сладкие булочки, готовилась к утреннему наплыву.
Но было еще рано и устрашающе пусто. Древние громкоговорители вдоль галереи играли одну и ту же легкую музыку, которую транслировали и всю ночь, а на публичных экранах произвольно сменялись успокоительные тексты из Имперского кредо.
Это все напомнило Сорику улей Вервун. Он чувствовал печальную ностальгию. Он всегда любил такое время, ранняя тишина в начале дня в улье, короткий промежуток между ночью и днем. Он помнил, как вставал в это время, шел на работу, покупал кофеин и сосу в столовой своего жилого квартала, разглядывал открытые двери плавильного завода, когда подходил.
Он постучал в дверь булочной, и попросил усталого помощника продать ему несколько мягких рулетов, все еще горячих, прямо их печи. Не сосы, но все-таки... Он и Майло сели под платформой перехода над ними, чавкая едой. Пара арбитров прошла мимо, но они даже не глянули на них второй раз. Просто два солдата не на службе, возвращающихся домой после ночи в таверне.
— Значит... ты думаешь, что ты псайкер?
Рот Сорика скривился в перевернутую U. — Это не то, что я говорил, Брин.
— Но ты беспокоишься об этих... этих явлениях?
— Конечно! Беспокоюсь... напуган.
Майло доел свой рулет и вытер рот рукавом.
— Ты знаешь, что случится, шеф.
— Я знаю. Я знаю, гак его.
— Серьезно, я не понимаю, почему вы все рассказали мне.
— Потому что...
— Потому что тут так сказано? — Майло вытащил помятую голубую бумажку из кармана.
— Я не хочу умирать, Майло,— сказал Сорик.
— Никто ничего не говорил про с...
Сорик помотал головой. — Пуля в голову. Вот что я получу. Им даже ничего не надо будет доказывать. Если кто-нибудь думает, или даже думает, что они думают, что варп коснулся меня, меня казнят.
Без сомнений.
— Гаунт не станет...
— Он не станет? Это его работа. Это долг каждого из нас. Если бы я обнаружил, что кого-то из моих парней коснулось это, я бы их сам пристрелил. Без вопросов. Я не идиот. Ты бы не стал рисковать с таким гаком.
Майло немного подумал. — Значит, по правде, я должен пристрелить тебя. Или доложить о тебе, по крайней мере. Почему ты доверился мне?
— Я слышал кое-что.
— Слышал что?
— Кое-что. Кое-что о тебе. Я думал, что ты может быть посочувствуешь. Я думал, что может быть ты знаешь, что делать.
— Почему?
— Потому что ты все еще здесь. Гаунт не застрелил тебя.
Глаза Майло расширились. — Шеф, я бы соврал, если бы сказал, что вы не пугаете меня. Весь фес, который вы мне рассказали ночью... Да я должен был бы с криком удирать, чтобы вас приставили к стенке.
— Но ты не делаешь этого.
— Нет. Как-то меня допрашивали. Инквизитор. Вы знали об этом? — Сорик побледнел. — Нет!
— На Монтаксе. Еще до вас. До Вергхаста. Сразу после Основания. Во мне видели счастливый талисман. Ну, вы знаете эту историю.
— Корбек мне немного рассказывал. Ты был единственным гражданским, который выбрался с мира живым.
— Точно.
— Из-за Гаунта.
— Точно. Он спас мне жизнь. Я был единственным невоенным, который выбрался с Танита. И самым молодым. Все смотрели на меня, как будто я был каким-то особенным, как будто я был маленьким кусочком Танита, спасенным и оберегаемым.
— Но разве ты не был особенным?
Майло захихикал. — О, да. Ребенок, окруженный взрослыми солдатами, на которых я отчаянно хотел произвести впечатление. На Корбека, Клуггана, Роуна – возможно. Определенно, на Гаунта. Мне нравился тот факт, что они обращают на меня внимание, воспринимают меня серьезно. Я думаю, что слегка перестарался.
— Перестарался? — Сорик откинулся назад.
— У меня была уловка что-то знать. И вот поэтому они все думали, что я счастливый талисман. Если во мне были бы какие-то странности, то все бы заметили. Поверьте мне, шеф, это была детская игра.
— Так ты притворялся? Гак!
Майло замотал головой. — Нет, нет... ничего подобного. Иногда я что-то ощущал. Предчувствие. Но посмотрите это вот с какой стороны. Я был ребенком, следующим за людьми в горячие точки. Дерьмо должно было произойти в любую секунду. Бомбардировка. Налеты. Внезапные атаки. Я имею ввиду, для меня срабатывал закон вероятности большинство времени. Я был напуган и весь на нервах. Когда я вздрагивал, люди прислушивались. Когда я вздрагивал, и они прислушивались, и что-то происходило... бинго. Как они себе все это представляли, я был талисманом, у которого шестое чувство на опасность. Вы же знаете солдат, шеф.
Они очень суеверны.
— Гак меня,— разочарованно сказал Сорик. — И всего-то. Маленький мальчик Бринни, делающий так, чтобы солдаты любили его.
— Не совсем,— сказал Майло. — Вы будете доедать? — спросил он, кивая на полусъеденный рулет в руке Сорика.
Сорик помотал головой и отдал его Майло.
— Было время,— сказал, с набитым ртом, Майло, — было время, когда все казалось по-настоящему. Я знал, что Гаунт беспокоился. Он не знал, что делать. Если меня коснулся варп, он что, что у него нет выбора, кроме как застрелить. Но он не отважился.
— Потому что?
— Да ладно, шеф! Я был ребенком, счастливым талисманом, последним выжившим гражданским с Танита. Какой бы это произвело фесов эффект на боевой дух Призраков, если бы он меня застрелил?
— Вижу, к чему ты клонишь...
— Тем не менее, это привлекло инквизитора. Варл сыграл на моей репутации, чтобы организовать несколько «увеселительных мероприятий» на транспортнике, и несколько других полков занервничали. Обо мне доложили.
И после этого, насколько мне известно, я оказался перед инквизитором.
— Я не имел удовольствия. Он был ублюдком? Я слышал, что они ублюдки.
— Это была она. Лилит.
