Руди невольно приседает. Вода вокруг бурлит. Метрах в пяти от борта акула поворачивается на бок и, вывернув свое омерзительное белое брюхо кверху, бросается на приманку.
Руди хорошо видит сигарообразное тело, огромную голову, видит, как она подозрительно косится на плывущую по воде белую веревку. Вот она делает новый разворот, как будто принюхивается к приманке. Вокруг плавают небольшие, величиной с селедку, рыбки. Акула не обращает на них внимания.
- Мотор! - тихо командует Иогансен.
Он засучил рукава белой рубашки, и Руди, увидев его мускулистые, загорелые руки, забывает о своих страхах.
Теперь для него акула - противная тварь, о которой он до сих пор читал только в книгах. Боцман Иогансен уж как-нибудь с ней справится.
- Чем-нибудь помочь? - тихо спрашивает Руди.
Иогансен качает головой и говорит:
- Только крепче держись!
- Здорова! - говорит Клаус. - Не меньше четырех метров!
- Голубая акула! - коротко поясняет Иогансен.
Руди молчит. Он думает: "А вдруг она клюнет?" Тяжелый плеск. В воде проносятся живые, огромные стрелы. Еще одна! Три, четыре! Целая стая!
- Четыре акулы слева! - кричит Руди точно так же, как это делал Клаус Прютинг.
Боцман, улыбаясь, поворачивается к нему:
- Продолжать наблюдение!
Руди делается жарко. Акулы проносятся мимо баркаса одна за другой. Иногда совсем рядом. Одним ударом хвоста они резко поворачивают и плывут в обратном направлении.
- Держись! - слышит Руди голос боцмана.
И в тот же момент баркас дернулся в сторону. Руди и не заметил, как трос натянулся до предела. Искрящиеся капельки сбегают по нему и капают в воду.
- Клюнула! Держись! Теперь попляшем!
Дергаясь, канат уходит за корму. Баркас тянет влево.
Боцман что-то приказывает парню в машинном отделении, и сразу же винт начинает работать. Баркас медленно разворачивается, и теперь натянутый канат указывает прямо вперед. Клаус закрепляет его и на правом борту.
- Стоп! - приказывает Иогансен.
"Что случилось? Почему опять машину застопорили?" - думает Руди.
Но боцман Иогансен, улыбаясь, поясняет:
- Сейчас увидишь настоящую акулу, только держись крепче, а то прогуляешься за борт.
Баркас движется вперед. Вода все быстрее и быстрее проносится мимо бортов и начинает шуметь. Нос баркаса в пене. Руди совершенно потрясен:
- Вот это силища!
- Время? - спрашивает Клаус.
- Половина третьего! - отвечает Иогансен.
Он крепко держит руль в своих могучих руках, поворачивая его то немного влево, то вправо, туда, куда акула увлекает теперь охотников. Повороты делаются все резче, вот рыба ушла вглубь, но затем снова несется в противоположном направлении. Баркас с трудом поспевает разворачиваться за нею.
Руди весь дрожит от волнения. Он должен немедленно что-то сделать! Скорость нарастает. Порой огромная рыба выскакивает из воды и злобно ударяет хвостом.
- Полный вперед! Аварийный ход! - зычно командует Иогансен, молниеносно перебрасывая штурвал до отказа влево.
Что такое? Где же акула?
Канат ослаб, акула ушла куда-то в сторону. Но куда?
Баркас несется вперед, но с сильным креном вправо.
Нос все время подпрыгивает. Внезапно канат снова натягивается, как струна, дергая влево.
- Полундра! Держись!
Баркас носом зарывается в воду. В машинном отделении с полок скатываются инструменты.
Руди изо всех сил вцепился в латунную трубу и чувствует, как Клаус крепко схватил его за пояс. Ноги юнги заливает бегущая навстречу вода.
"О боже! Только бы не свалиться за борт!.. Там акулы!"
Они подтаскивают акулу совсем близко к борту, так что видна ее огромная пасть.
Наконец баркас выпрямляется и, грохоча мотором, несется за взбесившимся чудовищем. Клочья пены обжигают разгоряченные лица. Но канат все еще туго натянут. Все молчат. Слышатся лишь отрывистые приказания боцмана.
То прибавляя, то сбавляя ход, баркас мечется по волнам.
Винт не останавливается. Судно слушается руля только на хорошем ходу.
Впереди снова показался парусник - Руди уже не знает, который раз. Время летит так быстро! Все выше и выше поднимается из воды черный борт старого корабля. Если акула уйдет под него, баркас налетит на черное судно и разобьется вдребезги. Но акула снова поворачивает, и баркас, проделав невиданный маневр, пролетает рядом с ржавой якорной цепью.
И снова им навстречу мчатся бурые горы. Но, видимо, акула боится мелководья. Она опять поворачивает и уходит туда, где глубже. Наконец трос провисает и плывет по воде. Акула сдается.
