Элайзабел в задумчивости зашагала между рядами парников. Крыши некоторых из них прохудились, и она мимоходом просовывала ладонь в зияющие отверстия, чтобы прикоснуться к зеленому листу или ветке. Таниэль не отставал от нее ни на шаг.
— Не знаю, — неуверенно произнесла она. — Джек говорит, что Тэтч — это вроде маяка, сигнала для всякой нечисти, поэтому за мной и идет охота. Сейчас она спит в моем теле под действием амулета, который мне дала Кэтлин. Он отнимает у нее силы. А мальчику для подготовки церемонии понадобится не меньше трех дней.
— Это невероятно сложный обряд, — нахмурился Таниэль. — Большинству истребителей нечисти он не по силам. У Дьяволенка, видно, какой-то особый дар. — Он остановился, пытливо глядя ей в лицо. — Но кто такая Тэтч? Мальчик вам это объяснил?
— Ведьма она, — с отвращением произнесла Элайзабел. — Двухсот или больше лет от роду. Она сродни нечисти и обладает большой силой. Когда она умерла, дух ее не упокоился, но ждал, когда его сумеют призвать. Ей предстоит совершить что-то очень важное. У Братства есть план, в котором ей отведено главное место. Но пока она во мне, они не смогут его осуществить.
— Помните ли вы ту ночь, когда все это началось?
Элайзабел грустно покачала головой.
— Нет, совсем не помню. Только как легла спать вечером, а потом проснулась в вашем доме.
— Вам дали наркотик?
— Не знаю. — Голос ее окреп. — Но теперь, когда мне известно, кто я такая, кем была… Я стала сильнее. Сильнее, чем они.
— Верю, что так оно и есть, — кивнул Таниэль.
Кротту было о чем поразмыслить. День начался и закончился, его попрошайки, пока он спал, занимались своим ремеслом и в положенное время возвратились с заработком. Все действовало как хорошо отлаженные часы. Легко и гладко, без перебоев. Подданные, как обычно, сдали всю свою дневную выручку казначеям, а те вычли из каждой суммы положенные двадцать процентов. Двадцать процентов в качестве платы за принадлежность к шайке, которая обеспечивала им всем безопасность, и необходимые связи, и саму возможность работать. Так было всегда.
Но все на свете меняется, и в последнее время Кротта все чаще терзали тревожные предчувствия. Перемены, приближение которых он ощущал нутром, не сулили ничего хорошего.
Вот и эта девица… Приведи ее к нему кто-то другой, а не сын Джедрайи, король нищих, не задумываясь, поспешил бы от нее избавиться. Выдворить за пределы Дорожек, а может, и еще того дальше… Ведь если она так нужна этому Братству, любой, кто будет с ней рядом, подвергается опасности. Дьяволенок Джек в этом не сомневался, а уж его-то мнению можно доверять. Мальчишка был за то, чтоб ее убить. Сказал: «Дух, который в нее вселился, не так и опасен. Но он служит ключом к чему-то ужасному, вот в чем беда. А если ключ сломать, то и дверь нипочем не откроешь».
Но Таниэль, похоже, предвидел такую возможность. После встречи с Перрисом Боровом он явился к Кротту и напомнил:
— Вы обещали, что предоставите нам пристанище, если мы уничтожим монстра, который проник в подземелья Кривых Дорожек. Надеюсь, сюда входит и неприкосновенность для всех нас со стороны вас и ваших людей.
— Разумеется, — ответил тогда Кротт с дружелюбной улыбкой.
— Это относится ко всем вашим людям, включая женщин и детей? И вы не соблазнитесь воспользоваться прочими всевозможными уловками, чтобы причинить нам вред во избежание опасности, которую мы можем на вас навлечь?
— Ну конечно же, Таниэль, — ответил Кротт уже гораздо холодным тоном.
Таниэль не случайно оговорил все условия с такими подробностями. Ему было известно, что некоторые из женщин, входивших в шайку, а также десяток-другой юных головорезов из числа подданных Кротта были гораздо опаснее мужчин.
Итак, король нищих пообещал выполнить все его условия. А слово профессионального нищего считалось столь же нерушимым, как и клятва настоящего вора. Забавно, размышлял Кротт, что самые низкие и презренные слои лондонского общества придерживаются самых строгих понятий о чести, цена которой для любого человека становится тем ниже, чем выше он поднимется по социальной лестнице.
Раздумья короля нищих прервал стук в дверь, и в апартаменты робко заглянула Милленда Шотландка. Кротт милостиво кивнул, и она приблизилась к его креслу.
— Милленда! Как твой парнишка? — дружелюбно осведомился король.
Милленда благодарно улыбнулась щербатым ртом. Несмотря на свое прозвище, родом она была из Лестершира, где всю свою юность нищенствовала у рынка, пока не перебралась южнее, в Лондон Благодаря своему фальшивому шотландскому акценту она зарабатывала совсем недурно — лондонские аристократы при звуках ее речи с готовностью раскрывали кошельки, полагая, что бедную женщину следует вознаградить за все ее горести, к числу которых прибавлялась еще и принадлежность к шотландской нации. Кротту это было по душе. Милленда умело играла на имперских амбициях этих простаков, которые охотно проявляли щедрость к уроженке одной из их «подчиненных провинций».
— Спасибо, лорд Кротт, обошлось. Все обошлось. Слушайте, я с чем к вам пришла-то, тут одного делягу наши засекли, поверху прохаживался, все чего-то высматривал, понимаете, о чем я? Ну, один из наших говорит, мол, пилер он, точно из них, из этих, только что не по форме одет.
— И что вы с ним сделали?
Милленда потерла пальцами ушную мочку.
— Да думали его выставить, чтоб неповадно было, ну, как всегда, а он ни в какую, мол, надо повидаться с вашим главным, я ему много чего важного хочу порассказать.
— Интересно. Как его имя?
— Карвер, говорит. Эзраэль Карвер. Детектив у чипсайдских пилеров.
— Привести его ко мне. Немедленно. Послушаем, что он скажет.
Милленда кивнула и выскользнула в дверь.
Кротт откинулся в кресле, сложив руки «пирамидкой».
— Все страньше и страньше, — машинально процитировал он книжку, которую только что читал.
Примерно через четверть часа Милленда возвратилась в сопровождении Карвера. Кротт за время ее отсутствия приготовил помещение, в котором не так давно держал совет с Таниэлем и остальными, к приему нежданного гостя. Король нищих чувствовал приближение ночи, хотя покои его и находились под землей, куда не проникал солнечный свет. Ему не было надобности вытаскивать из кармана часы и сверяться с ними. На большом столе рядами выстроились хрустальные графины с бренди, шерри и винами. В отличие от своего коллеги Рикарака и еще двоих предводителей попрошаек Кротт считал, что при контактах с более или менее важными лицами из числа посторонних человеку его ранга следует, дабы не уронить свое достоинство, выказывать посетителю максимум гостеприимства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
