тепло, но это нисколько не помогало — я, как рыба, выброшенная на берег, хватала ртом воздух.
— Ри-ри, — сам поддался безотчетной панике.
Все что он мог сейчас, это держать меня и смотреть как во мне медленно гаснет жизнь. Я уже не билась, словно птица, пойманная в силки, борясь за жизнь, а зачарованно наблюдала за мистической дымкой, витающей в воздухе. Она вырисовывая на потолке неведомые символы, казалось, что так она говорит со мной — знаками.
— Ракран дал трещину, — словно издалека услышала папин голос. — Как такое могло случиться?
— Яд кирина, — как сквозь толщу воды доносились ответы Дана.
Папа расстегнул манжеты своей рубашки. На его предплечье был точно такой же голубой светящийся рисунок, что и на моей.
— Время на исходе, — поднес запястье к моему, но я ощутила сопротивление, исходящее от него. — Держи ее, — дал распоряжение, и кто-то сильней сковал меня, не позволяя отвести руку, которую уже жгло словно огнем. Испепеляя меня, он словно уничтожал некий барьер, и когда тот рухнул, меня словно окатило ударной волной, возвращающей способность дышать. Я хрипела, кашляла — не могла надышаться.
— Расскажите ей правду, — произнес Дан, — или это сделаю я.
— Ты не посмеешь, — дерзко возразил папа.
— Я вправе делать всё, что пожелаю, — впервые я уловила в тоне Дана холодную надменность.
— Прошу прощения, — вдруг смиренно подчинился папа.
— Расскажи, — попросила я, с сипом выталкивая слова из горла вместе с воздухом.
— Отдыхай, милая, — пальцами он тронул мой лоб и в тот же миг я потеряла сознание.
***
Я открыла глаза и уставилась на потолок своей бывшей детской. Попробовала шевельнуться — тело с легкостью подчинилось. К еще недавно непослушным конечностям вернулась пластичность и чувствительность. Дыхание снова стало свободным. Голова как никогда прежде казалась ясной. Взглянула на руку, которая раньше переливалась ярким свечение — ничего. Думала, останется ожог на запястье от той пытке, которой подверг меня собственный отец, но также не увидела никаких следов.
Воспоминания вихрем пронеслись в сознании, рождая несметное количество вопросов. Родители хранила от меня секрет, причем Дан знал какой именно. Только я одна оставалась в неведении. С твердым намерением разворошить осиное гнездо я покинула комнату.
На лестнице до меня стали долетать обрывки разговора на повышенных тонах.
— Мы тут ни при чем, — заявила мама. — Это не наша война.
— Ты сама прекрасно знаешь, что это нет так, — холодно отозвался отец. — Кариар нуждается в нас.
— Когда мы нуждались, нам никто не помог, — с придыханием, словно говоря о некой трагедии. — Мы не можем втянуть в это дочь, нам придется оставить ее. Ты готов к этому?
— Готов, — беспрестанно отчеканил. — Она родилась и выросла здесь, она адаптировалась, — как всегда рассуждал логично, не поддаваясь эмоциям. — Здесь ей будет лучше, чем в Кариаре.
— А как же харпы? — с тревогой в голосе. — Они продолжат охотиться на нее.
— Я восстановлю ракран, и она снова станет для них невидимкой, — отец строил планы на мое будущее. — Или попросим сделать это Дан-Ара — он сильней.
— Рисковать жизнью ради химер, — мама колебалась. — Там ничего не осталось … Наши семьи, наш дом….
— Прости, но после смерти я должен лежать в земле своих предков, — папа словно принял взвешенное решение и лишь ставил ее в известность.
— Не говорит так, — она будто осознавала неизбежность их выбора. — Наше место здесь, с дочерью…
Я больше не могла оставаться сторонним наблюдателем, они обсуждали в том числе и мою жизнь. Настала пора выяснить, что происходит вокруг меня, неведомым образом притягивая несчастья.
— Куда вы собрались? — преодолела последние ступеньки. Родители не ожидали моего появления и сперва невольно подобрались. Во что бы то ни стало, я собиралась добиться правды: — Если вы не признаетесь, я все узнаю от Дана.
Угроза подействовала. Они переглянулись, будто безмолвно переговариваясь, и приняли единственно верное решение в сложившейся ситуации.
— Садись, Мария, — указал отец на кресло напротив, а сам присел на диван. Мама неуверенно опустилась рядом с ним. — Нам надо тебе кое-что рассказать.
— Слушаю, — смотрела на них исподлобья.
— Ты всегда была живой и любознательной девочкой, — начал отец странный монолог, — и мы понимали, что рано или поздно ты начнешь что-то подозревать…
Я не собиралась слушать истории из своего детства.
— Что со мной произошло? — спросила в лоб. — Я чуть не умерла, — теперь прекрасно осознавала это. Если бы отец вовремя не появился, я бы задохнулась.
— Сразу после твоего рождения я дал тебе защиту, которая не только скрывает от харпов, но и блокирует твой имирт, — он словно рассказывал сказку о магических существах и заклятиях. — От яда кирина он ослаб, и твоя природа начала брать свое, отторгая этот своеобразный щит. Мне пришлось убрать его, поскольку он медленно убивал тебя.
— Угу, — безвольно кивнула, пребывая в полной прострации от услышанного. Еще совсем недавно я бы подумала, что отец повредился рассудком, но в его речи встречались те же странные слова, что у Энтала и Алу.
— Помнишь, — он взял мою ладонь, — когда ты еще училась в школе, я помогал тебе готовить доклад о теории относительности Эйнштейна?
— При чем здесь мой доклад столетней давности? — злилась, что он кружит вокруг да около, ни на шаг не приближаясь к сути.
— Что ты помнишь о таком понятии как кротовая нора? — упорно продолжал расспрашивать.
— Не собираюсь сейчас обсуждать кротовые норы! — устала, что со мной обращаются как с ребенком.
— Люди представляют их себе как мосты или туннели, — проигнорировал мой всплеск возмущения и пустился в лекцию по физике, — соединяющие разные миры и пространства. — Мне это не интересно, — не хотела слушать, но тот упорно продолжал говорить.
— Эта теория верна, — сухо заключил. — Существуют такие порталы. Мы называем их “лок”.
— Мы? — переспросила, подозревая, что под этим он подразумевал нечто иное, нежели “я и твоя мать”.
— Ты не человек, — пояснил, словно это рядовая вещь. — Как и я, и твоя мать.
Во мне зародились сомнения в собственном здравомыслии. Возможно, что от высокой температуры у меня спеклись мозги, и сейчас я не сижу в кресле в родительском доме, а лежу в палате в глубокой коме под надзором врачей. Эта дурацкая версия куда более вероятна, чем то, что рассказывал мне отец.
— Как ты думаешь, почему ты никогда не болела? Почему мы не делали тебе прививки? — отец подбрасывал факты, заставляя меняя анализировать и сопоставлять. — Наш иммунитет невосприимчив к земным болезням.
Звучало так, словно я некий инопланетный паразит или таракан, который даже после радиационной бани выживает.
— Если это правда, то что мы делаем здесь? — искала любые зацепки, чтобы развенчать
