В моей же несчастной голове оно всплыло сразу. Все сложилось логично, как последнее слово в кроссворде. Анна присвоила себе мои деньги, связалась со старым дружком Гонсалесом, раньше нас приехала в Кито, купила остров, подстроила убийство Жоржет и навела на нас полицию. Я уже не сомневался в том, что она сделала все это. А вот какая метаморфоза произошла в ее мозгах, заставившая пойти на такую гнусность, – для меня оставалось загадкой. Когда бабе двадцать восемь, а у нее нет и никогда не может быть ребенка, то она начинает медленно сходить с ума.
Трудно передать чувства, которые я испытывал, когда нас под конвоем вели по тропе на шоссе. Все случившееся я воспринимал не столько как предательство Анны, сколько как ее потерю. Казалось, что Анна умерла, а ее отвратительный двойник строит нам козни, намереваясь изгадить память о верном и добром друге.
Влад шел впереди меня. Он оборачивался и пытался что-то сказать мне, но тотчас получал прикладом карабина между лопаток. Он хотел бороться, он надеялся, что нам удастся обговорить план действий, чтобы потом доказать свою невиновность. Я смотрел на его широкую спину и чувствовал, как к горлу подкатывает комок.
Нас посадили в разные машины. Аллея была пуста. «Рено» вместе с кошкой бесследно исчез. Захлопнулась дверь с зарешеченным окном, и рафинированная сельва, как декорации в театре, поплыла в сторону.
С Владом нам не только не удалось переговорить, но мы даже не увидели друг друга. Меня вывели из машины, заломили руки за спину, высоко подняли локти, чтобы я не смог смотреть по сторонам, завели в смрадный дом и спустили по лестнице вниз. В маленькой каморке мне вымазали пальцы в типографской краске и сняли отпечатки. Потом отвели еще ниже и заперли в маленькой тесной камере с круглым отверстием для вентиляции, в которое не пролезла бы даже рука.
Я был удивительно спокоен, с любопытством осмотрел крепкие стены, видавшие на своем веку немало мерзавцев и невинных лохов вроде меня, с прыжка плюнул в вентиляционную дырку, измерил площадь камеры в квадратных метрах, а потом упал на пол и много раз отжался.
На удивление быстро обитые железом двери скрипнули и отворились, и я едва успел вскочить на ноги и отряхнуть руки. Полицейский кивнул мне головой, приглашая на выход. Меня провели по уже знакомому коридору, в торце которого находилась овальная комната.
Совершенно лысый человек в белой сорочке с короткими рукавами сидел за столом со стесанными краями и безотрывно смотрел на свои короткопалые руки, лежащие на столе. Не поднимая головы и не глядя на меня, он спросил, говорю ли я по-испански и нужны ли мне государственный адвокат и представитель посольства. Не дослушав ответа на второй вопрос, он быстро и невнятно начал задавать вопросы, при этом ни разу не пошевелился и не поднял на меня глаза. Я понял, что следственный процесс, как и судебный, будет проведен в рекордно короткий срок, достойный занесения в Книгу Гиннесса.
– Тринадцатого марта вы летели на самолете, принадлежащем эквадорской авиакомпании, по маршруту Москва-Кито?
– Да.
– Вы принудили экипаж совершить посадку на запасном военном аэродроме, принадлежащем ВВС США?
– Нет.
Для этого говорящего сфинкса ответы «да» и «нет» имели одинаковый смысловой оттенок.
– Вы убили штурмана самолета Джулиана Мэйо?
– Нет.
– Вы незаконно проникли на территорию Эквадора?
– Нет. У меня открыта виза.
– Вы убили Жоржет Гарсиа?
– Нет.
Сфинкс с грохотом положил на стол револьвер. Я узнал в нем подарок от Ромэно. Револьвер я не брал с собой, оставив его в гостиничном номере.
– Это ваше оружие?
– Нет.
– На нем ваши отпечатки пальцев. Из этого револьвера сегодня в полдень была убита госпожа Гарсиа. Вы признаете себя виновным?
– Нет.
И тут случилось чудо: сфинкс поднял глаза. Они были маленькие, подслеповатые, как у старой свинки.
– Вам грозит пожизненное тюремное заключение. Все улики собраны. Отпирательство бесполезно… Уведите!
Вот блестящий образец правосудия! Никакой волокиты, никакой многолетней тяжбы! Раз, два – и пожизненное заключение!
Меня подняли под локти и вытолкнули в коридор. Интересно, думал я, Влада уже допросили или еще нет? Скорее всего еще нет. Иначе бы я услышал его крик и треск мебели. И вообще, давать Владу пожизненное заключение невыгодно. Он много ест и много производит шума.
Меня увели. Я старался серьезно относиться к тому, что происходило, но у меня ничего не получалось. Нелепое обвинение, нелепая суета. Все это больше напоминало плохой спектакль с плохим сценарием и бездарной актерской игрой.