Боцман выпрямляется, проводит рукой по спине и смотрит на часы.
- Четверть четвертого, - говорит он. - А ну, Клаус, возьми-ка руль. Я раскурю трубочку. - Иогансен бросает штурвал и достает из кармана коробку с табаком. - Ну и ну! удивляется он, усаживаясь прямо на палубу и набивая свою носогрейку. - И упрямая же тварь попалась!
- Она уже сдохла? - спрашивает Руди.
- Не тут-то было! Малость запыхалась, вот и устроила передышку. Можешь выбирать конец.
Руди без всякого труда выбирает канат из воды. Усталая рыба медленно по кругу оплывает застопоривший баркас. Когда Руди остается выбрать еще метров двадцать троса, Иогансен приходит на помощь. Вдвоем они подтаскивают акулу совсем близко к борту, так что видна ее огромная пасть. Острие крюка прошло через глаз. Чтото темное виднеется на голубой шкуре со стальным отливом. Боцман с неожиданной быстротой набрасывает на хвост стальную петлю и закрепляет ее вместе с Руди на кнехте у кормы.
Клаус привязывает канат на носу.
Вдруг акула снова начинает бесноваться. Она изворачивается, хочет повернуть голову так, чтобы перекусить канат, но крюк рвет ей глаз и снова заставляет выпрямиться.
Канат слишком короток. Чудовище связано!
Баркас медленно подруливает к "Сенегалу". Огромная рыба почти не шевелилась всю дорогу, лишь время от времени разевала свою огромную пасть, будто нарочно показывая Руди свои страшные зубы - каждый похож на острый кинжал, а в пасти их несколько рядов.
На "Сенегале" почти все люки уже задраены. Только в люки номер один и два грузят хлопок. Там все еще снуют люди. Но сейчас почти вся команда и все грузчики собрались у фальшборта и смотрят вниз на баркас. Иогансен забрасывает конец на палубу. Руди не видит, что происходит там, наверху, но он слышит, как оживленно переговариваются матросы, как скрипят блоки на стреле. Вот затрещала лебедка и сразу выдернула акулу из воды. Метр за метром она поднимается все выше и вдруг... оживает. В воздухе свистит хвост и в мгновение ока сгибает железные поручни фальшборта. Руди взбегает по трапу вверх. На палубе ни души. Лишь кое-где виднеются головы самых любопытных матросов, спрятавшихся за всевозможными укрытиями.
Тучный стармех тоже спрятался за выступ люка - не было времени добежать до своей каюты. Там он и стоит, боясь пошевелиться, пока лебедка медленно опускает дергающуюся рыбу на палубу. Едва брюхо акулы касается железных листов, как она снова делает дикий прыжок. Трещат и разлетаются в щепки бревна шлюпбалок.
Лебедка снова тянет акулу вверх. Ее "вывешивают".
Дважды гремят выстрелы. Акула изгибается, как от удара, несколько секунд висит на тросе, точно гигантский крюк, и вытягивается. На голове рыбы два больших отверстия - следы пуль капитанского карабина.
- Не подходить! - кричит боцман Иогансен, обхватывая топорище обеими руками.
Громадина лежит неподвижно. Подрагивает только кончик хвостового плавника. Боцман поднимает топор и с хрустом вонзает его в упругое, как резина, мясо.
Из-за люков выглядывают головы первых смельчаков.
Акула мертва.
4
Жара стоит адская. Пот льет в три ручья, и брань становится все громче. По вечерам в кубрике вспыхивает один скандал за другим. Глаза у матросов становятся красными от усталости и злобы. Но днем все заглушает треск лебедок и командные крики у люков. Это шум самого труда.
И солнце, жгучее солнце, словно бичом, подхлестывает моряков.
67 градусов Цельсия показывает термометр в кочегарке.
Когда кочегары и их помощники после вахты поднимаются на палубу и держатся за поручни, чтобы не упасть, видно, что кожа у них темно-красного цвета, и белыми пятнами выступают только костяшки на пальцах. Эти моряки уже не бранятся, они лишь скрежещут зубами, как скрежещет зубами раб под тяжестью своих цепей. В адскую жару, когда люди работают рядом у топок, у люков или у лебедок, - ничто не разделяет их.
...И все они одинаковы. Мозоли на руках парня с берегов Везера ничуть не мягче, чем мозоли на ладонях парня с берегов Конго...
...Но вот матрос или кочегар умылся. И люди становятся разными. Одни надевают свежие рубашки с молниями, держат в руках кружки пива... Другим не положено хотя бы в эти часы почувствовать себя людьми.
Начальству нужно, чтобы матросы и грузчики поскорей забыли, что они все одинаковы, что совсем недавно они все вместе, обливаясь потом, трудились у топок, у люков, за лебедкой. Поэтому африканцам запрещены даже те небольшие радости, которые дозволены немецким матросам.
