окажутся беспочвенными, что она будет счастлива узнать правду о себе. Ему больше всего на свете хотелось видеть ее счастливой.
— Какое-то время все у них шло превосходно. — Боров схватил со стола остывшую полуобглоданную индюшачью голень и впился в нее зубами. Лишь прожевав и проглотив откушенный кусок, он повел свой рассказ дальше: — Бизнес приносил хороший доход, и стоило нашему богатому судовладельцу шепнуть пару слов о своей жене кое-каким важным персонам, как талант Элисандры оценили по достоинству, и через год она уже играла на своей виолончели в Королевском оркестре. Мисс Крэй, вам тогда было лет семь или восемь.
— Я помню, — сказала она без всякого выражения.
— Но этим дело не кончилось. У Сэнфорта кишка оказалась тонка, чтоб заправлять бизнесом. Он доверил все дела помощникам, сам палец о палец не ударял. К богатству-то они оба быстро привыкли, стали играть по-крупному и всякие дорогие развлечения себе позволяли. Дочке наняли учителей и гувернанток, чтоб та получила воспитание не хуже, чем барышни из высшего света, хотя путь туда и был ей заказан.
Таниэль снова впился взглядом в лицо Элайзабел. Оно хранило бесстрастное, отстраненное выражение. Таниэлю было неловко оттого, что Перрис так свободно и развязно, словно ее здесь нет, разглагольствует о ее жизни. Как будто прилюдно ее анатомирует. Но что поделать, если больше неоткуда получить нужные им сведения? Нельзя было не отдать должное Борову — каким бы мерзким типом тот ни был, но дело свое знал.
— Это было примерно десяток лет назад, — с ухмылкой сказал Перрис. — А вскорости среди друзей и знакомых поползли об этой парочке нехорошие слухи. Темные истории, шепот и недомолвки: опиумные притоны, всяческие извращения, такое, о чем в приличном обществе и молвить совестно…
— Все, на этом закончим, — тихо и повелительно проговорил Таниэль. — Хватит вам злорадствовать, Перрис.
— Уж не хотите ли вы сказать, что вам не интересно узнать остальное? — ухмыльнулся Перрис. — Ведь дальше будет еще смешнее!
— Таниэль. — Элайзабел выдавила из себя подобие улыбки. — Я должна дослушать до конца.
Таниэль не знал, на что решиться. Он остро сожалел о том, что привел ее сюда. Получалось, что по его вине она принуждена была страдать, выслушивая все это.
— Мисс Элайзабел, я…
— Пожалуйста, дайте ему договорить. — В ее зеленых глазах читалась решимость. — Есть вещи, знать которые необходимо, как бы тягостно это ни было.
— Так мне говорить дальше? — с надеждой вопросил Боров. Было заметно, что ему не терпится продолжить свой рассказ. И потому, не дожидаясь ответа, он с ухмылкой принялся говорить дальше: — И таким-то вот манером оба они быстро потеряли все, что имели. Сэнфорт по своей лености, а Элисандра из-за испорченной, можно сказать, скандальной репутации. Сэнфорт, как я вам уже имел честь докладывать, не любил себя ничем утруждать и в дела судоходства не вдавался. Вот его управляющие и помощники и пустили все по ветру, бедняга даже оглянуться не успел. Ну а за Элисандрой слишком много водилось грешков, чтоб ее оставили в Королевском оркестре. Несмотря на талант. Ведь она и вправду была такой одаренной музыкантшей, что оркестровое начальство, надо думать, охотно закрыло бы глаза на иные из ее слабостей вроде там пристрастия к наркотикам или неразборчивости в связях с мужчинами. Да беда-то была в том что этим все не ограничилось, о нет! У этой парочки больно велика оказалась тяга к пороку, и вскорости то, что у нас принято именовать великосветским развратом, им прискучило. Их на другое потянуло. И стали поговаривать, что оба они вступили в тайную секту, где членами состояли аристократы, политиканы, законники и другие сильные мира сего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
