– Не тяни, Бен! Что за дурацкая привычка!
– За Франсиско де Тельо! Слыхал про этого адмирала? Весьма энергичный моряк, доложу я тебе.
– Нам-то что с того? – удивился Барт.
– А то, что этот адмирал может создать нам дополнительные трудности.
– О чём ты, прости, говоришь, Бен? Как он может нам осложнить жизнь?
– Например, патрулировать море перед бухтой. Тогда нам будет необходимо получить разрешение на выход в море от самого губернатора.
– Вон оно что! Это действительно тревожно, Бен. Придётся заручиться содействием Кончиты, Бен, – улыбнулся Барт. – Похоже, я смогу это устроить. Девчонка просто стервенеет от нетерпения. Я лишь распаляю её, выдерживаю до определённого состояния.
– Не перехитришь ли ты сам себя, Барт? Это дорого может нам стоить.
– Надеюсь, этого не произойдёт, Бен. Да и долго я не смогу продержаться.
Мак-Ивен вскинул брови, усмехнулся в усы, промолчал, лишь покачал головой. А потом заметил с некоторым беспокойством:
– Мы упустили ещё одно, Барт. Форт.
– А что форт? Ты думаешь, что он может нам угрожать в случае попытки выйти в море? Для этого имеется ночь. Но без денег этого мы не предпримем. Верно, Вен?
– И мыслить глупо в таком направлении, Барт! Мы не такие дураки.
Матросы всё больше выражали недовольство сидением безвылазно на борту судна, когда город манил их своими красотками, ромом и прочими прелестями берега.
– Сколько мы будем тут высиживать яйца, словно наседки? – кипятился Джошуа Пейтон, потеряв весёлость в глазах.
– Пусть капитан объяснит нам, зачем нас держат тут, в бухте? – громоздкий матрос рубанул ладонью по воздуху.
– А что? Пойдём и спросим. А то с тоски подохнем тут с побрякушками в карманах! Он должен нам всё пояснить!
– Погодите, вы, корабельные крысы! – Джек Крэбб выступил вперёд. – Вы в этом городе не должны показываться, а не то в момент расколют – и концы нам! А в скором времени денег втрое больше будет, поверьте мне. Знаю доподлинно! Угомонитесь, пока не поздно!
Матросы тихо загалдели, ругань так и лезла из их злобных ртов.
– Ладно, ребята! – бросил Долбун-конопатчик. – Джек прав. Мы не можем в город выходить. Крышка будет всем!
– Постой-ка, Долбун! – Джошуа подступил к конопатчику. – Откуда деньги появятся? Что за дела тут творятся?
– Это нам без разности! Были б денежки! Остальное не наше! – Плотник с почти чёрной бородой пыхтел трубкой, что была новинкой даже среди матросов. – Капитан сделал намёк, значит вскорости можно пополнить звоном свои карманы.
– А ты, Джек, всё же пошёл бы к капитану поговорить, – уже примирительно настаивал Джошуа. – Спокойнее как-то будет.
Мак-Ивен с разрастающимся раздражением выслушал Крэбба, отмахнулся поначалу от суперкарго, но всё же поразмыслил и ответил:
– Ладно, Джек. Ты прав. Людей надо ободрить, задобрить подачкой. Действительно, народ слишком обозлён. Я это понимаю. Что ж, сделаем так. Иди объясни матросам, что деньги им выдадут сегодня же.
– Ну что, Джек? – подступили к суперкарго матросы. – Получилось?
– Всё в порядке, ребята. Сегодня получите по несколько монет. Обещал.
– А с берегом что? – подал голос один матрос.
– Заткнись, Джо! Никак не понял, что нам закрыт туда фарватер? Дурак, что ли? Угомонись!
Омелько сидел с Ивасём на комингсе, побрякивая в горсти монетами.
– Всё ж сдаётся мне, Ивась, что капитан с помощником ведут какую-то в городе игру. Вот бы дознаться.
– На что тебе это сдалось, Омелько? – Ивась уже выздоровел, и теперь, как и остальные матросы, посматривал на город жадными глазами.
– Сам говорил сколько раз, что интерес должен быть. Тогда и жить будет интереснее. Вон выдали по два фунта, а с чего это? Посчитай-ка на всех. Сколько получится? Ого! А где взяты?
– А ты хотел, чтобы капитан с помощниками ничего себе не прикарманили? Где ты таких видел, дурень? Я ещё не встречал.
