– Иногда мне хочется быть с вами, – вырвалось у Шурочки. – Если бы можно было себя разделить! Одна я, та, что живет умом, была бы всю жизнь рядом с достойным и умным человеком. Другая осталась бы с Сержем. Со всеми чувствами, которые и сама она порою не может понять, со всеми ее глупостями.
– А вы не думаете, что и мне хочется видеть подле именно ту, другую женщину? Со всеми ее чувствами? И… со всеми ее глупостями?
Он попытался заключить ее в объятья. Помня недавний свой порыв, она и не сопротивлялась, но поцелуй все равно вышел холодным. Она ничего не чувствовала, единственное, чего ей хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Граф понял это и тут же ее отпустил.
– Значит, на сделку пойти не хотите?
– Если я верну вам алмаз, вы отпустите и меня, и Сержа?
Он расхохотался:
– И где же вы его возьмете? И что вы от этого получите? Соболинский сам продаст вас при первой же возможности. И с большой для себя выгодой. Ему надо избавиться от любовницы прежде, чем вступить в законный брак. Богатые невесты не любят делить своих женихов с такими энергичными красавицами, как вы, Александра Васильевна.
– Я верну вам алмаз, – повторила Шурочка и встала со скамейки. Именно так и сказал ей утром Серж. Она не нужна ему в качестве тайной жены. Серж сам толкает ее в объятья старика. Граф во всем прав, как всегда.
– Что ж, я подожду, – граф тоже поднялся, – хотя в моем возрасте ожидания дорого стоят. Но вы скоро сами ужаснетесь тому, что случится. Похоже, что камню снова потребовалась кровь. Он проснулся.
– Прощайте!
Она бежала по аллее, к воротам, мимо мраморных статуй, мимо людей, которые почтительно ей кланялись. «И все это могло быть моим… Моим… Если бы только я… Если бы я только… Если бы я только…»
Но он не предлагал ей законный брак. Или предлагал? Ах, она ничего не поняла!
Она все не могла успокоиться, не хотела домой и невольно приехала все туда же: на место своих утренних свиданий с Сержем. Сегодня она видела обоих, и оба ей сказали: «Я знаю женское сердце». Так что ж, они правы? Все ее нынешние переживания и гроша ломаного не стоят? Ей следует теперь же принять предложение графа, уехать с ним, не задавая никаких вопросов в качестве жены ли, любовницы, все равно. Просто уехать.
«Нет, я не могу! Не могу!» Она резко развернула Воронка и понеслась к дому. У самой ограды опомнилась и дала лошади передохнуть. Ехала медленно, отпустив повод, и все думала о том, что случилось вчера и сегодня. Все опять поменялось, и в один день.
Вдруг она услышала лошадиное ржание и насторожилась. Воронок поднял голову, Шурочка похлопала его по влажной от пота шее:
– Тихо, Воронок, тихо!
Жеребец занервничал. Она спрыгнула с лошади и за повод потянула Воронка в густой кустарник, подальше от тропинки. Ей показалось, что только что она слышала ржание белого жеребца, на котором обычно ездил Серж, что Соболинский здесь. Да и Воронок не мог обмануться. Но зачем он здесь? Ищет ее? Не надо, чтобы их видели вместе.
– Тихо, Воронок, – снова шепнула Шурочка. – Тпру-у! Тихо!
Она замерла. На тропинке и в самом деле показался Серж верхом на белой лошади. Он улыбался и, кажется, торопился. Она задумалась. Не похоже, что Серж искал здесь ее. Шурочка пригляделась. Ей показалось, что в саду, за оградой, мелькнуло белое платье. Ах, у него здесь свидание! Она подождала, пока Соболинский проедет, и сама вскочила на лошадь. Вскоре она уже была в саду. Надо обязательно узнать, кто эта женщина?
– Юля! – крикнула она. – Я тебя видела! Я знаю, что ты здесь!
Она и в самом деле видела ее подле беседки: женщину в белом платье. С темными волосами. Не видела только лица, и настойчиво позвала еще раз. Сестра испуганно вскрикнула и метнулась в глубь сада, туда, где густо росли яблони и сливы.
– Юлия, постой!
Она кинулась вслед за сестрой, затрещали ветки.
– Барышня Шурочка! Вас ищут! Барышня Шурочка! Куда же вы! Барышня!
Подбежавшая Варька схватила ее за руку.
– Отстань! – закричала она. – Здесь только что была моя сестра!
– Вас барыня зовет! Евдокия Павловна! Сама!
Сестра уже убежала. Вот значит как! У нее здесь было свидание с Сержем!
– Какая подлость! – вслух сказала Шурочка.
– О чем вы, барышня?
– Кто здесь был? Отвечай!
– А я почем знаю? Мне не положено за барышнями следить.
– Кто в белом платье? Жюли? Я знаю, что это она! Какая подлость!
