– Я ошибалась относительно тебя, – призналась она Слэшу, – я думала, что ты развалишь семью. А ты, наоборот, крепче нас связал.
Итак, соблазнитель Слэш добился признания. Однако он не питал никаких иллюзий о причинах.
– Если покупаешь акцию за сорок долларов и продаешь за пятьдесят, уже не имеет значения, как у тебя подстрижены виски и какой ширины твои галстуки, а также то, что ты получил начальное образование в приюте святого Игнатия, – говорил Слэш Питу. – Всех интересует, сколько им накапало.
– Даже Ланкомов?
– Ланкомов особенно!
Слэшу было присуще неприятное, но выгодное для них обыкновение никогда не ошибаться, он опять оказался прав в своих маневрах. И оба Ланкома, Трип и его отец, были вынуждены хотя бы сделать вид, что изменили о нем свое мнение.
– Это необъезженный конь, – сказал Младший, переиначив более раннее свое выражение, – но это наш необъезженный конь.
– Он придает фирме заманчивость, – согласился Трип в разговоре со своими сотрудниками, зная, что они восхищаются тем, как он великодушно простил былого соперника. – И он нас обогащает.
Для Ланкомов лояльность значила немало, а Слэш был по отношению к ним лоялен. Имела значение и привлекательность фирмы для клиентов, а Слэш ее обеспечивал. Немало значило умение делать деньги, а Слэш это умел. Фирма «Ланком и Дален» была небольшой, но всегда выдающейся. Теперь, благодаря Слэшу, она была и небольшой, и выдающейся, и очень доходной.
И Трип отложил на время свое намерение уничтожить Слэша. Зачем уничтожать того, кто тебя обогащает, спрашивал себя Трип. Да, Слэш не был Даленом, поэтому Трип не видел в нем никакой угрозы себе. Уверенный, что так или иначе, но фирма все равно станет однажды его собственностью, Трип продолжал ежедневно сотрудничать со Слэшем, хвалить его на людях, а про себя решил использовать его и далее, как уже использовал со дня женитьбы Слэша на Диди. Когда Слэш перестанет приносить выгоду, говорил себе Трип, будет достаточно времени и возможностей, чтобы отделаться от него. Если, конечно, он прежде не погубит себя сам. И Трип недоумевал, сколько же Слэшу будет так неудержимо везти. И как долго он сможет вести дела совершенно без осечки.
Лютер Дален не был религиозным человеком и не верил ни во что, кроме платежных ведомостей. Видя, как Слэш вел дела своих клиентов, и находясь под впечатлением от прибылей Партнерского Вклада, Лютер тоже стал постепенно менять свое мнение о муже Диди. Тот факт, что Слэш содержал Диди и запретил ей даже касаться собственного капитала, тоже сыграл большую роль в этой перемене настроений. И Эдвина не удивилась, когда весной 1967 года Лютер сказал, что, в конце концов, Слэш Стайнер вовсе не так плох.
– И, может быть, Диди было известно о нем что-то такое, чего все остальные не заметили.
Лютер Дален выглядел на двадцать лет моложе своих семидесяти шести лет. Его прямая осанка, зоркие голубые глаза, щеточка усов, как у военного, густые волнистые белые волосы, энергичная походка и быстрые движения – все словно говорило о том, что он знает секрет, как замедлить ход времени. С 1926 года Лютер Дален каждое утро входил в свой отделанный деревянными панелями угловой кабинет в здании фирмы. Так было и в тот день, когда он спросил Слэша, не желает ли он вместе с ним в его машине поехать на работу.
– Я выезжаю в шесть тридцать, – предупредил Лютер Слэша, принявшего приглашение.
– Так поздно? – удивился Слэш.
Свои первые большие деньги Лютер сделал в большой игре на повышение в двадцатые и почти все потерял в Крахе двадцать девятого года. И этого урока он уже никогда не забывал. В тридцатые Лютер был биржевым вороном, который покупал акции и недвижимое имущество по искусственно заниженным ценам. Ко времени второй мировой войны и нового подъема экономики Лютер снова обладал значительным состоянием. А уж в пятидесятые – любил говорить он – самый последний дурак может делать деньги, а Лютер был не дурак.
Но вследствие больших финансовых потерь во времена биржевого Краха Лютер стал чрезвычайно осторожен. Он предпочитал акции старых «аристократических» компаний, хотя к середине шестидесятых эти компании уже почти сошли на нет. Лютер знал, что мог бы делать гораздо большие деньги, чем делал, он знал, что его осторожность обходится ему недешево. Он никак не участвовал в игре с обесценивавшейся заработной платой, быстрыми прибылями и многоразовыми доходами на рынке безудержного профита.
Но среди сильных сторон Лютера были присущие ему большой ум и своевременное использование возможностей. Он видел, что Слэш делает большие деньги, и не хотел, чтобы Далены оставались в стороне.
– Хочу, чтобы ты сделал кое-что и для меня, – сказал Лютер Слэшу в начале зимы 1967 года, ведя разговор на заднем сиденье своего «линкольна», направившегося на Уолл-стрит. Это в первый раз Лютер о чем-то попросил его. Слэш взглянул на него с хорошо скрытым любопытством и спокойно ждал продолжения.
– В этом году Диди исполнится двадцать пять лет, – продолжал Лютер. – И трастовый фонд станет ее собственностью. Его условия потеряют значение, и дополнительное условие – тоже. Я бы хотел, чтобы ты сам инвестировал ее фонд.
Несмотря на бурную биржевую игру на повышение, трастовый фонд Диди под опекой фирмы «Ланком и Дален» возрос всего до миллиона восьмисот тысяч долларов и только за счет процентов, потому что, выйдя замуж, Диди ни разу не сняла и цента. Она жила на деньги Слэша. Акции старых наследственных компаний, в которых был инвестирован фонд Диди, ценились не очень высоко на биржевом рынке, где теперь резвились его новые чада – «Литтоны», «Текстроны», «ИТТ» и «Галфэнд Вестернс».
– Вы, таким образом, признаете, что я женился на Диди не из-за ее денег? – ответил Слэш, великолепно балансируя на грани насмешки и наглости.
– Я просто задним умом был крепок, – ответил Лютер, не глядя на Слэша. Это была и просьба извинить, и признание своей неправоты, которое он был способен из себя выжать. – Так ты это сделаешь?
– Нет, Лютер, – ответил Слэш, в то время как автомобиль катил по Ист-Ривер-драйв. Через мощный вентилятор лимузина проникал пахнущий безнадежностью и тревогой запах Ист-Ривера. – Я уже говорил вам, что никогда не притронусь к деньгам Диди, и я всерьез это говорил.
– Но ты теперь наш, – сказал Лютер, не привыкший, чтобы ему отказывали в просьбах. – Ты – Дален.
– Спасибо, – ответил Слэш: такое признание означало, что сомнения насчет его мотивов рассеялись. – Но я действительно имел в виду то, что сказал. Ни одного пенни. Вы ведь были правы относительно меня. Я игрок. Со мной ее деньги не будут в сохранности.
