— Я подожду в машине, — сказала я, но не была уверена, что Джосбери расслышал меня в налетевшем ветре.
— Нет, иначе весь смысл пропадет.
Он дошел до последней ступеньки и развернулся ко мне.
— Мне возле реки не по себе становится, — сказала я.
Я до сих пор так и не посмотрела на нее, но чувствовала ее близость. Скоро начнется прилив. Прожив достаточное время у такого переменчивого водоема, как Темза, умеешь различать приливы и отливы по звуку. Начинаешь слышать шепот воды: «Я еще вернусь». Черт, все, я пошла отсюда!
— Понимаю. Это вполне нормально. Но нельзя же работать в полиции и быть при этом потамофобкой. Иди сюда.
Джосбери поднялся на пару ступенек и, схватив меня за руку, потащил вниз. Вот он, долгожданный момент. Нож у меня в кармане. Надо всадить его в живот и резко дернуть вверх. Он упадет, и через пару часов река заберет его себе.
— Потамо… что? — спросила я, ступая на пляж.
Под ногами захрустел мусор. Подошвы кроссовок утопали в чем-то, похожем на влажный песок, но я сама догадалась, что это, скорее всего, другая субстанция.
— Потамофобия. Патологическая боязнь рек, — пояснил Джосбери, увлекая меня за собой.
Впереди взмывали к небу острые футуристические иглы моста Миллениум. В темноте он отливал чеканным серебром. Свет фонаря до нас уже не доходил, и дорогу освещал лишь фонарик Джосбери.
— Я сам это слово час назад узнал, — оправдывался он.
Темные контуры впереди приняли форму невысокого мола — мокрого, полусгнившего, ненадежного. Нет уж, я на эту штуку не полезу ни за какие коврижки. Джосбери, выпустив мою руку, запрыгнул наверх.
— У меня дед работал в речной полиции, — сказал он. — В начале пятидесятых люди еще не так волновались за свое здоровье и безопасность. Офицеры постоянно окунались, добровольно и не совсем.
Я скрестила руки на груди. Мне плевать, к чему он клонит. Я не поддамся.
— Туда, конечно, только хороших пловцов брали, но все равно — когда их потом выуживали, у половины развивалась эта самая потамо-как-ее. Тогда их снова вывозили на реку, в таких маленьких низкобортных лодочках. Как можно скорее. Это вроде как усадить в седло человека, который недавно свалился с лошади.
Значит, он хочет мне помочь?
— Спасибо за заботу, но давай как-нибудь в другой раз.
— Все так говорят.
Уверена, он произнес эти слова с мерзейшей из своих ухмылок.
— Идем обратно в машину.
Я решила попытать счастья в последний раз.
— Я что, — спросил Джосбери, наклонив голову, — похож на человека, который легко сдается?
Ладно, черт с тобой! Мы вместе прошлись по молу. На том берегу колыхался призрачный купол, венчавший собор Святого Павла.
— Когда начинается прилив, этот мол покрывает полностью, — сказал Джосбери. В этот миг я осознала, что мы, вообще-то, идем прямо над водой. — А в отлив речная полиция использует его, чтобы добраться на южный берег.
Я ничего не сказала. Я не могла понять, как будет лучше: сосредоточиться на огнях на том берегу и удерживать реку на периферии — или уставиться на носки собственных кроссовок и любоваться хороводом ряски через щели в настиле. На самом деле мне, если честно, хотелось одного: зажмуриться и вцепиться в Джосбери обеими руками, — но он бы такого не потерпел.
Мы прошли примерно два метра, когда Джосбери замер. Вода, подгоняемая ветром, неумолимо наступала. Каждая волна, даже самая крошечная, подбиралась ближе к нашим стопам. Джосбери обнял меня за плечи и сдвинул влево, чтобы заслонить от ветра. Очень, конечно, галантно с его стороны, но мне эта качка решительно не нравилась.
— Я предложил Дане, чтобы ты завтра опросила детей.
Облака плыли по небу, река переливалась всеми оттенками от черного до фиолетового, и яркие рубиновые круги плясали на ее поверхности. Я подняла взгляд. Рубиновый свет отражался от крана близ собора Святого Павла.
— Что? — сказала я, когда до меня дошел смысл его слов.
Он не отрываясь смотрел на мост Саусварк.
— Ты самая молодая. Тебя не будут бояться.
