и поборов. Имамы и суфий только наклоняли головы, подтверждая все сказанное приближенным советником умершего хана.
«Дело знает, настоящий профессионал — такие любой власти нужны», — Бекович мысленно решил взять Досим-бея на службу. И решил прервать долгое перечисление, неожиданно сказав:
— Достаточно, я вижу, что ты чрезвычайно осведомлен в данном вопросе. А скажи мне, любезный — а кто не платит налогов?
— Как кто?!
Сановник непритворно удивился, всплеснув руками. Но внимательно посмотрев на князя, начал осторожно перечислять:
— Родня и приближенные хана, затем инаки и беки, их родственники. Все владельцы земель по тархану освобождаются от податей и повинностей. Все чиновники и ханские проверяющие, а также владельцы мульков — земель в частной собственности — они платят лишь ушр…
— Мне сказали об этом — они платят только десятую часть от одной лишь земли. В то время как арендаторов не зря называют «половинками», то есть яримчи. Они отдают владельцу половину с трудом выращенного урожая. А с оставшейся части выплачивают все поборы, и «благословляют» хана и беков за «мудрое правление»!
В голосе Бековича разлилась ядовитая желчь, и прорезалось нескрываемое ехидство, что казначей смутился и опустил глаза.
— А как же ислам?! Разве есть в учении пророка тот впечатляющий перечень поборов и налогов, который вы тут слышали. Скажите мне, почтенные, — князь пристально посмотрел на имамов, — где сказано в Коране, что богатые должны жить за счет обираемых ими бедных, и при этом владеть землей и не платить за нее?! А бедняки трудятся с утра до вечера на их земле, и при этом ее оплачивают. Разве это справедливо?!
Муллы стыдливо промолчали, потупив глаза, как и казначей — крыть было нечем, все прекрасно понимали сложившийся порядок вещей, выступив против которого можно было поплатиться содранной шкурой.
— И эти люди, нарушая заветы пророка, называют себя правоверными?! Интересно — тогда они кому служат?!
Вопрос, сказанный как бы про себя, снова завис в полной тишине — ответа на него не требовалось, да и слишком опасно было высказывать свое мнение по столь щекотливому вопросу. А Бекович продолжил рассуждать вслух, ставя вопрос и отвечая на него.
— Аллах всемилостивейший и всемогущий создал землю и воду, передав этот дар всем правоверным. И этот великий дар отобрали нечестивцы, которые присвоили его и требуют платы — и с каждым годом их корыстные аппетиты только растут, и они поднимают плату за сворованное у аллаха. Так кто они после этого?!
Столь радикальных идей из уст новоявленного хана никто не ожидал услышать, все присутствующие обомлели, лишь у суфия, мудреца, в глазах заплясали веселые огоньки. И ученики слушали хана, раскрыв рот — молодость всегда склонна к революционным преобразованиям и требует решительных перемен к лучшему, к установлению справедливости. Впрочем, такой он и сам был в молодости — с верой в социализм.
— Они служат не аллаху, а сами прихвостни шайтана, — неожиданно суфий озвучил ситуацию как непреложную истину.
— Земля Хорезма жаждет справедливости от тебя, великий потомок праведного халифа!
Глава 30
— Идеи Муаммара Каддафи о народоправстве подходят только для ислама, ибо их основа именно в вере в справедливость. Потому они и опасны для запада — и подлежали убийству, как сама Джамахирия, так и ее лидер. Он сделал одну страшную ошибку — выдвинув учение, не озаботился учениками и преемственностью. А мне надо делать ставку на суфиев, самому стать «вали», и обзавестись учениками — «мюридами».
Бекович напряженно размышлял над сложившейся ситуацией. С одной стороны, он победил Шергази-хана, но с другой требуется воспользоваться плодами этой победы. А это не так просто — большую часть его войска состоит из христиан, а они изначально воспринимаются местным населением как враги. Так что если он хочет править Хивой, то должен отправить «неверных» обратно, иначе их будут рассматривать как захватчиков со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но без них он не устоит ни часа — просто убьют, причем тут без вариантов.
— К тому же я должен рассчитаться с казаками Бородина, причем заблаговременно, иначе они начнут просто грабить. Ибо солдат воюет за славу, а казак за добычу, — Бекович прикрыл глаза, тщательно подсчитывая доход от захваченной добычи. В принципе денег и разных ценностей вполне хватало для расчета, как и невольниц, да и сами казаки уже тяготились походом, и задержать их можно было на пару недель.
— Великий хан, к тебе атаман Бородин, — Сиюнч поклонился, входя в шатер — наследство от прошлого правителя.
— На ловца и зверь бежит, — пробормотал Бекович и громко сказал. — Зови, как раз разговор есть!
Отдернулся полог, и в шатер вошел атаман, хотел перекрестится, но отдернул руку. Яицкие и гребенские казаки в минувшем сражении проявили себя превосходно, захватив лагерь хивинцев с большими табунами коней, верблюдами и всяческими припасами.
— Князь, здравия тебе!
— И тебе не хворать, атаман, — отозвался Бекович, глядя на хмурое лицо казака. Тот уселся напротив него на ковер, лицо было хмурое — хотя победа была одержана впечатляющая, атаман ей отнюдь не радовался.
— Ты меня уж прости, княже, но ты зря запретил хивинцев истреблять. Теперь они в спину ударить могут, как только опамятуются немного. Народ это такой, с ним всегда настороже быть нужно.
— Зря ты так, Никита. Шергази убит — теперь ничто не помешает мне забрать Хиву. Каракалпаки, кайсаки, туркмены и узбеки мне присягнули, признав меня за хана! Все войско хивинское в моей власти!
Бекович почувствовал легкое раздражение — последние два дня он пребывал в полной уверенности, что все идет как нельзя лучше. В плен сдалось свыше трех тысяч хивинцев — такие как каракалпаки, перешли на его сторону вполне добровольно, согласно уговору. Но большинство, загнанное в пустыню на