Полицейский подвел меня к двери камеры и стал ковыряться в карманах в поисках ключа. Он даже не заставил меня встать лицом к стене и поднять руки, и я подумал, что мог бы без труда свалить его на пол одним точным ударом в челюсть, потом вытащить из кобуры револьвер и с его помощью расчистить себе путь на свободу. А потом пусть ищут меня в сельве или у дядюшки Ромэно. Но разве можно бить актеров, даже если их игра бездарна?
Я снова принялся пересчитывать площадь камеры. За мое отсутствие она стала короче на несколько сантиметров. Потом я стучал ногой по стене, но мягкие кроссовки не производили нормального стука. Потом я просто стал орать все песни подряд, которые знал.
Это была не камера, а какой-то проходной двор. Не успел я спеть «Гори, гори, моя звезда» и «Где-то, где-то посредине лета», как дверь распахнулась, и уже знакомый мне полицейский качнул мне головой, приглашая на выход.
– Если так всю жизнь, – проворчал я, – то я не согласен. Что я тебе – мальчик, чтобы по десять раз на день туда-сюда ходить?
Наш российский милиционер на это замечание как минимум огрел бы меня дубинкой между лопаток. Эквадорский полисмен промолчал, отошел в сторону, выпуская меня.
В коридоре меня ждал еще один полицейский. Судя по эмблемам на погонах, рангом повыше, чем сфинкс. Мне он сразу понравился. У него было умное лицо, тем не менее он был похож на боксера и неплохо играл.
– Кирилл Вацура? – уточнил он.
Я кивнул. Мы пошли наверх. На выходе, прячась под шиферным козырьком от полуденного солнца, стоял Влад.
– Здорово! – сказал я ему и протянул руку.
Влад был не в духе и на мою клоунаду не отреагировал.
– Куда нас? – спросил он меня сквозь зубы.
– На расстрел, – ответил я. – Разве тебе не огласили приговор?
– Пошел ты со своими шутками!
Нам предложили сесть на заднее сиденье закрытого джипа. Боксер, устроившись рядом с водителем, повернулся к нам.
– Я комиссар полиции Леонардо Маттос, – представился он нам. – Случилось недоразумение. Точнее…
Он не смог подобрать нужного слова или же предпочел не говорить в присутствии водителя.
– В гостиницу! – приказал он ему и, снова повернувшись к нам, закончил свою мысль: – Не возражаете, если мы поговорим у вас в номере?
Лично я не возражал, потому что там, в холодильнике, стояло несколько бутылок ледяного пива. Влад, оскорбленный в лучших чувствах, демонстративно отвернулся к окну. Мы поехали. Декорации пошли в обратном порядке. Скоротечность событий утомляла и раздражала. Не прошло и двух часов, как мы на круге столкнулись с грузовиком, но за это время нас с Владом успели задержать, посадить в следственный изолятор, вынести обвинение и пригрозить пожизненным заключением, из которого я отсидел в общей сложности не больше получаса. Теперь мы мчались в машине комиссара полиции, и я не мог сказать даже приблизительно, как жизнь повернется в ближайшее время, готовый с одинаковым равнодушием воспринять новость о замене пожизненного заключения высшей мерой или о полной реабилитации с принесением извинений от президента страны и финансовой компенсации за моральный ущерб.
На ступеньках перед входом в гостиницу сидел Дик. Когда мы вышли из машины, он встал и вытянулся, как солдат перед генералом.
– Встречай своих друзей! – сказал ему комиссар и первым пошел по лестнице вверх.
– Ну, парни… – начал было выражать свой восторг Дик, но Влад, нахмурив лицо, перебил его:
– Только тебя еще здесь не хватало!
Получив незаслуженный пинок, Дик застыл на лестнице с приподнятыми руками, рассеянно глядя на меня.
– Ты что-то хотел? – спросил я его.
– Как тебе сказать, – замялся Дик. – В общем, дел особых у меня нет…
– Извини, мы сейчас заняты, – на ходу бросил я и вслед за комиссаром и Владом зашел в фойе.
Комиссар чувствовал себя в гостинице хозяином, как в полицейском участке. Здесь его знали все – от портье до администратора.
– Желаете видеть директора, господин комиссар? – спросил администратор, торопливо выходя из-за стойки.
– Я сам зайду к нему, когда мне это будет нужно, – ответил комиссар, и в его голосе послышалась скрытая угроза.
– Слушаюсь, – поклонился администратор и спрятал хитрые лживые глазки.
Мы зашли в лифт. Кабина для рослого Влада и плечистого комиссара была явно мала, и мне с трудом удалось втиснуться внутрь. Как только дверь закрылась, она стала напоминать то темное помещение, в котором я совсем недавно был. Комиссар, глядя на цифровое табло, почему-то спросил:
