Глава 17
Бруно потянулся, чтобы почесаться за ухом, но вовремя одернул руку и сунул ее в карман. На лбу у него уже не было написано, что он нищий из Модера, но от старой привычки чесаться на нервах стоило все же избавиться и вести себя спокойно, непринужденно. Учитывая, что стоял Бруно на Тресковой напротив ломбарда Толстого Тома в обществе сигийца. А сигиец, как Маэстро уже успел убедиться, если отправляется на встречу с кем-нибудь, то завтрашние газеты обязательно разразятся сенсационными новостями об очередной жертве дерзкого убийцы, растворяющегося в воздухе.
Бруно чувствовал себя неуютно. Он не понимал, откуда взялось такое предчувствие, неумолимо перерастающее в уверенность, что очень скоро, возможно, уже даже завтра, придется обходить стороной не только Модер с окрестностями, но и Новый Риназхайм, а это уже практически треть Анрии.
Маэстро сунул в рот сигару и чиркнул спичкой. К курению он пристрастился еще на флоте, но, оказавшись на берегу, Бруно довольно редко удавалось раздобыть табаку. Разве что когда у пьяных матросов случался приступ щедрости. Сейчас же, когда вдруг появились деньги, он не отказал себе в удовольствии купить пару-тройку сигар. Маэстро планировал растянуть их на несколько дней, однако, стоя напротив ломбарда Толстого Тома, испытывал острую потребность закурить.
— Слушай, а оно точно того стоит? — спросил Бруно, выпуская дым.
— Что? — отвлекся от разглядывания ломбарда сигиец.
Он избавился от кабирского мундира, оделся вполне по-ландрийски, правда, выделяться в толпе все равно не прекратил. Тяжелый кожаный плащ и треугольная шляпа, снятая с головы Кристофа, делали его слишком старомодным для нынешнего века. Однако смена одежды удивительно преобразила и самого сигийца: теперь он больше не походил ни на кабирца, ни на сельджаарца, ни на гутунийца. Его физиономия тоже стала вполне себе ландрийской. Такие загорелые рожи можно встретить в Анрии на каждом углу, но чаще всего на рынках выбивающими «ренту» с лоточников и мелких лавочников.
— Ну, — Бруно глубоко затянулся, — разумно ли ссориться с риназхаймскими? Я понимаю, ты слегка того и тебе все равно, но…
— Нужен меч, — сказал сигиец.
— Ага, именно поэтому ты не взял с собой деньги? — нервно усмехнулся Бруно, стряхнув пепел.
— Он не собирался его продавать.
Маэстро отучился подвергать безапелляционные заявления сигийца сомнению.
— Но ты меч все равно заберешь, так?
— Да.
— Ясно, — вздохнул Бруно. — Ты какие цветы любишь?
— Что?
— Не подумай, — примирительно поднял руку Маэстро. — Я просто интересуюсь, какие тебе цветочки на могилку приносить? Мне-то все равно, — пожал плечами Бруно, — меня утопят. А вот тебя где-нибудь закопают… ну, то, что от тебя останется.
— Это была шутка? — спросил сигиец.
— Хотелось бы. — Бруно выпустил в алеющее закатное небо ароматный дым. — Да, боюсь, нет.
Сигиец не отреагировал, вновь повернулся к ломбарду, а потом шагнул с тротуара на дорогу.
— Будь здесь, — сказал он, не оборачиваясь.
— Ага, — сплюнул табачную горечь Бруно, — да куда уж я денусь-то. Кроме как на тот свет, — добавил он шепотом.
Маэстро отрешенно проследил, как сигиец переходит пустую дорогу, затем оглянулся по сторонам. На углу дома в конце улицы собиралась подозрительная компания. Честных анрийцев к закату на Тресковой почти не осталось, однако она и не думала пустеть. Просто на смену честным анрийцам выходили обычные.
Бруно отошел к стене неказистого двухэтажного дома, прижался спиной к облупившейся кирпичной кладке, затянулся сигарой. Задрав голову вверх, он выпустил в небо табачный дым, взглянул на открытое окно на втором этаже, откуда доносились приглушенные отголоски семейной ссоры. Немного подумав, Бруно отступил на пару шагов в сторону, вновь запрокинул голову. На карнизе крыши собиралась стайка голубей. Маэстро любил летучих крыс разве что в жареном виде, поэтому сдвинулся еще дальше, а потом и вовсе подпер собой угол дома и принялся терпеливо ждать, надеясь, что сигиец не станет долго затягивать свою деловую встречу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})* * *
Томас Швенкен весь день был на взводе, поэтому, когда услышал, как задрожала запертая на ключ входная дверь, нервно подпрыгнул в своем закутке за решеткой. Пара ребят ван дер Вриза, отиравшихся в ломбарде, спокойствие не обеспечивала, хотя Виго и оставил их с четкой и определенной целью. Швенкена они на дух не переносили, Швенкен на дух не переносил их, поэтому атмосфера в ломбарде царила напряженная. К тому же мрачные головорезы распугали всех клиентов, день не принес никакой прибыли, да и вечер обещался быть не самым приятным. Илой уже десять раз успел пожалеть, что вообще согласился на это, но просьбам Адольфа Штерка, даже если они исходят от посредников, не отказывают.
В дверь настойчиво постучали.
Один из парней Виго, Вилли, встал со стула, переглянулся с Киисом, который разглядывал рейтарский доспех в углу. Тот кивнул в ответ. Вилли поднялся по ступенькам. Киис затаился в пыльном полумраке у каменной лесенки, прижавшись к стене, достал из-за пазухи нож и пистолет.
Вилли выглянул в застекленное дверное окошко, хмуро и неприветливо кивнул увиденной в сгущающихся сумерках мерзкой роже под треугольной шляпой, мол, чего надо? Рожа молча указала пальцем на дверной замок. Вилли заворчал, но все же повернул ключ в замочной скважине и приоткрыл дверь.
— Закрыто, не видишь? — огрызнулся Вилли.
— Меч.
— Меч? Какой меч?.. — нахмурился Вилли. — А, меч! Так бы сразу. Илой тебя уже заждался. Деньги принес?
Сигиец достал из кармана плаща лист бумаги. Вилли был не самым грамотным человеком, не мог даже прочесть извечное послание на заборе, однако о векселях и долговых расписках кое-что слышал и решил, что это именно оно. Впрочем, как клиент собирается рассчитываться с Толстым Томом, Вилли совершенно не интересовало.
— Ну, заходи, — сказал Вилли, широко распахивая дверь и отступая вглубь ломбарда.
Сигиец переступил порог, равнодушно взглянул на криво ухмыляющегося Вилли. Головорез карикатурным жестом пригласил его к закутку Толстого Тома, а сам торопливо запер дверь на ключ.
Швенкен потер о пыльный прилавок мокрые ладони, стараясь скрыть волнение и смотреть только на приближающегося сигийца, чтобы даже взглядом не выдать присутствия Кииса. Не выдать Вилли, идущего за спиной сигийца и тоже незаметно, бесшумно достающего из-за пазухи нож.
Когда сигиец беспечно спустился по ступенькам, Томас даже почти поверил, что все пройдет быстро, без шума и лишних проблем. Когда Киис оторвался от стены и почти поднес к затылку сигийца пистолет, Томас был почти уверен, что все уже прошло.
Но именно что «почти».
Сигиец внезапно застыл на месте. Коротко, не глядя, хлестко ударил Кииса по руке, выбивая из нее пистолет. Плавно качнулся в сторону, уходя от укола острием ножа Вилли в спину и выхватывая свой кинжал. Вонзил его растерянному, не успевшему моргнуть Киису точно в сердце и тут же присел, коротко ударил локтем Вилли в живот и, ухватив того за занесенную для удара руку, перекинул через плечо, с грохотом роняя на грязный пол. Метнув взгляд на недоуменно косящегося на торчащий из груди кинжал Кииса, сигиец протянул к нему руку. Выпавший из руки бандита пистолет подпрыгнул и лег в ладонь сигийца, который взвел большим пальцем курок, направил дуло на лежащего навзничь Вилли.
— Не!.. — инстинктивно вскинул руки Вилли.
Сигиец нажал на спусковой крючок. Щелкнул курок, выбивая искру по крышке пороховой полки, вспухло облако вонючего дыма и грянул выстрел. Вилли вскрикнул, взбрыкнул ногами и широко раскинул руки — пуля с всплеском брызг крови и ошметков мозга разворотила ему левую глазницу.
Когда сигиец шагнул из порохового облака, ошарашенный Томас затрясся в своем закутке за решеткой и попятился к надежной двери в хранилище, протягивая трясущуюся руку к среднему пальцу левой, на который было надето медное кольцо. Ломбардщик, зажмурившись, с силой провернул дешевый камень.
