уже силой, и тогда любую жестокость ему простят и не осудят — времена такие на дворе, восточное средневековье.
Но есть и другой вариант, крайне пренеприятный!
Тушку так не вовремя помершего хана могут сделать «священной», а его самого, оказавшись в безопасности за стенами Хивы, объявить вероотступником, происками самого иблиса и призвать правоверных к джихаду. Вот тут совсем скверно будет — и ружья с пушками не помогут. Придется убираться из Хорезма, уходить обратно через пустыню до Яика — и какова будет реакция царя Петра на такое возвращение предугадать трудно. Может и обласкает, а захочет, так сам обвинит Девлет-Гирея-мурзу в вероотступничестве. Посадит на кол, или прикажет колесовать — спаси всевышний от такого исхода, да будет милость аллаха!
— И что делать с телом, имамы — отрезать голову и водрузить ее на блюдо, а тело скормить шакалам?!
— Нет, великий хан — достаточно показать тело всем его воинам, что сейчас разбежались трусливыми собаками, и они поймут, что сражались и гибли за неправедное дело, а потому сам аллах обрек их на поражение. Хан, умерший нечестивой смертью, лучшее тому свидетельство — нельзя клясться на Коране, лелея коварные замыслы. За то будет наказание — немедленное и немилостивое к вероломному отступнику!
Сказано было больше чем достаточно, недаром есть древнее латинское высказывание — «sapiente sat». Нужно было решать немедленно, какое решение принять — поверить имамам или нет. Первый вариант сулил немалые выгоды — война может быть немедленно окончена, Хива откроет перед ним ворота и он станет ханом — не по выбору старейшин и беков, а по праву победителя, древнему и освященному многовековой традицией.
«А если не захотят и нарушат слово — так чего я теряю?! И так, и так придется брать Хиву и другие города штурмом, начнется басмачество, появятся курбаши — пойдет всеобщее веселье. И весь Хорезм превратится в одно большое пепелище, наполненное горем тысяч людей.
Понимают ли такую возможность развития событий имамы?
Несомненно!
Так что говорят они вполне искренне, предлагая свой вариант выхода из создавшегося положения».
— Сиюнч, — Бекович подозвал брата, и тот, подбежав, низко поклонился — кабардинец прекрасно понимал, что сейчас перед ним не родственник, а повелитель, которому при людях нужно показывать верность, почтение и беспрекословное подчинение.
— Возьми узденей — их все наши воины сразу узнают, и поймут, что повеление исходит от меня лично. Передайте всем, до каждого десятника и капрала мой приказ — Шергази-хан мертв, всем брать пленных и гнать сюда — нужно похоронить павших, о которых я искренне скорблю. Ведь они могли бы быть моими воинами, и верно служить мне. И еще — пусть из всех селений подходят люди от мала до велика, с арбами и ослами — негоже мясу пропадать, много лошадей ранены, и если их нельзя вылечить, то нужно дорезать и освежевать — мясо завялить, закоптить или сварить. И пусть поторопятся — до заката солнца не так и много времени — надо успеть!
— Слушаюсь и повинуюсь, великий Девлет-Гирей-хан!
Брат низко поклонился и отбежал, гортанно выкрикивая приказы — кабардинцы и ногайцы запрыгивали в седла. Через минуту только пыль взметнулась под копытами разгоряченных коней — умные лошади сами давно хотели покинуть место кошмарной бойни и сильно волновались. Ведь тут все пропахло смертью и пролитой на сухую землю кровью, а животные такое чувствуют гораздо острее людей.
— Поправьте меня, уважаемые, если я в чем-то ошибусь, — Бекович внимательно посмотрел на имамов и казначея — тот вполне пришел в себя и поглаживал бороду.
— Пророк завещал собирать с мусульман закят и ушр, с неверных джизью и харадж, ведь так?
— Да, это так, хан, ты правильно сказал, — осторожно ответил один из имамов, не понимая, о чем может пойти разговор. А Бекович обратился к казначею с вопросом:
— Уважаемый Досим-бей, скажите, какие еще налоги шли на пополнение ханской казны, ведь вы были советником у бывшего повелителя Хивы, и лучше других знаете состояние дел.
— Великий Девлет-Гирей-хан, налогов было много, почти два десятка, и они разные, — спокойно отвечал седобородый чиновник, моментально сообразивший, что раз его спрашивают об источниках пополнения казны, то собираются использовать в прежнем качестве, а не казнить. А потому начал достаточно подробно, но в то же время четко рассказывать:
— Основным является «салгут» — поземельный налог, его платят все дехкане, и постоянно. Потом идет «алгут» — уплата раз в год. «Чарат пули» — плата за гонцов, «турозуяна» — налог на весы, «афанак тули» — плата за известие о бегаре. А еще взимается «мирабана» — плата старейшине по разделу воды, «дурвазубон пули» — деньги, что берут привратники и охранники, «мушрифана» — плата за определение размера налога от урожая. А еще платят «чибук пули» — за освобождение от общественных работ, затем взимают…
— Все, остановись приводить примеры, уважаемый Досим-бей! А есть ли какие повинности, что возложены на народ Хорезма, уже обложенный различными поборами, — в голосе Бековича послышалась явственная ирония — он прекрасно понимал теперь, что с покорных дехкан выжимали буквально все, до последней капли, и до нитки.
— О великий хан, повинностей еще больше. Основная это «бегар» — один человек от каждой семьи должен отработать 12 дней, а часто и месяц на очистке каналов и арыков, разных стройках по ханскому повелению. А также сюда входит «кавуз», «качи» и «ички ва обхура кавуз» — ведь надо держать в полном порядке дамбы и плотины, каналы и арыки — и люди должны трудиться и не просить платы. А еще есть «алава оруб» — использование арб дехкан, «улок тутув» — отъем рабочего скота для использования на землях хана и беков, «суйсун» — убой скота для прокормления знати и угощения чиновников, и «куналга» — предоставления жилья любым проверяющим, посланных ханом или беками, и их прокормление. А еще есть «атланув» — участие с конем в ханской охоте, и…
Казначей увлекся, сыпал десятками названий всевозможных повинностей