Шурочка разволновалась. Неужели же любимая сестра, отказавшись отдать алмаз ей, только что передала его Сержу? Но зачем она это сделала? Жюли ненавидит господина Соболинского, называет его посланником Сатаны. С чего вдруг такие перемены? Жюли лжет? Какая подлость! Вот и верь людям после этого! И кто ее предал? Жюли! Какая же подлость!
Вбежав в дом, она первым делом кинулась в гостиную, где наткнулась на Мари, на коленях у которой лежала книга.
– Ты выглядишь, как деревенская девка, – по-французски сказала сестра. – Запыхалась, волосы растрепаны. Как это дурно! Впрочем, ты вся – моветон, – в нос протянула она.
– Где сестры, Маша?
– А мне что за дело?
– Кто сегодня в белом платье? Жюли, Софи? А может, Долли?
– Почему я должна тебе отвечать?
– Ох, какая же ты, Машка, вредная! Неудивительно, что ты замуж не вышла!
– Va-t’en! – закричала сестра. – Убирайся вон!
– Va au diable! Зануда!
– Маман! Она ругается! Она ругается, как девка! – завизжала Мари.
– Я ругаюсь, по-французски, дура, – показала ей язык Шурочка. – Какая ж я девка? Я просто моветон! – передразнила она.
– Маман! Что она себе позволяет?! Маман!
Шурочка уже выскочила из гостиной, взлетела на второй этаж и понеслась по коридору, открывая все подряд двери:
– Долли! Жюли! Софи! Где вы?!
Перехватила ее Евдокия Павловна, у которой с утра было дурное настроение. Маменька просматривала бумаги, все пытаясь поймать за руку вора-управляющего, но ума у нее на это не хватало. Тот давно уже наловчился обманывать барыню, так был хитер, пройдоха! Василий Игнатьевич, вернувшись от графа Ланина, с большого приема, крепко запил, и толку от него теперь не было никакого.
– Мне надо с тобой поговорить, Александрин, – сказала Евдокия Павловна. – Я с самого утра тебя ищу. Где ты была?
– В усадьбе у графа.
– Как это кстати! Пойдем в гостиную. Или нет. Лучше пойдем в кабинет. Я не хочу, чтобы нам мешали.
И Шурочка сдалась. Она все равно узнает рано или поздно, кто был в саду. Кто из сестер – предательница? У матери такое лицо, что надо послушаться.
– Сядь, Александра, – велела Евдокия Павловна, когда они вошли в кабинет, и плотно прикрыла дверь.
– Что случилось?
– Александра, мы разорены! – тяжело вздохнула маменька, усевшись на стул перед конторкой.
– Я каждый день это слышу.
– Но никогда еще наше положение не было таким серьезным. Я об этом и хотела с тобой поговорить. Драгоценности все заложены, имение тоже под закладом. Урожай будет плохим, на улице сушь. У нас больше ничего нет. Одни долги. Что мсье Лежечев? Не собирается ли повторить свое предложение?
– Спросите у него, – с досадой ответила она.
– Василий Игнатьевич погорячился, когда не дал согласия на ваш брак. Теперь мы в безвыходном положении и вся надежда только на тебя.
– Ах, вот как? А кто запирал меня в чулане? Кто запрещал мне читать? Хлестал по щекам? Я всю жизнь ходила в обносках! На меня кричали, меня всем попрекали! Даже тем, что я на свет родилась! А теперь на меня вся надежда! Да за что?!! Почему я должна теперь вам помогать?!! – закричала она.
– Александрин, ты всего не знаешь.
– Чего я не знаю?! Чего?! Это вы ничего не знаете! Мне сегодня признался в любви сам граф! Что, получили? Вот вам!
Евдокия Павловна на мгновение потеряла дар речи, но быстро придя в себя, жадно спросила:
– Граф сделал тебе предложение? А что же ты?
– Никакого предложения не было.
– Как же так? Но если он тебя любит…
– Я ему отказала.
– Но как же так? – растерялась Евдокия Павловна.
– Ты хочешь, чтобы я с ним уехала? Чтобы я стала его любовницей?
Евдокия Павловна замялась. Потом что-то прикинула и решительно сказала:
– Александрин, ты перед нами в долгу. Разумеется, девушке знатного происхождения не пристало слушать такие речи и принимать такие предложения. Иное дело ты. – Евдокия Павловна обернулась на дверь: заперта ли? И, понизив голос, сказала: – Ты незаконнорожденная.
– Что?!! Вы что, не моя мать?!!
– Увы, – тяжело вздохнула Евдокия Павловна. – Я твоя мать.
– Ах, Иванцов мне не отец! Я всегда это знала! – с торжеством сказала Шурочка. – Я всегда это чувствовала!
– Тут нечем гордиться, – сухо сказала Евдокия Павловна. – Твой отец – человек не знатного происхождения.
– Кто он?
– Я не… Я не знаю. Кто-то из дворовых людей, – по-французски промямлила Евдокия Павловна.
– Ах, маменька! – рассмеялась Шурочка. – Вы даже в этом не боитесь признаться! Как же вам нужны деньги! У вас даже гордости не осталось!