– Ты ещё и не жил, Ивась! Потом вспомнишь мои слова. Усы выросли, а мотать на них тебе нечего. Оглянись кругом! Одни хапуги вокруг!
– Что ты сегодня такой взбешенный? Не пойму я.
– Зло берёт, когда одни живут за счёт других, да ещё и благодарности за это требуют. Паскудство это, Ивась!
– Так всегда было, и не тебе изменить это, Омелько. Лучше успокой душу, пойди к Косому пропустить малую толику для ублажения духа.
– Пошёл ты! Дух этим не ублажишь!
– Ну а до церкви нам далеко, друг. Не пойдёшь ведь в это поганое гнездо католиков! Осквернять себя не станешь ведь!
– Это точно ты молвил, Ивась. Не стану я этого делать, грех на душу в этом далёком краю брать на себя.
– А с другой стороны, Омель, и католики Христу поклоняются, как и мы. А с чего тогда столько толков происходит? И бьются каждый за своё!
– Бог их разберёт, Ивась. Не нам с тобой в этом разобраться.
В городе тем временем распространились слухи о скором прибытии из Гаваны флота адмирала де Тельо. Это сильно подняло дух горожан. Многие перестали собираться вглубь острова, заблаговременно спасая добро и жизни в глухих отрогах невысоких гор, поросших густыми непроходимыми лесами.
– Индейцы их не пощипают? – спросил как-то Ивась ещё раньше, видя, как телеги тянутся за город.
– Какие индейцы, Джон? – удивился Том. – Их давно всех выбили! Если и остался какой-то десяток, так от страха забились в норы и живут, словно звери. Одни метисы о них ещё напоминают. Их здесь достаточно, а индейцев?
– К чему было их всех убивать? – удивлялся Ивась, ни к кому не обращаясь.
– Сгоняли с земель, убивали во время восстаний, морили болезнями и на плантациях. Вот и исчезли они с этого Богатого острова. Это испанцы так назвали этот остров: Богатый, то есть Пуэрто-Рико. Богатый Порт иначе.
– А я уже много слов знаю по-испански, – похвастал Ивась. – Я постоянно с неграми и мулатами пытаюсь разговаривать. Один по имени Ариас сильно мне помогает, Том. Хочешь послушать меня?
– На кой чёрт это мне надо, Джон! Без этого отлично обойдусь. Хотя и я уже чуток кумекаю. У меня способности к чужой речи есть. Сам смог заметить. Немецким я не обучался, а смог же поговорить с тобой.
– А мне нравится, Том! Что тут делать, когда на берег выйти нельзя?
– Оно-то конечно, Джон. Не помешает, но специально это учить? Такого желания у меня нет. Да испанский и вовсе не трудный язык. Я его легко и быстро улавливаю.
Барт каждый день съезжал на берег. Его приветливо принимали во дворце губернатора, особенно Кончита, которая всё настойчивее домогалась его расположения. И это ей удавалось.
Губернатор души в дочери не чаял, позволял и прощал ей всё, чем она и охотно пользовалась, пренебрегая материнскими увещеваниями и наставлениями сё наставника, святого отца.
Барт постепенно увлёкся молоденькой распутницей, тем белее, что безделье сильно угнетало его, особенно беспокойство о невыплаченных деньгах и невозможности вырваться из гавани.
– Кончита, дорогая, я глубоко обеспокоен нашими отношениями, – говорил он как-то в саду на скамейке под луной.
– О чём это вы, кабальеро? – прошептали соблазнительные губы девушки.
– Я бедный дворянин и не достоин вас, сеньорита. Это меня задевает...
– Стоит ли об этом говорить, мой Бартоломео, – чуть придвинулась она к Барту, от чего он задышал сильнее. – К тому же вы уже получили немного, а вскоре пополните своё состояние. Я ведь всё знаю, мой друг!
– Вы считаете этого достаточно, моя королева! – воскликнул он и взял своей горячей рукой её узкую ладошку, вздрогнувшую от этого прикосновения. – Вы меня ободряете, Консепсьон. Я не в состоянии выразить свои чувства словами…
– Может быть, обойдёмся без слов, кабальеро? – она приблизила лицо к нему , взволнованно задышала, обдав его влажным дыханием и благоухающими волнами духов. – Вы не слишком ли затянули осаду столь хрупкой крепости?
Он был ошеломлён её напором, наглостью и бесцеремонностью. Ожидал, но не так ретиво.
