Я вынужден был работать на два фронта: смотреть в ярко накрашенный рот женщины и время от времени кидать взгляды на лоджию. Жоржет, которая подавала мне каждое свое слово как бесценный подарок, это не могло нравиться.
– Я беспокоюсь о вашей безопасности, – соврал я, чтобы не быть выкинутым из машины. – И потому вынужден смотреть по сторонам.
– Если бы вы беспокоились о моей безопасности, – поджав губы, заявила Жоржет, – то не звонили бы мне домой и не искали бы со мной встречи, что уже само по себе компрометирует меня… Что вас еще интересует?
С этой нервной бестией надо было говорить ласково и заискивающе, потому как любая мелочь выводила ее из себя. Я не мог завершить наш разговор, потому как самого главного еще не узнал.
– Что они от вас требовали? – спросил я.
Она опять поджала губы и насупила брови.
– Наверное, вы устали? – послал я вдогон второй вопрос, который должен был сгладить дурное впечатление обо мне.
– От вас – чрезвычайно! – подтвердила Жоржет. – Вы не хотите думать головой, и я, как педагог в спецшколе для умственно отсталых детей, вынуждена разжевывать элементарные вещи! Что они от меня хотели? Интимной близости, черт вас подери!
– Извините, – сказал я, наступая на горло своему и без того растоптанному достоинству. – Я хотел спросить: они требовали, чтобы вы продали остров Гонсалесу де Ульоа или же отказались от наследства в пользу государства?
– Не знаю никакого Гонсалеса! – резко ответила Жоржет. – Дайте сюда бокал, шампанское сейчас закипит в вашей руке!.. Естественно, они требовали, чтобы я отказалась от наследства.
– И вы сразу приняли их требование?
– А вы что, стали бы рисковать своим ребенком? Если, конечно, у вас есть ребенок…
– Скажите, а в земельном департаменте как восприняли ваше решение?
Это был первый вопрос, на который Жоржет ответила не то что с удовольствием, но без словесных судорог:
– О! Там разразился настоящий скандал. У меня сложилось такое впечатление, словно они намеревались затолкать этот остров мне в горло.
– То есть, – уточнил я, – чиновники были заинтересованы в том, чтобы остров принадлежал частному лицу, причем иностранцу?
– Я разве неясно выразилась? – покосилась на меня Жоржет и отхлебнула шампанского. – Государство, расписываясь в своем полном бессилии, не хочет огласки и скандала. Когда остров находится в собственности правительства, то, разумеется, само правительство обязано следить за соблюдением конституции и международных договоров на острове. А как оно может это делать, если куплено с потрохами и само контролирует все темные делишки, которые творятся в Эквадоре? Не признаваться же в собственной коррупции! А если остров принадлежит частному лицу, то на это лицо можно всех собак повесить, обвинив владельца в преступных связях с мафией… Вы понимаете? Частное лицо – это ширма, за которой правительство хочет скрыть свою подлую натуру!
Жоржет разошлась. Она полагала, что сверкает своим острым умом в моих глазах, как бриллиант.
– Но кому же в таком случае было выгодно, чтобы вы отказались от острова в пользу государства? – спросил я.
– Как кому? Как кому? – выпучила глаза Жоржет. – Пошевелите мозгами! Напрягитесь!
– Честно говоря, я затрудняюсь…
– Хозяевам! – ответила Жоржет, приблизив ко мне свое лицо, отчего я рассмотрел под толстым слоем пудры морщины и глубокие, как на апельсиновой корке, поры. – Тем, кто сейчас хозяйничает на острове. Им выгодно, чтобы Комайо «висел» на государственном балансе. И они не допустят, чтобы остров перешел в частное владение и тем более чтобы на нем началось широкомасштабное строительство.
– Хозяевам? – повторил я, вкладывая в интонацию как можно больше суеверного страха. – Как это понять?
Жоржет победно посмотрела на меня и покачала головой:
– Вы безнадежны, если до сих пор не поняли, о ком я говорю. У нас младенцы знают, кто хозяйничает в Приамазонии, кто подкупает полицию, суд и армию. Они превратили остров в перевалочную базу, в гигантский оптовый рынок наркотиков и сырья. Мало того! Они сотрудничают с перуанскими повстанцами и перерабатывают ядропальмовое масло в сильнейшее отравляющее вещество! Не суйте туда свой нос во избежание больших неприятностей. Откажитесь от покупки Комайо, это я вам по-дружески советую.
– А если я его уже купил? – обронил я.
– Тогда примите мои соболезнования.
Жоржет выдохлась. Похоже, что она рассказала мне все, что знала.
– Я хочу помочь вам узнать о судьбе Генри, – сказал я.
– Я надеюсь, что вы сдержите слово, которое дали мне в начале нашего разговора, – тоном приказа ответила Жоржет.