— Я, если честно, собиралась завтра побыть дома. Даже записку Таллок оставила.
— Да, она у меня в кармане. Талли ее еще не видела.
Я дождалась, пока мы снова встретимся глазами. Мы встретились — но лишь на одну секунду. Джосбери снова уставился на мост.
— Не время унывать, Флинт. Ты нужна команде.
Он врал. Теперь, когда выяснилось, что убийца по-прежнему на свободе, я снова была под подозрением. Он нашел записку, догадался, что я планирую сбежать, и теперь пытается этому воспрепятствовать. Все эти седла, лошади и дедушки-полицейские — полнейшая чушь. Теперь он глаз с меня не спустит.
Я отвернулась лицом к пляжу. Тут великое множество камней. Выбирай любой. Стоит отвлечь его хоть на миг, подобрать булыжник поувесистее, задрать руку повыше — и ударить посильнее… На его машине я смогу доехать до Портсмута еще до полуночи.
— Это за нами, — объявил Джосбери.
54
К берегу подплывал полицейский катер. Разгоняемые им волны уже плескались об утлый мол. Катер остановился рядом, и сержант средних лет бросил нам веревку.
— Прилив наступает, — сказал он Джосбери, пока тот вязал узел на ржавом клине. Сержант протянул мне большую морщинистую ладонь. — Залезай, красавица.
У меня уже закончились доводы. Я протянула сержанту руку, посмотрела в глаза, которые почему-то показались мне знакомыми, и забралась на катер. Там, в своего рода кабине, сидели еще двое офицеров. Катер дал задний ход, Джосбери в последний момент сорвал веревку с клина, ухватился за борт и ловко запрыгнул на палубу, как будто всю жизнь только этим и занимался.
Под рев мотора мы поплыли к середине реки. Дождь и речные брызги, похоже, соревновались, кому удастся сильнее нас вымочить. Шальная волна налетела на нос катера, но моему носу досталось тоже — я почувствовала во рту что-то соленое, с горькой маслянистой примесью.
— Констебль Флинт, знакомьтесь: сержант Уилсон, сотрудник речной полиции. Дядя Фред, это Лэйси.
Офицер, затянувший меня на борт, кивнул, бросил Джосбери спасательный жилет, а мне помог надеть точно такой же и отрегулировать застежку на талии. Затем он пригласил нас в небольшую каюту с окнами.
— Марк говорил, что ты отвыкла от воды, — сказал он, когда рев мотора немного стих за закрытой дверью.
— Я, кажется, никогда к ней и не привыкала, — ответила я.
Каюта, между прочим, оказалась на удивление шикарной: тут тебе и мягкие сиденья, и навороченная панель управления, и даже кухонька. Пахло пластмассой и дизельным топливом, но в нос не шибало.
Сержант Уилсон внимательно всмотрелся в мое лицо.
— Ну, надеюсь, тебе понравится. Пройдем до дамбы с парой остановок, вернемся часам к десяти. Если не возражаешь, я пойду на мостик.
Уилсон вышел, и мы услышали, как он, уже наверху, лезет к напарникам в кабину.
— Ну же. — Джосбери привлек меня к окну и рукавом стер конденсат со стекла. — Что может быть красивее ночной реки? — Заметив мое выражение лица, он внес уточнение: — Если, конечно, ты не барахтаешься в ней, а плывешь на катере.
Мы уже почти доплыли до моста Саусварк. Я раньше никогда не видела его с воды и должна была признать — втайне, разумеется, — что Джосбери в чем-то прав. Невидимые огни окрасили своды в бирюзу, а все здания вокруг — и старые, и новые — сияли медвяно-желтым. За мостом виднелся главный бриллиант в короне города — Сити.
— Дядя Фред?
— Мамин младший брат, — объяснил Джосбери. — Пошел по стопам отца. А ты как относишься к этому Ллойду — противница, сторонница?
Над крышами домов лучилась сиреневым светом продолговатая футуристическая конструкция. Я мало в жизни видела зданий, которые меня настолько бы впечатляли.
— Противница, — солгала я.
— Когда я был маленьким, дед еще служил. На выходных он брал нас с братом в речной патруль.
Огни реки одновременно отражались в струях дождя и искажались в иллюминаторах. Сочная лазурь, сверкавшая на верхушке Нэт Уэст Тауэр, роняла капли во все стороны. Фонари вдоль набережной походили на факельное шествие.