– Того, что вы рассказали, мне недостаточно. Во-первых, мне нужно письмо из «Гринписа», которое получил ваш брат.
– Что еще? – быстро спросила Жоржет.
– Я хочу, чтобы вы подали иск в суд на восстановление ваших прав собственника на остров. И дали интервью в газету, в котором недвусмысленно бы заявили, что намерены выиграть судебный процесс и в ближайшее время начать на острове строительство медицинского центра.
– Вы с ума сошли! – воскликнула Жоржет. – Вы представляете, на что вы меня толкаете?!
– Я беру на себя все расходы, связанные с судебным производством.
– Я говорю не о том!! – взвизгнула Жоржет. – Только идиотка может претендовать на остров, от которого сама же отказалась!
– Вы заявите в суде и в прессе, что сделали это под нажимом криминальных структур, что вас почти физически вынудили подписать отказную.
– Вы хотите, чтобы меня прибили где-нибудь за углом? Чтоб мой расчлененный труп нашли рано утром на железнодорожных путях?
– Я отвезу вас в такое место, где вы будете в полной безопасности, – пообещал я, имея в виду дом Ромэно. – Зато шум, который вы создадите, заставит мафию высунуть уши, за которые можно будет крепко ухватиться.
– Вы ухватитесь не за уши, а за клыки льва, – с ухмылкой и едким скептицизмом в голосе ответила Жоржет. – И останетесь не только без руки, но и без головы.
– Но я не вижу иного пути, по которому можно было бы выйти на следы вашего брата.
– Если не видите, – зло ответила Жоржет, – тогда не надо было сыпать обещаниями.
– Я надеялся на вашу помощь! – сказал я.
– Вы надеялись, что я добровольно отдам себя на растерзание этим мастодонтам, а вы будете в это время искать какие-то уши? Нет, этого не будет! Даже не мечтайте! Найдите какую-нибудь другую идиотку на эту роль! Закройте чем-нибудь вашу дурацкую бутылку, я не выношу запаха шампанского!
Я взял от этой женщины все, что мог. Может быть, это и хорошо, что она отказалась от сомнительного и опасного эксперимента. Я хотел пустить мафиозных церберов по ложному следу, и, когда они, высунув языки, принялись бы разыскивать и запугивать Жоржет, мы (т. е. Влад, Дик и я) начали бы охоту, добираясь до Гонсалеса с той стороны, откуда он нас не мог ждать. Но в этой задумке был один серьезный минус: в самом деле, я подвергал Жоржет большой опасности.
Я выкинул шампанское через окно. Бутылка, упав на газон, как огнетушитель, изошла пеной.
– Где и когда я могу с вами встретиться, чтобы получить письмо? – спросил я, понимая, что пора ставить точку.
Жоржет подумала и ответила:
– Завтра в полдень в парке Святого Луки у часовни.
– Простите, я не очень хорошо знаю город, – признался я, но Жоржет, взявшись за ключ зажигания, безапелляционно прервала:
– Найдете!
Выходя из машины, я подумал, что завтра утром, после того, как мы оформим остров в собственность, наша с Владом жизнь утратит всякую ценность.
«Фиат-Палио», взяв резкий старт, быстро растаял в конце темной улочки. Его красные габаритные огни напоминали капли крови на черном бархате.
Глава 25
Влад раскрыл передо мной дверь и сделал широкий приглашающий жест. Лицо его напоминало спелый гранат, но не только по цвету. Оно просто трещало от переполнившего его внутреннего счастья.
– А у нас гости, – сказал он, подталкивая меня в спину, словно я сам не мог идти. – На лоджию! А где обещанная баба, ботан?
– Какая баба? – не понял я.
– Ты же сам написал: «Пошел за телкой».
– Да не за телкой, чучело! А за текилой! Разницу улавливаешь?
– Ну, хорошо! – махнул рукой Влад. – А текила где?
– Текилу продают только инвалидам и ветеранам войны с испанскими колонизаторами, – ответил я, выходя на лоджию.
После грубой Жоржет с выпачканным в косметике лицом гостья показалась мне просто красавицей. Она была молода, с тонким лисьим лицом, очень приветлива и легка на улыбку. Ее темные волосы по старой моде были зачесаны набок и скручены в замысловатый крендель. Небольшие и темные глаза между тем очень привлекали внимание своими роскошными пышными ресницами, от взмаха которых, казалось, поднимается ветер; кроме того, они были вздернуты по краям кверху, что придавало лицу таинственный и вместе с тем лукавый вид. Ее хрупкая шея была отягощена жемчужным ожерельем, а черное платье на тонких бретельках, плотно облегающее фигуру, было украшено массивной золотой брошью в виде разлапистого паука.
